Двоедушница (СИ) - Клекач Тамара. Страница 18

Алмаз с дефектом рассыпался на глазах. Игорь, как ненормальный ползал на коленях, пытаясь поймать осколки своих разбившихся надежд.

Вода, вернувшая себе энергию всех тех несчастных людей, которую он так страстно жаждал, поднялась столбом и с довольным всплеском вернулась на место, разбивая в дребезги лёд под нашими ногами.

Я стояла на снегу. Было так тихо, что я слышала собственное сердцебиение. Чей-то голос за моей спиной отчаянно звал меня по имени. Под ногами мирно бежала вода сквозь узор трещин, и я едва балансировала на остатках льда. Через секунду я провалилась.

Ледяная вода острыми льдинками колола глаза и обжигала горло, пока тёмной толщей не сомкнулась надо мной.

Костя вытащил меня из воды. Перевернув на живот, он хлопал меня по спине, чтобы из лёгких вышла вода.

— Что же ты наделала!?

Мне не было больно. Не было холодно. Просто было тихо. Очень тихо. И так красиво падал алмазными хлопьями снег.

Если бы это было кино, то звучала бы печальная музыка, а голос за кадром произносил бы какую-нибудь философскую речь с непонятным для всех смыслом. Но это было не кино, и снег всё также падал на холодную землю.

Часть вторая. Орден белой лилии

Глава 1. Одна из девяти.

Чёрная дыра нависала надо мной. Её водоворот затягивал меня, отрывая от земли, от моего тела.

Часть меня, слабая и надломленная, стремилась туда, но другая часть, которая была дочкой, внучкой, племянницей, любимой девушкой, и, возможно, даже подругой, всеми силами цеплялась за истощённое тело.

Три дня пробыв в состоянии за гранью жизни и вне досягаемости смерти, я наконец-то пришла в себя. Костя спас меня, дав мне славноизвестный "Облик". Всё это время он не отходил от меня ни на шаг. Глубокие тени залегли под его прекрасными карими глазами, смуглая кожа натянулась на осунувшемся лице, а голос совсем охрип.

— С возвращением, — прошептал он, целуя мои руки.

Почему я так долго не приходила в себя, он не знал. И, тем более, не знал, что будет дальше, что именно откроет во мне зелье, и какие у этого будут последствия.

А дальше… Дальше не было ничего. Я по крупицам собирала себя заново, раскладывала по местам всё то, что делало меня мной, хотя и не прежней. Уже нет.

Это сложно было описать словами. Скажем так, красное не стало розовым, а розовое — красным, просто у них появилось гораздо больше оттенков, чем я видела или даже допускала раньше.

Зелье исцелило все физические недостатки: позвоночник выровнялся, и я теперь была немного выше; голень, травмированая в детстве, больше не крутила; все шрамы и морщины, о которых мне всё время напоминала мама, разгладились; кожа стала чище, а волосы гуще и гораздо длиннее.

Но были также и неуловимые изменения. Когда я смотрела на себя в зеркало, мне казалось, что мои глаза, ставшие ещё зеленее, жили своей жизнью, словно что-то или кто-то поселился в них и молча наблюдал за происходящим.

В течение двух недель после пробуждения мне снилась та самая дыра. Снова чувствовуя её притяжение, я просыпалась. Костя вытирал мне лицо мокрым полотенцем, подавал стакан холодной воды, и даже подкуривал для меня сигарету. Натерев мои виски лавандовым маслом, он убаюкивал меня нежными поцелуями, пока я вновь не засыпала.

Серые полупрозрачные волки со светящимися глазами меня уже не беспокоили. Костя говорил, что они пришли вместе со мной с той стороны, и питались моей силой, но он был уверен, что они исчезнут, когда я окончательно окрепну.

Чем больше я пыталась понять, что же именно во мне изменилось, тем больше оно ускользало от меня. Каждый раз, когда мне казалось, что до ответа мне оставалось лишь сделать один шаг, или всего лишь протянуть руку, как я понимала, что это всего лишь мираж, и горизонт всё ещё был недостижим.

Оставив эту затею, я решила вернуться на работу, больничный всё равно не мог длиться вечно. Костя был категорически против, но решать было не ему. Он винил себя за случившееся со мной, хотя вслух этого не произносил, но этого было и не нужно. Перемены коснулись не только меня, но и его, и я это чувствовала.

Февраль был тёплым, дождливым и туманным. С каждым днём я всё быстрее набиралась сил. Магия тоже возвращалась: стоило мне о чем-нибудь подумать, например, намазать руки кремом или расчесать волосы, как всё необходимое тут же появлялось прямо передо мной.

Костя радовался вместе со мной, каждый раз отмечая, что я становлюсь сильнее, но мимолетная тень чего-то тревожного, скользившая в его глазах, меня беспокоила, как беспокоило и то, что он ко мне не прикасался.

Всё бы ничего, но близость его мускулистого тела, прикосновения шершавых рук будоражили все мои нервные окончания. Желание раскалёнными потоками разливалось по телу.

В конце февраля моё "понимание" Костных причин себя исчерпало. В конце концов, я же одной ногой на том свете побывала, и должна же была после такого наслаждаться жизнью еще больше прежнего!

Костя как раз вышел из ванной. Капли воды стекали с его волос по упругому молодому телу. Ммм… Ведьма во мне отлично знала, что мне сейчас нужно, и бесприкословно выполняла мои желания.

Едва его ноги повернули в сторону кухни, шнурок на штанах, ловко развязавшись, крепко зацепился за спинку стула.

— Что за…

Проигнорировав его возмущение, штаны треснули по швам, и деловито поползли под стол.

— Ну, и что ты делаешь? — Костя повернулся ко мне абсолютно голый, сложив руки на груди в ожидании объяснений. Обласкав жадным взглядом каждый милиметр его тела, я встала с дивана, на ходу снимая с себя тунику.

— Нина… — начал причитать он таким тоном, будто был робкой девчонкой на первом свидании.

— Костя, выключи дурочка! — отрезала я. Сопротивляться он даже и не пытался, что было весьма мудрым решением с его стороны.

Наладив последний, так сказать, элемент, жизнь-река снова вошла в своё русло — работа, дом, Костя. Так незаметно пролетел февраль, и настала весна. Теплом она, конечно, сразу жаловать не стала, но весёлое журчание ручейков вдохновило меня даже отметить глупый женский праздник.

Сама, конечно, была в шоке от этого, потому что я праздники не любила вообще, но в этом году мне хотелось завести новые традиции, попробовать что-нибудь новое, начать новую главу своей жизни.

После двух бокалов шампанского и невероятно нудного и монотонного рассказа Кости про какое-то очень важное солнечное затмение, я пошла спать. Мой организм плохо переносил спиртное, поэтому в начале четвёртого утра я проснулась.

Голова была тяжелой, живот сводило. Не желая будить Костю, я наощуп прокралась к туалету, тщетно пытаясь нашарить в темноте выключатель и одновременно сдержать рвоту.

Мучительно скрипнула дверца шифонера, когда и я наконец-то нашла выключатель.

— Проклятые коты! — прошипела я, шире открывая дверь туалета, чтобы можно была рассмотреть, что же маленькие сволочи потрошили в этот раз.

Шифонер был приоткрыт, но кроме сонного Севера, недовольно приоткрывшего один глаз, в коридоре никого не было.

— Странно, однако, — прошептала я и потянулась к двери, чтобы закрыть её. — … Ааа! — Шелестящий пакет с изогнутым котом вывалился на меня с верхней полки. — А что б тебя! Ну, не животные, а сущее наказание!

От испуга я напрочь забыла про рвоту, а крик мой естественно разбудил Костю.

— Нина?

— Я здесь!

— Нина…

— Прости, что разбудила. Тут это… — Я закашлялась и повернулась к Косте. — Костя? — Бледный с круглыми глазами он смотрел на меня открыв рот, видимо пытаясь подобрать слова, но так и не смог, поэтому со всё тем же странным видом указал мне на зеркало.

Зеркало, высотой с человеческий рост, висело в прихожей возле шифонера. Я нахмурилась, не понимая, в чём вообще дело. А вдруг я поседела от испуга?

Лучше бы поседела. То, что я в нём увидела, не больше не меньше могло лишить рассудка: из зеркала горящими глазами на меня смотрела огромная кошка.