За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина. Страница 19

Два огромные терема, поставленные друг напротив друга, и соединённые галереей на уровне второго этажа, выглядели очень народно и сказочно, хотя были и не очень похожи на изображаемые в детских книгах и фильмах: не такие аляповатые, хотя буйство красок всё равно поражало.

Волк охотно принял на себя обязанности гида:

— Слева — главный дворец, Василисин, справа — поменьше, Иван-Царевича… Ну вот, как чувствовал, лёгок на помине…

И действительно, резные двери малого дворца распахнулись, и во двор вышел Иван-Царевич, по-простому, без свиты, всего с тремя охранниками. И выглядел, к сожалению, совсем не так, как на том плакате — постарше, попухлее, попотрёпаннее. Инга тихо пискнула рядом:

— Это Басков? Откуда он здесь?

Волк и Григорий одновременно наступили ей на ноги — один на правую, другой на левую. Инга ойкнула и спряталась за Гришу. К счастью, эта пантомима прошла незамеченной, потому что Иван-Царевич, не отрывая взгляда от Василисы, расплылся в улыбке:

— Как же долго вы, дорогая, переодеваетесь, чуть не целую ночь. А мы всё ждали-ждали… Но, должен признать, результат того стоил, вы прекрасны. И куда такая красавица в столь неподобающей компании собирается?

— На базар, Ваше…, — она запнулась, и посмотрела на Волка.

— Величество, — подсказал тот хриплым шёпотом, и с опаской оглянулся на окна соседнего терема.

Василиса проследила за его взглядом, чуть кивнула головой, и продолжила капризным тоном маленькой девочки:

— Ваше Величество. Чтобы найти достойное платье для вечернего пира. Но вы ведь не сможете меня сопровождать, у вас государственные дела, так что выбирать не приходится…

Иван-Царевич расцвёл:

— Так зачем же дело стало — и не нужно никуда ходить, сейчас купцов призовут — они сюда всё и принесут, во дворец ко мне. И подругу свою бери, и её приоденем, а то — как крестьянки ходите.

Инга заулыбалась и сделала шаг вперёд, а Василиса восхищённо всплеснула руками, и заговорила, постепенно повышая голос:

— О, как благородно! Но это, наверное, не очень неудобно? Что скажет ваша супруга?

Она оглянулась на приоткрывшееся окно, и перешла на восторженный визг:

— А купцы скоро придут? А они, правда, самое лучшее принесут? А мы…

На самой высокой ноте к царевичу подбежала низенькая старушонка, как будто выросшая из-под земли, и дёрнула его за полу кафтана.

Иван-Царевич погрустнел, скомкал разговор обещаниями «непременно, как только — так сразу», и поспешил к главному терему. Охранники рысцой последовали за ним, при этом не столько следили за безопасностью, сколько с улыбками очереди оглядывались на Волка, и даже по-заговорщицки подмигивали.

Глубоко вздохнув, Василиса беспечно махнула рукой и пошла к воротам, несколько раз машинально дёрнув плечами — не оставляло ощущение неприятного липкого взгляда между лопаток. Но оглядываться не стала, вместо этого спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Интересно, а в каких-нибудь сказках демократия есть? Может, в следующий раз — туда?

Григорий рассмеялся:

— Только в страшных. Ты, вроде бы, обращаться с хамами при чинах и деньгах не в царском дворце научилась?

Девушки ответили практически хором:

— Разве этому учатся? Мы слабые, трепетные, беззащитные, так что оно само приходит, инстинктивно…

Из-за спин раздался радостный голос:

— Что там приходит инстинктивно? Я тоже хочу, чтобы ко мне пришло!

Инга обернулась первая и восторженно закричала:

— Не может быть, это же Лис!

Ренар обречённо вздохнул и сознался:

— Да, это я.

Гид, который всё время уныло и обиженно плёлся сзади, протолкался вперёд, и они с Ингой и проходившими мимо тремя местными девицами юного возраста начали брать барда в кольцо.

Положение спас Григорий — он не дал кольцу замкнуться, приобнял Ренара за плечи, закрывая своей массивной фигурой от окружающих, и решительно повёл вперёд, приговаривая:

— Ты не переживай, у Инги сейчас пройдёт, на неё временами накатывает, а так-то она нормальная.

Василиса с Волком догнали парочку, а местные красавицы остались стоять на месте, приоткрыв рты — мир патриархальный, соответственно, и фанатки не такие назойливые. Инга пристроилась рядом с женихом, и, с обожанием глядя на Ренара, начала скороговоркой перечислять, на каких его концертах она побывала.

Когда описание дошло до сцен закидывания певца трусиками и лифчиками, Григорий с интересом к ней повернулся, а Ренар заметно помрачнел, и объяснил:

— Поэтому я репертуар и поменял, на новый не так бурно реагируют.

Инга решила оправдаться:

— Так это всё было до того, как мы с Гришей… И вообще, я ничего не кидала, что я, ненормальная? Там девицы из первых рядов в основном тебя забрасывали, а я ни разу туда не пробилась…

Все дружно рассмеялись, а она, сообразив, что сказала что-то не то, покраснела и надулась.

Гриша усмехнулся, повернулся к Ренару и доверительно сообщил:

— Я вот тоже никогда на концертах всяких звёзд трусами не кидался. Хотя пару раз даже в первых рядах был. Интересно, почему бы это?

Бард ответил таким же тоном:

— Наверное, потому, что из-под брюк трусы тяжелее вытаскивать, чем из-под юбки? Хотя ведь и голой грудью дамы трясли, хотя некоторым и не стоило бы. А вот мужики ничем не трясли — нет, ни разу не видел…

Они переглянулись, засмеялись и обернулись к спутникам:

— Всё, вроде бы пришли.

И действительно, до собственно базара оставалось пройти ещё сотню шагов, но его близость уже чувствовалась: улица была заполнена народом — сновали разносчики кваса, воды, бубликов и неизбежных пирожков, кричали зазывалы, передвигались толпы людей с корзинами и мешками. Правда, большинство шло от базара — время уже было к обеду.

Пока Василиса на ходу объясняла Серому, кто и чем на концертах в певцов кидает, отчего он пару раз садился на хвост и обескураженно тряс башкой, компания дошла до ворот. Гид опять оживился, и завёл, видимо, традиционную для своих коллег из любых миров песню про лавки серебряных и золотых дел мастеров, начав деликатно подталкивать девушек куда-то влево. Традиционно же не найдя отклика у мужчин, он помрачнел и переместился назад.

Базар с первых шагов потряс безумием красок, звуков и запахов. Прилавки, столики, расстеленные прямо на земле полотна завалены грудами овощей, которые через десяток шагов сменяются фруктами. Продавцы — всех рас и цветов кожи. Вот толстый китаец в шёлковом халате, расшитом аистами и тиграми, протянул девушкам гроздь винограда, улыбаясь так, что его узкие глаза совсем скрылись под веками.

А вот от столов, заваленных низками сушёных грибов, заставленных кадушками и бочонками с ними же солёными, ребятам кивает высокий кряжистый мужик с аккуратной светлой бородкой — явный северянин, наверное, Гриша именно таким и станет, когда заматереет. Вышедшая из-за его спины немолодая женщина с уложенными в корону волосами одобрительно посмотрела на Василисину косу и поманила девушку к себе:

— Иди сюда, деточка, я тебе настоечку ромашковую для волос дам, у нас все только ей и споласкивают. Наша ромашка, северная, от других такого цвета золотого не будет.

Переведя взгляд на Гришу, который, вместе с Волком и Ренаром, что-то активно обсуждал с хозяином, она заинтересовалась:

— А ты чьих же такой будешь? Больно уж лицо знакомое, не земляк ли?

Оторвавашись от беседы, Григорий засмеялся:

— Это вряд ли, я из других краёв. А так — Урмановы мы.

— Это какие же Урмановы? Бирюки лесные? Как засели в своих чащобах, так и носа не кажут. Ну, хоть парня в столицу отпустили. А ведь я тебя узнала — ты пацанёнком ещё к нам на шхуне с контрабандистами приходил. А я — Ульяна, Ерофеева жена, неужто не помнишь?

Слегка смутившись, Гриша, тем не менее, возразил твёрдо:

— Обознались вы, тётушка. Отродясь с контрабандистами дела не имел. Ну, род у нас большой, и все похожи, не мудрено ошибиться.

Тётка Ульяна недоверчиво поджала губы, но не отставала: