Загробная карьера Саши Маузера (СИ) - Пасацкий Александр. Страница 71

— Эй, ты чего? Это же я, Саша Маузер, не узнал?

Громкое рычание перешло в низкое и тихое, и звучало, как будто предупреждение. Тьфу-ты, я уже было подумал, что он меня защищает, а оказалось, что он просто за свою территорию сражался. Теперь понятно, где щенок столько времени пропадал. Наверное, у него где-то неподалеку и нора есть, и жена с детишками его дожидаются. Правильно Лю сделал, что на цепь его не посадил. Он, правда, и не собирался, но все же… Не будь здесь волчонка — я бы уже переваривался в желудке приспешника королевы.

А с другой стороны, если посудить, то я для этого алабая вообще чужой человек, просто один из охотников, что живут здесь. Вот будь на моем месте Лю, который его с самого детства воспитывал, или Кира, которая его постоянно всякими обрезками подкармливала, тогда другое дело. Поэтому гладить зверя по голове в благодарность за спасение я не стал. Лучше подумаем теперь, что нам делать дальше. В принципе, направление понятно, стрелка на дереве есть, и такие ориентиры раскиданы по всему лесу. Оторвав листья растущего неподалеку громадного лопуха, я как мог перевязал ими колено, связав все стеблем. А подобранная тут же сучковатая палка вполне сошла за посох.

— О-хохоюшки-хо, — забормотал я под нос спустя десять минут, тронувшись в путь. — Ничего, Мафую — девчонка, что надо, кремень, а не человек, она везде выход найдет. Вот увидишь, вернется, не моргнув глазом, да еще и скажет, что просто гуляла, — но спустя еще некоторое время успокаивание самого себя перешло в откровенную злость. — Блин, Мафую, ну вот и надо было тебе дергаться? Ответил бы я на этот дурацкий вопрос, и ничего бы не случилось. Как я без тебя теперь дома покажусь? И с чего королева вообще решила мне загадки загадывать? Тоже мне, ребусник, блин!

***************

Когда я бродил по пустыне, то мне казалось, что хуже места на планете не найти. Тогда бы я все отдал, чтобы вернуть обратно в родные джунгли. Но сейчас, когда это случилось, стало ничуть не лучше.

Даже после перевязки колено продолжало болеть, более того, я был уверен, что под листьями оно распухло и посинело. После телепортации у меня кружилась голова, а полученный во время схватки адреналин выветрился, оставив лишь вялость и апатию. На десерт еще и мутить начало, как будто я бухал где-то две недели, и теперь бреду домой, не имея в кармане ни копейки на опохмел. Стрелки исправно указывали дорогу, но я знал, что до конечного пункта мне еще далеко. Если на машине долго ехать, то пешком идти, само собой, еще дольше. А между тем идти становилось все труднее и труднее.

Наткнувшись на какой-то ручей, я напился, умылся, обмыл колено, наложил новую повязку. Желудок заурчал, требуя какой-нибудь жратвы. Сцепил зубы, вспомнив Мафую, и решительно поднялся, решив в целях скорейшего заживления раны провести лечебное голодание. Вся моя одежда осталась в пустыне, комары жадно кусали незащищенное тело, колючие кусты больно царапали все, куда могли дотянуться. Вскоре мысли о спасении перетекли в неприятные воспоминания, связанные с прошлой жизнью…

На седьмом или восьмом километре пути меня неожиданно догнал волчонок. Некоторое время он шел за мной, принюхиваясь, будто запоминая мой след, потом исчез, но вскоре снова появился, и решительно перегородил мне путь.

— Чего тебе? — буркнул я, больше не испытывая перед ним страха, скорее досаду на то, что он пройти не дает. В ответ щенок завилял хвостом, и протянул мне зажатую между зубами палку. Да, точно, Лю с ним так упражнялся — бросал деревяшку далеко в джунгли, а волчонок ее находил и приносил. Блин, я тут топаю, из последних сил выбиваюсь, а ему играть приспичило!

— Да иди ты к едреней фене, — я попытался обойти его, но щенок вильнул следом, еще и к земле припал передними лапами, глядя на меня умоляющими глазами. Поразительная, однако, перемена — там, на поляне передо мной был хладнокровный, неумолимый убийца, а теперь обычная собака, та самая, что лучший друг человека. Хотя, чего это я, он же переводняк, а не чистокровный волк. Может, даже от собаки и был рожден. — Ну, чего? Палку бросить? Ладно, давай ее сюда, но только больше меня не доставай, договорились?

Уже без опаски приняв из его пасти деревяшку, я размахнулся, и зашвырнул ее далеко в кусты. Грациозная серая тень мелькнула, и исчезла, но спустя минуту вернулась опять, выплюнув деревяшку мне под ноги.

— Шо, опять? — и снова виляние хвостом. — Тебе что, заняться больше нечем? Эх, ладно, давай сюда.

В этот раз я постарался кинуть палку как можно дальше, а потом, не став дожидаться его возвращения, заковылял прочь со всей скоростью, на какую был способен. Но шагов через двадцать в боку как будто что-то лопнуло, ноги подкосились, и я сел на землю, выдав в пространство длинный, болезненный стон. Так, наверное, стонет работяга, отпахавший двенадцать часов на заводе, после того, как ему сообщили, что придется остаться еще и в ночную смену, иначе уволят. Все, не могу больше, хоть убейте, не могу. Надо передохнуть, может даже поспать. Я оглянулся — волчонок сидел неподалеку, склонив голову набок и подняв торчком уши, и наблюдал за мной с искренним недоумением.

— Чего зыришь? — виляние хвостом. — Лучше бы смотался домой, и помощь мне привел. Домой, понял? Лю, хозяин, понял? Ну да, ты же только наполовину собака, откуда тебе понимать, — привалившись спиной к стволу дерева, я закрыл глаза, уносясь в блаженную, успокаивающую дремоту.

Проспал, наверное, минут двадцать, а проснулся от того, что чей-то большой и влажный нос старательно обнюхивал мое лицо. Было щекотно, и я отмахнулся рукой. Нос спустился ниже, зубы потянули повязку на колене, срывая ее. И внезапно шершавый язык прикоснулся к коже, старательно проводя языком по разбитому колену. От такой неожиданности я аж подскочил, а волчонок отпрыгнул в сторону, и сел, глядя на меня настороженно, но без прежней злости.

Я медленно перевел взгляд на колено, потом на него. Где-то я слышал, что собаки зализывают себе раны, но никогда не видел, чтобы они зализывали их людям. И уж тем более волки. Может, он так помочь хотел? А ну-ка, попробуем его приручить, все равно он уже частично прирученный, да и больше ничего не остается.

Вспомнив, как с ним обращался Лю, я сложив губы трубочкой, и попытался свистнуть. Уши волчонка встали торчком, он вильнул хвостом и осторожно приблизился, держа дистанцию. Честно говоря, мне уже было пофигу, рассердится он или нет, поэтому я протянул руку. Волчонок медленно шагнул вперед, и понюхал ее, даже лизнул разок. А потом робко подставил громадную голову, и я погладил его, насколько мог дотянуться.

— Хороший песик, хороший, — он звука моего голоса в его горле что-то ласково заурчало. — Видишь, оказывается, не такой уж я тебе и чужой человек. Может, тебе имя дать? Один ты у нас безымянный и остался. Как же тебя назвать? Белый Клык?* Да нет, слишком длинно. Может, просто Клык? Или просто Белый? Да какой ты белый, ты серый, как кошка ночью. Во, придумал, знаешь, у меня когда-то в детстве была собака, пока ее машина не задавила. Сосед на самосвале, гнида, пьяный был в зюзю. А пса Казбеком звали. Казбек! — уши встали торчком. — Во, уже отзываешься. Казбек! — виляние хвостом. — Все, решено, так тебя и буду называть. Ну что, Казбек, заболтались мы с тобой, пора дальше идти.

С большой неохотой я поднялся, опираясь на свою палку-посох. Был бы я местным отшельником, так бы и остался там сидеть, разговаривая с волчонком, а потом сам с собой. Но хотелось все же домой, к друзьям. А идти теперь не так страшно, если что, Казбек защитит. Получивший имя волчонок снова направился за мной, то пропадая из виду, то снова появляясь, словно для того, чтобы убедиться, что со мной ничего не случилось. Время от времени по его рычанию я угадывал, что он наткнулся на какой-то источник мяса, но, видимо, еще не настолько ко мне привязался, чтобы поделиться. Ничего, если выберемся, я ему такую кость найду, что он ее будет три дня грызть, заслужил.

Между тем мое положение становилось все опасней и опасней. Солнце уже давно перевалило за вторую половину дня, и, не имея под рукой никаких запасов, я рисковал умереть с голоду, либо же самому стать пищей для всяких тварей, что вылезают по ночам. Костер мне не развести, на дерево не залезть, оружия в помине нет. Дошагав до громадного ветвистого дуба, я снова остановился, чтобы чуток поразмышлять. И тут мое внимание привлекла доносившаяся откуда-то приглушенная музыка. Замерев на месте, я максимально напряг оба уха, и в следующую секунду готов был поклясться, что слышу слова: