Зимний сон Малинки (СИ) - Логвин Янина. Страница 6
Когда Наташка прибежала, я сидела за столиком над двумя чашками кофе-эспрессо, подперев кулаками щеки, и вспоминала Димку в школе, отказываясь понимать, почему он так поступил.
Да, мы не дружили, это правда. Да и сложно дружить с тем, кто всю жизнь живет с задранным носом. Круглый отличник, лучший спортсмен, хорош собой. Кажется, уже тогда его отец был важной шишкой, потому что вещи у Димки были самые лучшие. Если бы он не строил из себя чванливого зубрилу и научился улыбаться, отбоя бы от девчонок не было. Хотя… Кажется, отбоя от девчонок у него и так не было. Особенно в выпускном классе. Просто это я тот период жизни плохо помню. Тогда все мои мысли занимал Кирилл Мамлеев, который учился на класс старше, не давал мне проходу, и к моему выпускному классу уже успел поступить в университет. А еще, помнится, Гордеев приходился Кириллу не то двоюродным, а не то троюродным братом. Вот только в школе они совсем не общались. И даже терпеть друг друга не могли. Но что, если все изменилось, и сейчас они дружат?
Так неужели это из-за Мамлеева он себя так повел? Но почему? Ведь я никогда и никаким боком их семью не беспокоила и не заслужила такого неуважения!
В общем, да. Я расстроилась.
- Ну, чего у тебя там, Малина, рассказывай! – Наташка вкатилась в кафешку модным колобком и упала на стул. Расстегнула дубленку. Вывалила на стол из кармана горсть шоколадных конфет (без конфет Феечка жить не могла, как кто-то без сигарет, и лопала их при любом удобном случае). Мои дети ее за эту слабость обожали, у нее всегда находились для них сладости – в сумке, в карманах. А уж если мы попадали к ней домой… В общем, моим малинкам Наташка приходилась настоящей крестной феей. – Бли-ин, Машка-а… Как у меня после мартини голова болит! - подруга прижала ладонь ко лбу и закрыла один глаз. – Больше никогда не буду пить эту дрянь литрами. Уж лучше отвертку! А все Жорик образина виноват!
- Что, не звонил еще?
Наташка вздохнула и притянула к себе чашку эспрессо. Хлебнула смачно.
- Уже раз десять звонил, но я трубку не беру. Говорю же – фенита у нас с ним. Гейм овер* ля комедия! На этот раз побили горшки окончательно. Надоело, Машка! Мужик должен быть мужиком, а не тюфяком. Мне неприятно это признавать, но Слеза Крокодиловна победила. Ай, ну их обоих в зад…цу! Сейчас пострадаю немного, зато дальше пойду по жизни счастливая и свободная. А может, меня там принц ждет на белом коне.
Я хмыкнула.
- Где там-то, Феечка?
- Где-то впереди, – неопределенно крутанула Наташка ладошкой в воздухе. – Неважно! А я тут буксую с каким-то Жориком Либерманом и его мамой. Нет, ну не ржач, Малина?
Какие бы неприятности не подстерегали меня в собственной жизни, в Наташкиной жизни они сейчас тоже омрачали горизонт и это расстраивало. Подругу свою я любила, человеком она была хорошим, и я желала ей только счастья. Да и Жорику, если честно, желала. Вообще-то, на мой взгляд, эти двое идеально подходили друг другу. Встречались они уже пять лет и наверняка бы давно поженились, если бы не одно веское и жирное «но».
Жоре Либерману стукнул тридцатник и жил он с мамой. Не просто с мамой, а с Мамой с большой буквы. Ну, вы понимаете, да? Женщиной крепкой комплекции (под сто килограммов), но весьма слабого здоровья - Изольдой Моисеевной, которую Феечка величала не иначе, как Слеза Крокодиловна.
Сына Крокодиловна очень любила и безумно ревновала к Наташке. Врач-стоматолог, интеллигентный и тихий парень, на момент их с Феякиной знакомства Жорик оказался девственником и первые три года отношений Феечку от матери скрывал, а когда до той дошли слухи - случился жуткий скандал. Женщины «случайно» встретились, и Наташка узнала о себе много нового. И все бы ничего, если бы Жорик заступился. Но вместо этого он ушел с мамой (точнее, она его «ушла»). А потом вернулся. Потом снова ушел. И снова вернулся. При этом Наташку он действительно любил. В моменты их спокойной жизни варил подруге супчики, покупал подарки и смотрел на Феечку, как Пигмалион на свою Галатею - с нежным обожанием. И вот последний факт, по моему скромному мнению, оказался для Крокодиловны пулей в сердце.
В общем, прошло пять лет, а Жорик так и не разобрался со своими женщинами. Когда он переезжал к Наташке, у мамы через два дня случался сердечный приступ – непременно с вызовом скорой помощи, капельницами и настойчивыми звонками сыну из больницы. Другой бы человек уже скончался, а Крокодиловна, стоило Жорику вернуться домой, чудесным образом воскресала из мертвых. За последние два года эти приступы повторялись с завидной частотой, и вчера, когда в квартире подруги снова раздался звонок (как раз во время интима), у Феечки лопнуло терпение.
«Я проиграла. Выпьем же, Машка!
- За что? За нас?
- Конечно! А еще за то, чтобы слово «сука», применялось исключительно к четвероногим самкам домашней собаки!»
Вот так мы вчера и просидели с Феякиной до трех ночи в обнимку с мартини, а сегодня пришла моя очередь тяжко вздыхать.
- Ну, чего там было-то, Машка? В «ГБГ-проекте»? Рассказывай! Не хочу о Жорике говорить!
Ну, я и рассказала.
- Ну, не взяли, подумаешь! Ты сама говорила, что шанс устроиться мал. Поищем что-нибудь. А чего расстроилась-то, Малина? Что-то на тебя не похоже.
- Не представляешь, кого я там сегодня встретила.
- Кого?
- Димку Гордеева.
Феечка как раз сунула в рот конфету и собралась культурно запить ее кофе, когда, услышав новость, чуть не подавилась, потому что пришлось все быстро глотать. В школе Гордеев ей очень нравился.
- Да ты что?! – раззявила Наташка рот. – Где?! Он же заграницу уехал!
- Значит, уже вернулся. Встретила прямо в кабинете технического, на собеседовании. Сидел важный как жук.
- И что?
- И ничего. Представляешь, он меня не узнал.
Феечка расхохоталась, а я насупилась.
- Хорош ржать, Наташка. Я серьезно.
- Ой, не могу! Тебя-то?! – все еще не могла поверить подруга. - Не может быть, Малина! Ему что, память отшибло?
- Ничего ему не отшибло и все он прекрасно помнит. Но когда спросили, сказал, что видит первый раз.
И снова все рассказала.
- Вот же га-а-ад! – прочувствовавшись, ахнула Наташка.
- Да козел однозначно!
- Слушай, Машка, а каким он стал – Гордеев? Я же его со школы не видела. Ты помнишь, как он мне нравился? Я его даже на остановке караулила и в любви признавалась – классе в четвертом. Вот дура!
- Помню. А еще помню, что тебе нравились Логницкий, Юсупов и Деревянко. И всем им ты признавалась в любви.
- Не без того. Но по Гордееву я честно сохла дольше всех. У него были такие губы, м-м…