Да поможет человек (Повести, рассказы и очерки) - Радченко Ю. "Составитель". Страница 64

Новоиспеченный митрополит, получив такую инструкцию, превращается в героя плутовских романов.

В швейцарском санатории Лемана он отращивает себе бороду, друзья из австрийской разведки достают ему фальшивый паспорт, и по этому паспорту, под именем галицийского адвоката доктора Олесницкого, через Саксонию, кружным путем, Шептицкий едет в начале нынешнего века в Белоруссию, чтобы на месте убедиться в причинах упадка там унии. Он посещает священников — тайных сторонников католицизма, которых даже в 1926 году биографы митрополита, не желая раскрыть подпольную агентуру Ватикана на советской территории, побоялись назвать полными именами.

Он завязывает сношения с псевдолитвинами, которые под маской православных являются агентами папского Рима. Шептицкий устанавливает связи с белорусскими буржуазными националистами, которые хотели бы, подобно украинским националистам, оторвать свой край от России и подчинить его западным державам.

Митрополит Шептицкий, поднаторев в годы молодости в тонкостях военной разведывательной службы, желая обратить в униатскую веру русское население, сам лично не раз выезжал впоследствии по подложным паспортам в Российскую империю. В одном случае он называл себя скупщиком шерсти, в другом — коммивояжером австрийских торговых фирм. И во время каждой такой поездки, выражаясь языком шпионов, «под новой крышей», его вела на снежные просторы России одна цель — создать опорные пункты для внедрения унии. Он вербовал для этого себе агентов в центральных городах России. В Санкт-Петербурге Шептицкий создал церковную униатскую общину, где готовились из бывших православных Сусалова, Дейбнера, Федорова и Зерчанинова кадры униатских священников. В Москве орудовал подготовленный Шептицким, проникший во многие великосветские салоны опытный австрийский шпион иезуит Верцинский. Заигрывал Шептицкий и с русскими старообрядцами, которые, как известно, преследовались православной церковью…

Все старательно разработанные методы идеологической подготовки к первой мировой войне и дальнейшему продвижению («Дранг нах Остен») на Восток преследовали в то же время ярко выраженную цель остановить рост радикализма и социалистических идей и были направлены против призывов к содружеству славянских народов, которые Галиция услышала, в частности, от писателей Ивана Франко, Михаила Драгоманова и Михаила Павлика.

Немало несчастий обрушилось на голову лучшего писателя галицийской земли Ивана Франко, стоило только заявить ему о своей любви к русской литературе и прогрессивным течениям в русском народе; слуги Шептицкого, в лице националиста Александра Барвинского, не дали ему получить кафедру в университете.

«Надеюсь, что с вашей помощью, мои рутены (украинцы), будет возвращен нам Восток!»

Вот для какой политической миссии родовитый офицер австрийской армии, аристократ Андрей Шептицкий надел монашескую рясу и возвратился вдруг нежданно от салонной, изысканной французской и польской речи к простому языку своих забытых предков. Мы увидим цель этой политической миссии в любом поступке митрополита, стоит только повнимательнее, не попадая на крючок его гибких тактических приемов, оценить всю линию жизни Шептицкого и понять, какие силы стояли у него за плечами. В короткой, но очень острой встрече с ним, в его резиденции на холме Святого Юра, во Львове, летом 1940 года, мне стало понятно, насколько умен, хитер этот иезуит.

Андрей Шептицкий оставался бессменным митрополитом греко-униатской церкви на протяжении полувека, пока 5 ноября 1944 года, осенью, предшествующей окончательному разгрому гитлеровской армии, его гроб не пронесли по улицам Львова.

Уже после разгрома гитлеровской Германии во Львове были найдены следы прямого участия митрополита Андрея Шептицкого в подготовке интервенции против СССР. В архиве одного разоблаченного украинского фашиста была обнаружена… ночная сорочка. Когда ее окунули в химический раствор, выяснилось, что на полотне сорочки написано донесение украинских буржуазных националистов — Костя Левицкого и бывшего диктатора ЗУНР [9] Евгена Петрушевича о недавней поездке митрополита Андрея Шептицкого в Америку:

«Ставим вас в известность, что митрополит сообщил из США, что его работа на политическом поприще приносит несомненные успехи. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не остыла, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится и к нам — непосредственно или через других лиц, — чтобы мы приняли участие в этой интервенции».

Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие друзья митрополита, не были удовлетворены тем, что отправили уже однажды, в первые дни мировой войны, на верную смерть почти целое поколение галицийской молодежи, призывая ее сражаться под знаменами императорской династии Габсбургов за чужие, австрогерманские интересы. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы Уинстона Черчилля.

«…Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к явному выступлению в наших интересах, — писали далее предатели украинского народа Левицкий и Петрушевич, — однако все свелось к тому, что английская Лига наций в Лондоне в ближайшие дни на собственные средства издаст брошюру о нашем деле, требуя признания самостоятельности Восточной Галиции. Большие услуги оказывают нам известные госпожа Дебуале и Черчилль… Нам удалось заинтересовать английские финансовые круги и галицийской нефтью…»

Однако надежды на англо-французскую интервенцию в России были отодвинуты, и генерал во Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим украинским националистическим окружением все больше и больше стал склоняться в сторону немецкого фашизма.

Еще в прошлом веке для большинства современников был загадкой не только крутой поворот этого блестящего австрийского драгуна к духовной карьере, но и многие его последующие действия. Одни польские магнаты, заинтересованные в сохранении своей экономической власти в Галиции, называли Шептицкого «великим человеком». Другие — «предателем польской нации» лишь потому, что граф вдруг заговорил на украинском языке — «холопском мужицком наречии» и якобы «покровительствует украинским гайдамакам». Они не могли простить Андрею Шептицкому того, что, принимая у себя в палатах своего брата генерала Станислава Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая дразнить окружавших его каноников возвращением к близкому ему польскому языку, говорил с братом исключительно на нейтральном, французском языке. Время от времени, дабы укрепить в народе легенды о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.

Мечтая о распространении католицизма на Востоке и о том, как бы ему закрепиться в России, митрополит Шептицкий знакомился с научным социализмом. И осенью 1939 года, и накануне смерти Шептицкого мы видели в его кабинете на одних и тех же полках его богатой библиотеки вместе с папскими буллами и энцикликами полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, сочинения Ленина и даже… «Краткий курс истории ВКП(б)».

После вторжения гитлеровцев население Львова да и других оккупированных областей Западной Украины обязано было под страхом строжайших репрессий сдать для сожжения эти и другие советские издания. Андрей Шептицкий мог считать для себя совершенно необязательными подобные приказы немецкого командования. Разве виднейшие чины гестапо не знали, что князь церкви, если и знакомится с марксизмом-ленинизмом, то только для того, чтобы «поражать его в самое сердце»?

Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечитывал «Диалектику природы», «Капитал» и «Анти-Дюринг» с тем, чтобы изучить основы научного социализма и всеми силами своего разветвленного церковного аппарата бороться против ненавистного ему с детства «опасного» учения, все больше и больше проникавшего в Западную Украину и поднимавшего народ на единственно правильный путь борьбы с захватчиками. Волнения прозревающего народа не могли уже быть остановлены так, как это было в начале XX века. Народ втягивался все больше и больше в революционную борьбу, и ни создаваемые буржуазной Польшей «осадники», ни «корпус охраны пограничья», ни концентрационные лагеря, подобные Березе Картузской, ни Луцкая и Дрогобычская тюрьмы не могли повернуть вспять колесо истории.