За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина. Страница 10

— Так байкерский клуб называется. У меня там друг…

Немного помолчала, и заговорила совсем другим, возбуждённо-радостным тоном:

— Какие ценные монеты оказались. Нужно их потратить на что-нибудь полезное. А что, купить трактир — это идея. Буду без остановки пироги жевать, стану толстая, спокойная, сентиментальная, и начну под Лисовы песни плакать и сморкаться.

Повернувшись к мужчинам, она сдавленным голосом поинтересовалась:

— И как вам план?

Волк внимательно вгляделся в подрагивающие губы и рявкнул Ренару:

— Не видишь, у девушки истерика.

Но он ошибся — это была не истерика. Она просто беззвучно заплакала. Даже на заплакала — молча стояла с окаменевшим лицом, даже не пытаясь вытереть льющиеся слёзы.

Ренар бросился к девушке, обнял за плечи, и попытался усадить. Но Василиса его оттолкнула, сползла на пол, обхватила Волка за шею, зарылась лицом в пушистую шерсть и зарыдала уже как положено: с всхлипываниями, шмыганьем носом и неразборчивым жалобным бормотанием.

Волк с облегчением вздохнул, успокаивающе посопел в растрепавшуюся косу и прислушался. Разобрал что-то про «сама за всё заплатила» и «нарочно про Макса напомнил», понимающе покивал, грозно взглянул на трактирщика, ещё немного посопел, поднял голову и трагически завыл.

Трактирщик, до той поры ошарашенно стоявший у двери, стремительно рванулся в зал, чтобы через мгновение вернуться с дородной женщиной в простом, без вышивок, сарафане. Втолкнул её в комнату и, пятясь задом, исчез.

Волк резко замолчал, а Ренар начал объяснять:

— Тётка Анисья, девушка устала, переволновалась, так что не волнуйтесь, всё под контролем, мы сейчас разберёмся.

Женщина бросила короткий взгляд на продолжающую всхлипывать, но уже потише, Василису, на смущённо опустившего голову Волка, и вынесла заключение:

— Разберутся они… Мужики!

Подойдя к Василисе, она осторожно погладила девушку по голове, и спокойно посоветовала:

— Вставай, девочка. Не дело это — на полу сидеть, по которому все, кто ни попадя, грязными сапогами и лапами ходят.

Девушка в последний раз глубоко вздохнула, оторвалась от Волка, начала подниматься, но вдруг начала ожесточённо тереть нос, плюхнулась обратно и громко чихнула.

Тётка Анисья рассмеялась, помогла подняться, и повела прочь, ласково приговаривая про грязный пол, пыльную шкуру и горячий чай.

На Василисин ответ, что пол совсем не грязный, а Волк — действительно пыльный, но не больше, чем она сама, последовало бодрое:

— А вот сейчас в тёплой водичке помоешься, и сразу оживеешь, бочку-то быстро набуровят, а вот баньку — нет, не успеют растопить. Хотя банька всяко была бы лучше, веничками-то вся грусть-печаль выбивается…

Голоса удалились и оставшиеся в одиночестве Волк с Ренаром переглянулись. Ренар барабанил пальцами по столу и хищно поглядывал на забытое переговорное яблочко. Серый перехватил взгляд и успокаивающе пробормотал, что, мол, многовато на девушку свалилось, вот и сорвалась. И вообще, в чужие отношения лезть — последнее дело.

Ренар сухо согласился, и пообещал, что лезть никуда не будет, просто товарищу ноги переломает, морду лица отрихтует и обратно в Москву выбросит. А уж в Москве…

Изложение дальнейших кровожадных планов прервал трактирщик, который напомнил, что женщины с девицами уже по домам разошлись, и мужики требуют, как и было обещано, нормальных песен — ведь многие только ради этого первую «бабскую» часть высидели.

Бард резко встал, злобно пнул лавку, немного пошипел, потряс ушибленной ногой, и стремительно вышел в зал. Волк подумал, что выступление обещает быть интересным, с настроением, и улёгся на пороге — послушать.

В бочке Василиса отмокала долго. Сначала тихо поплакала — почти два года ведь прошло, а всё равно при воспоминании о той поездке слёзы наворачивались. За что Анатоль её так — ведь знал, что по больному бьёт.

Потом успокоилась, расслабилась в тёплой воде и чуть не уснула. Очнулась, когда вода стала остывать, кое-как промыла волосы, вылезла и вытерлась заботливо приготовленным Анисьей полотном. Косу она решила не заплетать, просто завязала в хвост на макушке — так скорее высохнут.

Что надеть — выбирала не долго. В пропылённые джинсы с майкой влезать точно не стоило, в парадный сарафан — тем более. Белая юбка — явно не для трактира. Так что оставался только охотничий костюм, которой, к удивлению, сел идеально, как на неё шили. Оделась, аккуратно сложила вещи — нужно будет потом у тётки Анисьи мешок какой-нибудь попросить — и вышла в зал.

Обстановка в трактире изменилась. Девицы и семейные пары исчезли, за столом сидели одни мужики, которые активно потребляли пиво, медовуху и, судя по разгорячённым лицам, не только их. Ренар опять пел, но репертуар теперь был совсем другой, вызывающий громогласный хохот восхищённых слушателей.

От любви как от попойки,

Заболеет даже стойкий.

Как же сука нелегки,

От любви отходняки. 1)

Василиса стояла в дверях, не решаясь войти — женщин там не было, даже пышнотелых подавальщиц сменили два шустрых молодца. Песня закончилась под восхищённые вопли и оглушительный стук кружек. Да уж, песни Шнура на неподготовленную аудиторию действуют ошеломляюще. Откуда-то из-за стойки вынырнул Волк и подтолкнул девушку к уже знакомой комнатке:

— Давай не будем мужикам веселье портить. А то Ренару ещё полчаса отпеть нужно, а при тебе он стесняться будет, да и порядочной девице такое слушать… Ужин нам туда принесут.

Слегка усомнившись в застенчивости Лиса, Василиса, тем не менее, не стала вызывать у нового приятеля сомнения в своей порядочности и послушалась. Удобно утроившись на мягких шкурах, она засунула за спину подушку и потребовала:

— Про монеты расскажи.

— Только в обмен на рассказ, откуда они у тебя появились.

— От бабушки.

— С материнской или отцовской стороны?

Василиса пожала плечами и ответила голосом кота Матроскина:

— У нас и бабушки-то никакой нет.

— А от кого же тогда монеты? От чей-то чужой бабушки?

— Ну, раз своей нет, значит от чужой. Передали вместе с посылкой от отца, а позвонить ему, спросить, я не успела — сюда попала. Знаю только, что привезли их из Вьетнама, а какая уж там бабушка и чья — вьетнамская, французская или ещё какая — понятия не имею. Но теперь-то обязательно разберусь. А пока — давай, теперь твоя очередь.

Волчья версия функций монеток оказалась достаточно простой. Законный владелец вездехода имел право заявиться к любому колдуну и потребовать переноса в другие сказочные царства-королевства. Колдун доставал хрустальный стержень с делениями, сужающийся к верхушке, и хозяин монетки сам её на тот стержень надевал. И во все сказки выше того деления, на котором она застряла, мог немедленно и безо всяких разрешений перенестись.

Василиса впечатлилась:

— И что, даже виз не нужно? Куда хочешь, туда тебя и перебрасывает? Подожди, а обратно как?

— Очень просто. Приходишь в оговоренный срок на то место, куда перенёсся, тут-то дверка обратно и открывается. Говоришь спасибо, платишь денежку малую, и вездеход свой забираешь.

— А если не придёшь? Или вдруг опоздаешь?

Волк укоризненно показал головой:

— Только бы вам, девицам, опаздывать. Опоздал — всё, застрял в чужой сказке, будешь сам выбираться, пешком. А вездеход твой колдуну отходит, ну, или ведьме. Это всё в Уложении специальном прописано.

— В Уложении? Серьёзно? Обязательно изучу — кто бы мог продумать, что в сказках такая законодательная база!

Подвигав пальцем свои сокровища, выложенные на стол, Василиса подвинула к Волку кругляшок с самой маленькой дырочкой и поинтересовалась:

— Вот с этой куда можно попасть?

Тот задумался, потом неуверенно ответил:

— Своих-то вездеходов у меня, как понимаешь, нет, поэтому и сам я ни разу ими не пользовался. Когда Василису Премудрую сопровождал — да, переходил по ним. И когда по делами одного отправляли — кто-нибудь из Василисиных ближников всё устраивал. Но, вроде бы в тех в монетах отверстия побольше были, да и мотались мы далеко. Так что, думаю, что с этой — только в соседние сказки. Точно, помню, купец один знакомый с такой куда-то на север путешествовал, по делам торговым.