Лабиринт. Войти в ту же реку - Забусов Александр. Страница 9

— Чего менжуетесь или мастака нет?

На вопрос явно старшего по возрасту, один из парней ответил:

— Здесь он.

— Ну, так что?

— Говорят злой он сегодня. Может и в шею погнать.

— Поня-атно. Я все же попытаюсь пообщаться.

— Вольному воля…

Вошел. Первое впечатление, зал ему подходил полностью. Обширное помещение с высоким рингом в глубине. Место для разминки, подушки из кожи настенные, с потолка на канатах свисали боксерские мешки, боксерские груши, даже борцовский манекен имеется. Длинная труба, протянутая у дальней стены, заменяет турник. Судя по всему, в зале сейчас тренируется младшая группа. Пареньки под руководством кого-то из старших учеников или младшего тренера, заканчивают разминку. К Михаилу подошел спортсмен в синем полушерстяном костюме, молодой человек примерно его лет.

— Что-то хотел? — спокойно, без гонора спросил Каретникова.

— Да. Мне бы Ивана Степаныча увидеть.

Брови парня удивленно вскинулись вверх. Взгляд оценивающе прошелся по фигуре пришедшего. Поинтересовался:

— Боксер?

— Нет.

Кивнул головой, кажется удовлетворенно, успокоился. Посоветовал:

— Если дело терпит, то ты б лучше в другой раз к нему заглянул.

— Что так?

— Злой как черт. Наши вчера на соревнованиях плохой результат показали.

— Понятно. Но, ничего. Как-нибудь с его настроением справлюсь.

— Ну-ну! — указал пальцем. — Вон, дверь видишь? Тебе туда. Проходи.

Кивнув, пошел в указанном направлении. За спиной послышалась команда:

— Разобрались по парам!..

Кабинет представлял собой мини ленинскую комнату в армейской казарме, со всеми атрибутами пропаганды советского бокса. Плакаты, фотографии, грамоты развешаны по стенам. Десяток золоченых кубков, включая металлическую фигурку боксера на каменном постаментике серого цвета, расставленны на стеллаже под стеклом. За столом с минимумом бумаг, некоторые из которых имели мятый вид, сидел в деревянном кресле с подлокотниками, крепкий бритоголовый мужчина с характерным для боксера профилем лица. Нос у мужика видно, что был сломан, а зажив, так и остался, слегка свернут «на бок». Мутноватый взгляд «красных» глаз поднялся на вошедшего Михаила. Не спросил, рявкнул:

— Чего тебе?

Хорошее начало. Может, действительно не нужно было торопиться? Прошел к столу, встав столбом, вперил взгляд в глаза тренеру, по совместительству директору школы.

— Здравствуйте, Иван Степанович.

— Ну, здравствуй, коли не шутишь. Кто таков и чего хочешь?

— Меня Михаилом зовут.

— Мне это о чем-то должно объяснить?

— Да, это в общем-то нет. Объясню я сам. Я, Михаил Викторович Каретников, шестьдесят четвертого года рождения, ученик десятого класса, школы номер…

— Витькин сын, что ли?

— Да. И по совместительству ваш крестник, если не забыли.

— То-то, смотрю что-то знакомое в личности… Нда! Не в отца значит пошел!

— Мне на ваши разборки, сугубо облокотиться. Ну, дружили! Ну, разбежались! Бывает. А вот то, что вы мой крестный папа — значение имеет.

— Мамаша твоя, змея подколодная, Витьку в оборот взяла. С этим дружи, с этим не дружи… Вот и получилось.

Поднялся из-за стола, подошел к Каретникову.

— Чего ты хочешь? Или пришел боксом заняться? Так ведь поздновато.

— Я догадываюсь. Нет. Мне свою физическую форму подтянуть нужно. В военное училище поступать собрался, ну и… Спортзал у вас классный, если позволите, я похожу к вам, может и научусь чему.

— Как на меня вышел?

— Дед подсказал.

— Да, старик у Витьки мудрый. Как он, кстати?

— Спасибо. Лет тридцать еще протянет без проблем.

— Старики, народ крепкий… Так говоришь боксу тебя учить не нужно?

— Да, нет. Так, слегка по груше постучу и все.

— Ну и когда ты хочешь заниматься?

— До обеда у меня занятия в школе. Значит часов с трех, если можно?

— Договорились, крестник. Приходи, занимайся.

Поручкались на прощанье. Снова выйдя в зал, Каретников задержался, понаблюдал, как двое крепких парней в паре работают на ринге.

Вообще, советская школа бойцового рукомашества была всецело сформирована под любительский бокс, в нем свои правила, для победы по которым требуются отличные от профессионального навыки. В СССР социальная нагрузка на бокс не налагалась. Бокс не был средством заработка на хлеб. Вместо этого он брал на себя воспитательную функцию для молодежи как средство развития силы, храбрости, уверенности в себе, спортивного патриотизма, уважения к всеобщим морально-этическим принципам. Бокс опасный, тяжелый, но честный спорт, спортивные и общечеловеческие нормы поведения в котором сами по себе были поставлены на службу развития здоровой личности. Советский боксер — боец универсал. В спортивном бою он рационален в технике ударов, тактически разносторонен и умел. Особый конек — самобытность индивидуальных особенностей исполнения стандартных техник и приемов боксеров. Наши бойцы испокон веков были непредсказуемы и чрезвычайно неудобны для противников…

Глава третья

Старики — второй раз дети

Не думал, что «обновленный» внук так скоро «свалится на седую голову». И вот пожалуйста, Мишка «здесь»! Ему самому так не повезло. Когда он «переродился», его деда среди живых уже не было. До всего своим умом доходить приходилось. Повезло, что время попроще было, что война многое списала. Сам внук, поражал своей прагматичностью, отношением к жизни и многими знаниями о человеческой сущности и психологии. Быстро ориентировался в любой ситуации, подстраивался под незнакомый контент. «Профессия обязывает!» Тфу! Что же это за профессия такая, чтоб людям так умело мозги вкручивать? О Мишкиных деяниях на почве акклиматизации в новой для него реалии, ничего плохого сказать нельзя. Месяц прошел. Пашет как вол на каменистом лугу. С утра до ночи в делах. С утра школа. После обеда тренировка у боксеров. Лихо он Ваньку захомутал! Тот ведь упертый как баран. Если что-то решил, не переубедишь. Когда Мишку к нему направлял, сомневался, что общий язык найдут. Минька нашел… После спорта, уроками «до посинения» занимался. И ведь не просто зубрил, до сути предмета доходил. Странный он конечно парень. Невестка, вон в дневник заглянула, попыталась как водится разнос учинить. Мол, на трояки съехал, учителя жалуются. Раньше бы терпел, оправдывался. Теперь, пресек нравоучения на корню:

— Ма, не бери в голову! Дай своему чадушку карт-бланш, сроком в два месяца, а там сама увидишь, что дела лучше, чем ты желала.

Слово-то какое, карт-бланш! Самое интересное, без долгих споров угомонилась. Если и заглядывает в дневник, то незаметно для других членов семьи. Витька, сын, тот вообще в Мишкины дела не лезет, работой занимается, под каблуком у жены сидит и доволен, что не слишком трогают. Ну, про бабку и говорить нечего. Если бы ее Мишенька закоренелым уркой был, и то бы нашла этому оправдание. И старшего внука любит, но мелкого особенно.

К слову сказать, за прошедший срок две мелких огрехи случились. Первая — совсем простая. Невестка с сыном долго в себя придти не могли. Поздно придя из гостей, не смотря на легкий хмелек, с удивлением таращились на сына своего, младшенького, читающего издания периодической печати. Разложив вокруг себя газеты, сидя в зале прямо на полу, Мишка изучал статьи в прессе.

Оба родителя пулей выскочили из зала. Глаза горят как у сумасшедших.

— Батя, что это с ним? Раньше газету в руки взять не заставишь, а тут читает как приклеенный.

Что им скажешь?

— Растет дитятко. Взрослеет.

Отбился. И родителей успокоил. Восприняли сказанное как аксиому.

Второй раз, уже сам внук здорово напортачил. Прибежал из школы, ящик этот свой с ручкой, дипломат который, под стол бросил. Задумчивый такой. Спросил у него:

— Что случилось, Мишаня?

Махнул рукой. Глаза виноватые.

— Спалился, дед!

— Как?

— Немка наша, Генриетта Карловна, будь она неладна! Стою на перемене, в окно вылупился, никого не трогаю, весь такой в мечтах, а эта старая стерва подкралась, и короткой фразой на «дойче» спросила, мол о чем задумался. Вот я на чистом автомате и изъяснился с ней на том же языке. Типа, думы обуяли, осень на дворе золотая стоит. Скоро зима, а холода я не люблю. Вот так!