Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 48

— Что это?

— Думаю, это поможет Вам в том, чем Вы сейчас занимаетесь.

Пиарт ещё сильнее напрягся и развернул лист. Перед ним была карта, явно изображавшая окрестности Академии. Четыре места на ней отмечали жирные кресты.

— Ничего не понимаю. О чём Вы говорите?

— Об убийстве молодого Шегта. Незадолго до смерти он отдал это мне на хранение. Кажется, сейчас она Вам нужнее.

— Отдал Вам?...  — Пиарт задохнулся от возмущения и совершенно запутался. — Значит, он посвящал Вас в... То есть Вы знали, что... И с чего Вы взяли, что я...

Вораго тихо засмеялся.

— Полагаю, скоро Вы и сами во всём разберётесь, но будьте осторожны — по-моему, Вы ввязались в кое-что опасное... А теперь, боюсь, мне пора. Одна молодая особа в Меертоне уже считает секунды.

ГЛАВА VIII

Весть о смерти рагнара облетела страну мгновенно — как чума облетает город, как дурманящий запах хмеля наполняет улицу. От выжженных Глазами Неба пустынь на юге до непроходимых лесов на севере, от скалистых Зубов на западе до беспредельного моря на востоке Рагнарат всколыхнулся. Знатные моны, богатые стахи, ведавшие торговлей, эги, возделывавшие землю, велги, ловившие рыбу в реках и по берегам островов, — все обратили взгляды к Альдараку, одному из личных владений рагнара и его семьи. Сказать, что случилось это неожиданно, — значит ничего не сказать, и всё же разговоры об убийстве если и велись, то в исключительных случаях и шёпотом: покуситься на жизнь повелителя вселенной, каждая капля крови которого священна, — на такое может пойти разве что проклятый духами человек, обречённый возродиться в чудовище из мира мёртвых. Испокон веков рагнары умирали достойно (или, по крайней мере, так представлялись их смерти народу Рагнарата, которого становилось всё больше со сменяющими друг друга веками, по мере того как Рагнарат поглощал близлежащие земли) — на поле брани или на одре болезни, окружённые лучшими целителями и семьёй. Смерть этого рагнара во цвете лет стремились отнести ко второму варианту, но свидетелей было слишком много — свидетелей того, как властитель мира во время одной из своих пирушек упал с лестницы и сломал себе шею. Как известно, слух — самая быстрая птица на свете, и представить это событие в более приглядном виде получилось только с большой натяжкой; так или иначе, и двух суток не прошло с падения рагнара, как последний раб в державе знал все обстоятельства, и часто это случалось раньше официального объявления от глашатая.

В столицу мигом направились, оторвавшись от своих владений, знатнейшие моны и мегоки — на похороны прежнего рагнара и для присяги новому; дороги оказались запружены, торговля затихла. В городах и селениях не смолкали разговоры; в Альдараке и его окрестностях волновались рабы — они не знали, что их ждёт: наследник рагнара даже не стал мужчиной, а такой печальной ситуации не возникало более трёхсот лет. Кроме того, их, конечно, подстёгивало отсутствие хозяев. Впрочем, это уже никого не удивляло: большинство монов считало, что в последние годы рабы вообще поразительно обнаглели и чуть что проявляют недовольство, гневя духов. К слову, в храмах по всей стране чуть ли не круглосуточно велись торжественные службы, а верховные жрецы всех основных культов (числом более сотни) тоже поспешили в Альдарак или поближе к нему. Туда же устремились всевозможные чернокнижники, ведуны, знахари и шарлатаны, которые стремились нажиться на всеобщем беспокойстве и бросались грозными пророчествами о наступающих тёмных временах.

Конечно, не дремали и враги и соперники Рагнарата, притиснутые его исполинским телом к морю или изгнанные за его пределы. Подняли головы гордые кентавры, вспомнили о равнинах горные великаны, устраивали празднества трёхглазые племена степных кочевников, вожди которых когда-то пили лошадиную кровь, в ярости давая клятву стереть Рагнарат с лица земли. Даже загадочные наги, которых оставалось всё меньше, проявили к внезапной смерти рагнара сдержанный интерес. Но всем известно, что, отправляя человека к духам, не следует скорбеть — ведь он оказывается в лучшем мире, полном блаженного забвения, здесь доступного разве что детям. Поэтому и в пределах Рагнарата смерть повелителя не вызвала в собственном смысле горя ни у кого, кроме его жены и сына.

Шесть дней жрецы готовили погребение рагнара в той высочайшей усыпальнице, что находится в Альдараке (вообще же в Рагнарате их девять — по числу месяцев и уделов рагнара, где в течение года останавливается его двор), и за эти дни страна начала потихоньку успокаиваться.

Ночью накануне того дня, когда должно было состояться погребение, Нери спокойно спала в своих покоях. Проснулась она от шума наверху — топота шагов и женских голосов. «Ведь совсем поздно», — удивлённо подумала она — или рано. Даже для слуг. Вслед за этой мыслью возникла другая, полная надежды: а если вернулся отец? Но потом она вспомнила, что рагнар умер. Значит, мон Гватха ещё несколько дней пробудет в Альдараке.

Шума становилось всё больше: Нери услышала шаги под окном, а к женским голосам вдруг добавился мужской. Поёжившись, она выбралась из-под покрывала, завернулась в домашний отрез ткани и скользнула к окну. Пели цикады. Во внутреннем дворе, залитом мягким лунным светом, перемещались и негромко переговаривались несколько людей с факелами, облачённых в чёрное — запретный цвет, цвет духов гниения и распада. Нери отшатнулась, поспешно зажгла свечу и направилась к выходу — и тут раздался крик. Женщина визжала в доме; она не поняла, где именно — но так пронзительно, как если бы ей причиняли невыносимую боль. Нери вздрогнула; сердце колотилось, и стук отдавался в ушах; она вышла и позвала Фасхи, потом Шильхе, но ей никто не ответил. Тяжёлые, чужие шаги теперь грохотали со всех сторон, и особенно снизу, в полной тишине. Кто-то что-то двигал, чем-то гремел.

«Воры», — пронеслось в голове Нери, и она прошептала себе:

— Не бойся. Не вздумай бояться.

Она вернулась в свою комнату, трясущимися руками достала из сундучка перочинный ножик — единственный острый предмет, который у неё был, — и побежала по коридору к лестнице. Нужно подняться наверх и проверить, как мама; сначала туда, а после — ко входу. Ещё не достигнув лестницы, она поняла, что с воздухом что-то не так. Едкий запах. Дым.

— Горим, — прошептала она, взбегая по лестнице. — О духи, это же пожар, — и, не способная удержаться, крикнула: — Матушка!..

В то же мгновение дверь на верхний этаж, на половину Реи, слетела с петель под мощным ударом изнутри — сапог; чужая, северная обувь. Нери вскрикнула: ей навстречу выступил высокий, прямо-таки огромный мужчина в чёрном, с закрытым повязкой лицом. А за его спиной по стенам и потолку ползло пламя.

Там осталась мама.

Нери рванулась вперёд, но мужчина спокойно и даже бережно перехватил её поперёк талии.

— Мона Ниэре, тебе лучше пойти со мной. Тебе не причинят вреда.

— Пусти! — он оставил свободными её руки, и она не глядя ткнула его ножом в бок; маленькое лезвие легко проткнуло ткань, но скользнуло по кости, не причинив ему серьёзного вреда. Он охнул, стискивая ей запястья, грязно выругался и потащил её к лестнице — хватка у него была железная. Нери выронила свечу и нож, но ухитрилась извернуться и попасть ногой ему по колену; она непрерывно билась и кричала, плача от отчаяния. Когда мужчина, лишь немного запыхавшись, сволок её вниз, она увидела, что уже весь дом охвачен пламенем; повсюду метался свет факелов, но даже они казались туманными пятнами в дымной завесе. Нери кашляла сквозь рыдания, ни на минуту не прекращая рваться; всё это походило на страшный сон. Люди с факелами, с закрытыми лицами переходили от одного предмета к другому, из угла в угол, с этажа на этаж, поджигая всё, что видели; несколько из них сгрудились у входа и ловили женщин, с криками выбегавших из своих комнат; потом их выволакивали на улицу. Крики доносились теперь и со стороны кухни, и от половины рабынь-наложниц мона Гватхи; мимо них пронёсся, распахнув рот в непрерывном вопле, совсем ещё юный раб; он бросился с кухонным ножом на одного из людей у входа; сверкнула сталь, и он тут же упал, зажимая рану в груди.