Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 62

Однако ждать ей не пришлось. Из-за спины, от входа в шалаш, донеслось утробное рычание. Нери обернулась.

Перед ней стоял исполинских размеров волк: желтоватые клыки обнажились, а под промокшей шерстью бугрились мышцы.

ГЛАВА XVIII

«Ах! Сколь жизнь тому ужасна,

Кто во глубь её проник»

(В.А. Жуковский «Кассандра»)

Пиарт умер вечером.

Вораго сделал всё, что было возможно, обнаружив незаурядные познания в медицине. Он бился над раненым с молчаливым упорством; Мей помогал в каком-то полубреду, проклиная себя за то, что не владеет целительной магией. Никогда ещё он не чувствовал себя таким бесполезным, и давно такой тягостный холод не сжимал сердце.

Пиарт то приходил в сознание, то снова терял его, лежал неподвижно и только провожал их обоих непривычно мягким, благодарным взглядом — это было вдвойне больно видеть на его обычно хмуром или насмешливом лице.

Как сбивчиво объяснил математик между перевязками, он давно подозревал Ректора и потому последовал за ними. Карлиос его одного, кажется, полностью поверял в свои тайны, так что он расшифровал карту почти одновременно с Пиартом. Однако убийца успел к храму раньше; Вораго схватился с ним после выстрела, но тот вырвался, да и не до него уже было — Пиарт упал, раненный.

— Кто это был? — выдохнул Мей после очередной пробежки к ручью ниже по склону.

— Я знал его, — колдуя над Пиартом, Вораго сохранял удивительную способность ясно рассуждать. — Он появлялся в Академии несколько лет назад. Давний друг Ректора. Мы попросим его показать все бумаги, как только вернёмся. Не знаю как, но я докажу его вину. Понятия не имею, зачем Ректору было подстраивать смерть парня, но это факт.

Описание убийцы, разумеется, в точности совпадало с видением из бани. Мей промолчал. «Мы попросим». Неужели он правда верит?... Пиарт на земле что-то хрипел, и его лицо покрывалось пепельной серостью.

Вскоре его не стало.

Мей видел эту смерть. От развалин уже ползли длинные тени, когда Вораго закрывал ему глаза и бережно, точно касаясь дорогого стекла, разжимал пальцы, в последний миг сдавившие ему запястье. Мей украдкой взглянул ему в лицо — и отвернулся.

Долго стояла тишина. Мей отошёл вниз по холму и смотрел, как тонут в сумерках перелески и пустоши. Он давно не молился богам, но теперь потянуло. Он недолго знал Пиарта, а на душе было так гадко, будто умер кто-то близкий и важный.

Ректор Академии. Подстроил смерть студента, подослал к Пиарту отраву... Как низко. Что святого осталось в Обетованном, если это был Ректор?

«... если это была Анна?» — эхом донеслось из прошлого.

Когда стемнело, он вернулся. Вораго застыл на коленях возле тела (язык не поворачивался называть это Пиартом) и сам напоминал полуразвалившуюся колонну. Мей тронул его за плечо.

— Надо похоронить его, — сказал он. — Или он должен упокоиться в Академии?

Математик качнул головой.

— Вообще — должен, но не теперь. Не захотел бы он остаться в той земле, — он встал и добавил, не глядя на Мея: — Пусть лежит здесь. Зароем пепел у подножия. Тут хорошо — ветер, леса. Он это любил.

Они долго возились с помостом и ветками, но костёр сложили. Ночь стала багрово-яркой. Мей держал мешочек с трофеями Пиарта из отмеченных на карте мест; это казалось теперь смешным и ненужным. Дым поднимался к небу. Вораго приложил костяшки пальцев сначала к высокому гладкому лбу, потом к губам и к груди; отвернулся и молча ушёл куда-то за развалины. А Мей, несмотря ни на что, понимал, как чудовищно устал.

* * *

Утром Вораго стал методично собираться. Мей, проснувшись (а спал он на удивление крепко — даже стыдно стало), кинулся к своим вещам. Математик удивлённо покосился на него.

— А Вы куда?

— В Академию, конечно. С Вами.

Вораго с досадой вздохнул.

— Благодарю, я и сам прекрасно доеду. И с Ректором разберусь, — встретив недоумевающий взгляд Мея, он добавил: — Странный Вы человек, господин Онир. Вам уже нечего делать в Академии. Спасибо за помощь.

— За помощь...  — повторил Мей, не зная, принимать это как сочувствие или как жестокое издевательство. Он не принёс помощь, а усугубил зло. — То есть Вы прогоняете меня?

— Я не имею права Вас прогонять, — математик сделал глоток из фляги, и струйка вина кроваво прочертила резкую линию его подбородка. Отёр локтём, шумно выдохнул. — Думал, Вы понимаете, куда идёт Ваша дорога, — он махнул рукой в сторону развалин.

Мей тоже посмотрел на них — желтоватые и тоскливые, как скелет исполинского чудища. И где-то там, среди его костей — разгадка, за которую погибли по крайней мере два хороших человека.

— Вы хотите, чтобы я остался в храме, — медленно проговорил он, начиная осознавать, что обречён.

— Я хочу, чтобы Вы отправились туда, — Вораго теперь глядел на него в упор; глаза у него были синие, до странности яркие. — А разве Вы не того же хотите?

У Мея пересохло в горле. В памяти ожило всё — и жажда познавать в Долине Отражений, и замок Ниисов, и Близнецы, и гортанный шёпот Анны, и долгие пустые скитания... Перстень с чёрным камнем налился тяжестью.

В конце концов, он уже побывал в другом мире. Почему бы не попробовать ещё раз?

— Счастливой дороги, Вораго, — сказал он наконец. — Я знаю, Вы хотели помочь нам.

— Докопайтесь до правды, если сможете, — ответил математик, коротко пожимая ему руку. — В Вашей власти разобраться, чем занимается Ректор.

— Я постараюсь, — пообещал Мей.

— Я бы жизнь сейчас отдал за то, чтобы хоть год обладать Вашим Даром.

Мей попытался улыбнуться.

— А я бы — за то, чтобы год прожить без него.

Как только всадник скрылся вдали, Мей поднялся к храму и прошёл через нечто, когда-то бывшее аркой. Вокруг толпились колонны и истуканы со стёршимися чертами. Он прошёл в остов основного здания: крыши не было, но сохранились ступени, круг колонн и пористый валун в центре. Мей присел на корточки, провёл пальцами и зажмурился, наслаждаясь. Это место дышало волшебством, пропиталось им, как губка водой. Ему казалось, что он слышит гул в пыльном воздухе и видит мерцание, улавливает голоса из прошлого, которые молятся или проклинают на умерших языках. Когда Мей открыл глаза, в камне появилось четыре небольших углубления — три, расположенные треугольником, и одно в середине. Он запустил руку в мешок.

— Пройти через огонь, — прошептал он, кладя в первую выемку горсть высохших ягод брусники. — Умереть, — листья ядовитого бересклета. — Возродиться, — веточка молодой сосны.

Оставался «ключ». Мей поправил узел с вещами, подумал о Кейле, об Атти и двух её дочках. И, сжав кулак, поднёс руку к последнему углублению. Камень подошёл идеально.

Потом храм исчез, и мимо Мея понеслись числа, троны и чужие созвездия.

ГЛАВА XIX

«Я отдохнувший взгляд обвёл вокруг,

Встав на ноги и пристально взирая,

Чтоб осмотреться в этом царстве мук»

(Данте Алигьери «Божественная комедия». Ад, IV, 4–6. Пер. М. Лозинского)

В нос ему ударил густой, медовый запах, и он поднялся, отплёвываясь от махровых белых лепестков. Так, цветы. По крайней мере, что-то знакомое. Это обнадёживает.

Мей быстро осмотрелся. Зелёную, вполне нормальную и правдоподобную полянку, где он оказался, окружали уродливо изогнутые деревья — выглядели они так, будто их долго и старательно перекручивали. Он ещё не успел составить впечатление о месте, где находился, когда тишину прорезал женский вскрик.

Оказалось, что недалеко от него стоит шалаш, у входа в который застыли друг напротив друга... Мей замешкался. Вероятно, можно было сказать, что это девушка — а скорее даже подросток, ещё не сложившаяся, худенькая девочка в неопрятных лохмотьях, с криво обрезанными волосами сумасшедше-зелёного цвета. Зажав в руке нож, она неотрывно смотрела на зверя, а зверь — на неё. Опять же — это вроде бы был волк, но такой огромный и с шерстью такого странного ржавого отлива, что Мей засомневался в своих предположениях.