Меч (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 126

У неё никогда не было возможности обзавестись своим супругом, только не в рамках устаревших кровных каст лакеев Семёрки, первородных лордов кланов.

Под Сайримном она впервые ощутила, что её жизнь может быть иной.

Она думала, что для всех них ситуация может измениться.

Она всё ещё прислонялась к окну в общей комнате, когда услышала крики в коридоре снаружи. Обернувшись через плечо, она увидела, что комната уже опустела. Куален ушёл вместе с Холо, Ике и остальными, кто был тут с ней.

Наверное, они сейчас там сражались, и ей тоже стоило.

Салинс тоже ушёл.

Но они проиграют. Их слишком много.

Они все окажутся в плену… или погибнут. Лао Ху захватит выживших — возможно, для вербовки, но скорее всего, для продажи людям на открытых аукционах. Или же их пошлют в работные лагеря. Или сделают рабами Семёрки.

Никка не могла вернуться к этой жизни.

Она не могла.

Так что когда они пришли за ней, она не колебалась.

Услышав их в коридоре, она достала оружие из кобуры. Подняв пистолет, чтобы взять его обеими руками, она большим пальцем сняла с предохранителя, всё это время не отводя взгляда от двери.

Она помедлила, чтобы пробормотать молитву себе под нос. Она закрыла глаза, всем своим существом посылая эту молитву Мечу. Она также поблагодарила Отца Салинса за то, что заботился о них все эти годы.

Она не видела разведчицы Лао Ху, когда та впервые вошла в комнату.

— Опусти оружие! — произнесла женщина-видящая на прекси с акцентом. Она подняла пистолет. Её партнёр, мужчина с таким же чёрным поясом, тоже поднял оружие. — Сейчас же, предатель! На пол!

Сунув ствол в рот, Никка закрыла глаза.

Прежде чем видящая из Лао Ху успела снова закричать, Никка нажала на курок.

Глава 47

Сука

Я сидела на широком плюшевом сиденье частного самолёта.

Глядя в овальный иллюминатор, я поборола боль, которая уже начала усиливаться. Я почти и забыла, как плохо могло быть временами. Я знала, что это лишь начало, слабый предвестник того, что ждёт нас обоих, как только мы разлучимся по-настоящему.

Я знала, что он сидел где-то в задней части.

Я гадала, что заставило его сопровождать меня в полете. Возможно, нездоровое смакование конца. А может, он, как и я, держался за последние оставшиеся открытыми пути, даже зная, что между нами уже всё кончено.

Я знала, что он скажет, как только узнает, что я делала. Я не знала, что он подумал о моих мотивах, но вынуждена была предположить — он верил в то, что сказал тем днём на ринге mulei, или во что-то очень схожее. Мои слова о чувствах к Балидору лишь усилили эффект.

Иронично, но именно Галейт в оставленных им дневниках предупреждал меня о Ревике.

Он написал, что не существует никого более верного, чем Ревик. Что он никогда прежде не встречал мужчину, готового сделать что угодно — буквально что угодно — для тех, кому он отдал свою верность. Он писал, что как только Ревик принёс кому-то такую клятву, то требовалось очень многое, чтобы заставить его нарушить её.

А ещё он писал, что если кто-то предал Ревика… по-настоящему предал его… Ревик практически не способен на прощение.

Теперь Ревик знал, что я явилась сюда для того, чтобы попытаться переманить его обратно.

В его глазах это значило, что я работала на Балидора. В его глазах это значило, что я использовала наш брак в целях разведки его операций — разведки его самого.

Он никогда не простит меня за это. Никогда.

Не будь мы связаны, он уже убил бы меня за это.

Я посмотрела через овальное окно на густые белые облака за крыльями самолёта, подавляя те же самые усталые мысли, пытаясь придать им другую форму. Но теперь уже слишком поздно для всего этого. Я не могла передумать.

Путь уже проложен.

Я ощущала тошноту, моё сердце было разбито, а нервы и адреналин совершенно выбили меня из колеи. В некотором отношении это были самые долгие шесть месяцев в моей жизни, но я знала, что мне во многом хотелось бы иметь возможность продолжить всё как было. Мне хотелось, чтобы я держала рот на замке, согласилась остаться с ним, нашла какой-то способ привести нас к компромиссу.

Балидор мог бы сделать свою часть и без меня.

Отчасти я гадала, может, я сумела бы как-то иначе склонить Ревика на свою сторону — так, чтобы он вообще не узнал, что я ему врала. Я уже изменила конструкцию в лагере. Я задавалась вопросом, сумела бы я изменить её ещё сильнее, особенно, если бы позволила Ревику сделать меня главной.

Но я знала, что принимаю желаемое за действительное.

В том лагере был не только Ревик; там жил ещё и Салинс.

В конце концов, конструкция Повстанцев принадлежала ему.

Очевидно, с точки зрения Сарка ситуация перешла допустимые границы. Особенно после той ночи с Ревиком в общей комнате. Связавшись с остальной его командой, я влияла на слишком большое количество его видящих. Я слишком изменила конструкцию, и Салинс решительно воспротивился, окончательно показав мне, кто именно дёргал Ревика за верёвочки.

Напряжённо выдохнув, я сверилась с наручными часами.

Ещё каких-то два часа.

Я поднялась на ноги и, потирая виски, зашагала в заднюю часть самолёта.

Я не встречалась взглядами с разведчиками, которые то тут, то там сидели на остальных местах. Ревик назначил на операцию транспортировки минимум охраны, что удивительно, учитывая, кто я такая. Врег тоже поехал, скорее всего, для моральной поддержки. Три других разведчика, которых я увидела, были молодняком с небольшим боевым опытом.

Я гадала, собирался ли Ревик вообще сходить с борта самолёта.

Я не смотрела на него прямо, когда проходила мимо его ряда.

Но боковым зрением я видела, как он работает на виртуальном мониторе в заднем ряду. Он не поднял взгляд от экрана, но я почувствовала, как вздрогнул его свет, когда я прошла мимо него в занавешенную зону для стюардесс за уборными. Проскользнув через просвет между тяжёлыми шторами, я едва не врезалась в стюардессу, которая собиралась выходить.

Она остановилась как вкопанная, уставившись на меня.

— Могу я что-нибудь предложить вам, Мост? — натянуто спросила она.

Видящая. Тоже из числа молодняка.

Эта мысль должна быть забавной. Я на добрых тридцать лет моложе любого из них.

— Да, — я потёрла виски. — Что-нибудь выпить было бы здорово. Если только у вас нет аспирина.

— В задней части есть аптечка, — отрывисто сказала она, показав в ту сторону.

Я ощутила в ней противоречие; она не очень хорошо закрывалась щитами. Она, как и большинство видящих из команды Ревика, видела во мне предательницу и изменницу. Но в то же время я была Мостом. Для религиозных это означало, что я почти превыше любых упрёков.

В конце концов, по их мифологии Ревик должен прислушиваться ко мне.

— Почему бы вам не показать мне? — сказала я ей.

Вновь поколебавшись, она повернулась с неохотой на лице.

Я вытащила из неё больше информации, сканируя заднюю зону.

Она открыла высокий шкафчик.

— Аспирин, — произнесла она натянутым тоном, показывая на бутылочку, и я её вытащила. Скинув крышку большим пальцем, я достала две таблетки. Закинув их в рот, я запрокинула голову, собирая достаточно слюны, чтобы проглотить их без запивания.

— Так что насчёт выпивки? — спросила я, слегка поморщившись от горьких таблеток на языке.

Вновь поколебавшись, она повернулась, открыла другой шкафчик и стала передвигать бутылки.

— Чего вы хотите? — спросила она, стоя ко мне спиной.

— Бурбон, — сказала я. — Чистый. Вудфорд, если есть. Два стакана.

Она повернулась, уставившись на меня.

Выражение моего лица не изменилось.

Все в команде Ревика знали, что он пил — по крайней мере, когда была возможность. Тихо щёлкнув себе под нос, она потянулась в дальнюю часть шкафчика к бутылке, которую они держали для него. Она налила напиток в квадратный бокал и почти грациозно протянула мне.