Грета и Стеклянное Королевство (ЛП) - Джейкобс Хлоя. Страница 56

Фейри пообещали отправить ее обратно в мир людей, если она им поможет. Быть может они в любом случае намеревались отправить ее обратно?

Нет. Не только ее. Каждого, кто может им помешать. Значит, наверно, она здесь не одна.

Ее сердце забилось, когда она всмотрелась в крошечную поляну перед пещерой. Айзек прислонился к дереву, скрестив руки, выглядевшими такими же большими и приводящими в ужас, как и прежде. Его волосы спутаны, а одежда разорвана, на шее длинная царапина.

Он выглядел потрясающе.

Как только он выпрямился и шагнул ей навстречу, она побежала к нему, прыгнула в его объятия и обвила ногами талию, а он засмеялся.

Его большие руки обвились вокруг нее, поднимая девушку вверх, и он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, как человек потерпевший кораблекрушение целует твердую землю после того, как его выбросило на берег. Она была в таком отчаянии, ей нужно было знать наверняка, что он настоящий, что все это реально.

— Айзек.

Губы коснулись губ. Она обняла за шею и посмотрела в его захватывающие аметистовые глаза. Ощущение было настоящим.

— Это ведь не сон, верно?

— Не сон.

Он снова поцеловал Грету, но позволил ее ногам опуститься на землю, пока она не встала, крепко прижавшись к нему всем телом.

— Но мы, конечно же, больше не в Милене, — резко сказал он, в его голосе слышалось беспокойство.

— Непокорный, безрассудный человек. Что ты на этот раз сделала?

От этого знакомого хмурого взгляда ей хотелось засмеяться от радости. Она могла бы справиться с этим. Она могла справиться с чем угодно, кроме дикого рычания, в котором не было сарказма и высокомерия, которого она так жаждала.

— Я? Почему если что-то случается, то всегда виновата я?

— Потому что Беда — это твое второе имя.

Его руки сжались крепче, как будто он боялся отпустить ее. Она чувствовала то же самое и не смела ослабить хватку.

— Вообще-то, Матильда, но я всегда его ненавидела, так что можем заменить его на Беду, если хочешь.

— Ты всегда отшучиваешься.

При этих словах она посерьезнела.

— Нет, Айзек. В тот момент, когда ты стал Потерянным… не было ничего забавного. Ты ужасно напугал меня.

Он поглаживал ее щеку так, как будто она могла исчезнуть.

— Луны полностью поглотили меня. Я ничего не чувствовал, кроме желания охоты и привкуса крови во рту, когда нагонял добычу. Я бежал и бежал, а затем влияние лун ещё больше ослепило меня. Я не хотел ничего, кроме их вздохов, пронизывающих меня, как ветер, говорящих, что я принадлежу им. Я был наполнен силой земли, даже когда сокрушал ее с каждым своим шагом.

Его большой палец приподнял подбородок девушки, пока она не встретилась с ним взглядом сквозь размытую пелену влаги.

— Почему ты плачешь?

Он казался смущенным.

Она закусила губу, сердясь на себя за то, что не смогла сдержать свои глупые эмоции.

— Это прозвучало так, будто ты не хотел возвращаться, будто будучи Потерянным ты нашёл свободу, которая лучше всего того, что у тебя было прежде.

В какой-то степени она могла понять это. Все обязанности короля гоблинов больше не имели бы никакого значения.

— Больше никаких тяжких обязанностей возложенных на короля гоблинов. Больше никаких разочарований. Лишь свобода.

— В каком-то смысле ты права. Часть меня не хотела ничего, кроме объятий Великой Матери и заботливого сияния ее дочерей. Я был более спокоен, чем когда-либо… кроме случаев, когда я был с тобой.

Она вздохнула и посмотрела на него.

— Правда?

— Я не чувствовал себя Потерянным… пока не услышал свое имя. Ты единственная, кто называет меня по имени. Ты была тем галстуком, который нельзя было разорвать, единственной ниточкой, которая связывала меня с той другой жизнью. Я чувствовал, что это сдерживает меня, хотя этот галстук и был нежным, как хрупкий шелк теридианского паука.

Он провел пальцем по ее руке, изображая линию, будто тянул паучью паутину.

— Сначала это злило меня, — продолжил он. — Когда я дернул ее, то ожидал, что она достаточно легко сломается. Но она не сломалась, а растянулась.

— Я тоже это почувствовала, — прошептала она.

Он нахмурился.

— Но затем ты снова ушла. Луны предъявляли свои требования, и я ничего не мог сделать, кроме как подчиниться им. Я снова начал бежать, убивать, выть, но через некоторое время услышал, как твой голос снова зовет меня. Сначала это был только шепот, и я продолжал игнорировать его, но ты не сдавалась. Ты продолжала искать меня, и что-то во мне позволяло тебе находить меня.

— Ты бы не позволил мне уйти, если бы все было наоборот, — она приобняла его за шею. — Я должна была попробовать.

— Когда ты дотронулась до меня, я вспомнил.

Он обернул ее локоны вокруг своей руки.

— Эти простые косы и то, как твои нос и щеки краснеют на холоде. Я вспомнил, как ты ставила руки в боки или скрещивала их, когда мы спорили.

В его глазах горел огонь, когда он осматривал ее лицо, не тот же сумасшедший или дикий, но очень интенсивный.

Когда его вторая рука скользнула под край ее рубашки и дотронулась до кожи так, будто оставляя метку, она вздохнула.

— Я вспомнил, что ты смотришь на жизнь, как на соревнование, которое всегда должна выигрывать и то, что в моих руках ты одновременно и нежная, и сильная. Я вспомнил яркую синеву твоих глаз, и как они превращаются в лёд или жидкий огонь, в зависимости от того, целовал ли я тебя или сердил.

— Ты всё это вспомнил от одного прикосновения? — пробормотала она, затаив дыхание.

— Я всё вспомнил. Твое прикосновение вернуло всё на свои места.

Грета сдержала всхлип от облегчения, когда он вовлек ее губы в такой глубокий поцелуй, что она ощущала его всем телом, вплоть до пальчиков ног. Когда Айзек целовал ее, было такое ощущение, будто Грета падает с обрыва, становясь невесомой и свободной, и она ответила на его поцелуй с такой же пылкостью. Он не был нежным, но ей этого и не хотелось. Ей нравился ее грубый, властный гоблин с капелькой дикости. Капелькой дикости, не всей.

— Быть может тебе следовало отпустить меня. Или мне следовало отпустить тебя, — смеясь, пробормотала она. Но, казалось, никто из них не спешил отодвигаться.

— Я бы предпочел, чтобы ты никогда меня не отпускала, — сказал он, внезапно серьезным тоном. — Но если тебе придется, то знай, что благодаря тебе я никогда не стану по-настоящему Потерянным. Ты всегда сможешь призвать меня обратно.

Она улыбнулась и поцеловала его в подбородок.

— В любом случае, это было просто предположение. Мне хорошо прямо здесь и сейчас.

— Ты бы пришла за мной, если бы я остался Потерянным? Охотилась бы на меня и проткнула бы мне сердце своим мечом?

Его голос был тихим, его губы находились в сантиметре от ее собственных.

Девушка прикусила губу.

— Я не знаю.

Она покачала головой, дрожь сотрясала ее изнутри. Не хотелось думать об этом. Она не ощущала себя тем человеком, который ударил его огнем и льдом. Теперь, когда магия исчезла, и она была просто Гретой… Гретой, которая любила его так сильно, что было трудно дышать… смогла ли бы она так же поступить?

— Никогда не заставляй меня снова предстать перед таким выбором, хорошо?

Прежде чем смогла договорить до конца, она наклонилась вперед, снова прижалась губами к его губам и открыла рот, позволяя его языку внутри соприкасаться с ее собственным.

Вскоре поцелуй стал ее целым миром. Грета нуждалась в этом больше, чем в воздухе. Они продолжали до тех пор, пока она больше не могла прямо смотреть или стоять без его объятий, пока Айзек не провел по каждой ее косточке, отмечающих ее грудную клетку, вплоть до самой верхней ее части, и она хихикнула. Кто же знал, что девушка боится щекотки?

Он откинулся назад, и она вздохнула, пытаясь замедлить бешеное биение своего сердца.

— Спасибо, — сказал он.

Она сглотнула.

— За что? За произошедшее с Потерянным?

Он вновь поцеловал ее, теперь уже нежнее, но его взгляд не смягчился, и его теплая тяжесть заставила ее так вспотеть, будто она пробежала многие километры.