Приручить Цербера (СИ) - Абель Ава. Страница 26

Насте всегда, сколько он помнил, нравились изящные украшения. Когда ей было пятнадцать, она сказала ему однажды, что мечтает стать эльфийской королевой и жить вечно. Данила не мог дать ей бессмертие, но мог купить драгоценности. Например, реплику украшения эльфийской королевы Галадриэль; корону изготовили по специальному заказу из белого и желтого золота. Это была изящная плетенка, которая венком обхватывала голову и острием спускалась на лоб. Прекрасный подарок к завершению школы, который так и не был вручен.

Именно об этой короне вспомнил Данила после неземного, колдовского выступления Насти. Он захотел привезти ей забытый сувенир, чтобы она знала: он все помнит и готов исполнить любое желание, как бы странно или невероятно оно ни звучало. Стоит лишь сказать.

«Попроси меня любить тебя», — эту мысль Данила повторял весь вечер, с тех пор как уехал с концерта, разминувшись с Настей, и продолжал повторять на рассвете, когда поднимался в ее спальню.

***

Настя видела сон: она лежит на поверхности озера, а с далекого берега доносится до боли знакомый голос: «Попроси меня любить тебя». «Нет, я не могу, — подумала она. — Мне так страшно. Однажды я уже обломала крылья, больше рисковать не стану».

Озеро окутал туман, и она поплыла к берегу, но там никого не оказалось. И в этот момент ей стало гораздо страшнее, чем раньше. «Почему я не рискнула? Позволила ему уйти?» Туман вытягивался в длинные полосы и обвивал ее, как лентами. Они оплетали ей кисти и ступни, талию и шею, и она не могла вырваться, чтобы отправиться на поиски голоса.

— Подожди меня, — закричала она и открыла глаза, сев на кровати.

В комнате было светло, солнечный свет заливал пол рваными лучами, белая французская мебель сияла в этом потоке, а на прикроватном столике лежала красиво упакованная коробка.

Настя огляделась и увидела лилии в высокой вазе на комоде, красивую коробку любимых конфет с фисташками. Цербер приходил. Он был здесь, в ее спальне. Эта мысль казалась нереальной, почти как визит пришельцев. Настя прошла в ванную, наспех приняла душ, высушила волосы, затем уселась за косметический столик, обернутая одним лишь белым полотенцем, и принялась за легкий макияж. Она то и дело косилась в зеркало на подарок, отчего-то испытывая волнение.

«Совсем разнеженная стала, чесслово.»

Она уверенно прошла через комнату, взяла коробку, распустила ленту, открыла — и растерянно уставилась на сверкавший металл, который благодаря умелым рукам преобразился в…

— Это же… Но…

На короне лежала бледно-голубая открытка, на которой было написано: «Эльфийской королеве». В горле образовался ком из сумбурных слов, на глаза навернулись слезы. Неужели он запомнил тот мимолетный крик души?

Настя бережно провела пальцами по холодному металлу и достала сокровище из футляра. На небольшой бирке, прикрепленной к короне тонкой веревочкой, было написано имя английского ремесленника и дата… Три года назад.

Стало трудно дышать, она положила корону обратно в упаковку, чтобы не уронить от волнения, и, ни о чем больше не думая, вышла из комнаты. Если Данила еще не уехал, то обычно он останавливался в правом крыле.

Она уже не знала, какой сейчас раунд, не помнила, кто победил вчера, и ей это было не важно. Она решила сыграть ва-банк, все или ничего, и это будоражило, как воздушный танец на полотнах из тумана. В военном плане оставалось всего два пункта: разговоры по душам и подарок. Но Настя не могла больше, признания рвались наружу, было больно молчать. Она расскажет Церберу о том, что чувствует. Должна, иначе сойдет с ума.

Навстречу шла заспанная Майка. Гостья равнодушно отнеслась к тому, что Настя бродит по дому в полотенце.

— Привет, все уже разъехались. Я тоже отчаливаю, мое такси прибыло.

— Да? Спасибо, что навестила. Рада была видеть, — они наспех обнялись и разошлись в разные стороны.

Вверх по лестнице, на третий этаж, направо, вторая дверь…

Настя закрыла глаза и досчитала до десяти, чтобы успокоить дыхание; потянула ручку вниз, и дверь отворилась.

Он спал, лежа на животе, прикрыв бедра простыней. Узел паники в груди растаял: Цербер не ушел. У него была идеальная спина, в меру мускулистая, с узкой талией и широкими плечами. Хотелось забраться на кровать и лечь на него сверху, накрыть собой вместо простыни.

«Просто подойти, разбуди его и для начала скажи, что пришла поблагодарить за подарок». Но эта мысль сразу охладила: «Дура, снова ты ему навязываешься, предлагаешь себя». И трудно было двигаться от внезапного онемения. Полюбовавшись на Данилу еще пару минут, послушав его ровное дыхание, Настя на цыпочках вернулась к двери.

— Настя? — раздался позади хриплый голос.

«Вот черт». Но досада тут же захлебнулась в волнении.

Аида развернулась и посмотрела на Цербера. До чего же хорош, хоть бы не ослепнуть. Темные волосы взъерошены, на щеках темнеет щетина, а в глазах разгорается огонь. Насте стало покалывать кожу от предвкушения, и она туже заправила край полотенца на груди.

— Я не знала, уехал ты или нет, — произнесла она наконец. — Хотела сказать спасибо за подарок.

— Ты слишком далеко стоишь, мне не слышно, — ответил Данила, и Настя зарыдала в душе от благодарности, потому что все, чего ей хотелось сейчас, — это почувствовать на себе его руки, которые умели оградить от всего мира, а потом сказать правду.

Она обошла кровать, опустилась на одно колено, прогнув матрас рядом с бедром Данилы, и он снова заговорил, лаская взглядом.

— Если хочешь поблагодарить меня, то перестань цепляться за полотенце.

Настя чувствовала, что он не пытается обидеть ее, а стремится помочь, подтолкнуть, чтобы она прекратила нервничать. Настя медленно опустила руки, наблюдая, как Данила напрягается и делает глубокий вдох.

— Раздень меня сам, — произнесла она зазывным шепотом.

Летов приподнялся на локтях, и простыня сползла ниже, приоткрывая светлую полоску кожи ниже живота, подтверждая, что он спал обнаженным. Настя прикусила губу, чтобы не всхлипнуть, когда Данила обнял ее за талию и притянул к себе, подхватил под колено и заставил сесть на себя сверху. Он просунул руки под полотенце и обхватил бедра, поглаживая большими пальцами, распаляя внутри жар, который она не умела контролировать.

Через тонкую простыню Настя ощущала, что Данила возбужден, и медленно сделала первое скользящее движение. Он шумно выдохнул, напрягая мышцы плоского живота, а затем двумя руками распустил узел на полотенце; сжав махровые углы, развел полы в стороны и замер, глядя на Настю. Он отбросил полотенце и провел ладонями вдоль ее спины, огладил ягодицы, сжал их и стал плавно, ритмично двигать своими бедрами.

Их разделяла лишь тонкая ткань, и Настя остро чувствовала каждое движение горячей кожей и натянутыми нервами. Данила резко сел, так что их лица поравнялись, а затем вместе с Настей передвинулся на край кровати, спустив ступни на пол; чтобы удержаться на его коленях, пришлось скрестить ноги у него за спиной.

— Как же я тебя хочу, — с отчаянием прошептал он, обнимая Настю за талию, скользя ладонями по пояснице и прижимая к себе так крепко, что стало сложно дышать.

«Мне мало лишь твоего влечения.» — хотелось ей закричать, но она не могла произнести ни слова. Вместо этого она откинулась назад в замке его рук, позволяя ласкать себе грудь.

— Ты тоже производишь впечатление, — стараясь скрыть горечь за сарказмом, ответила Настя. Она никак не могла произнести заветные слова, поэтому решила начать издалека. — Почему ты не отдал мне подарок три года назад?

Данила замер, а затем начал нежно водить губами по ложбинке между грудей, выше, вдоль ключицы. «Он не знает, что ответить», — подумала Настя.

— Боялся, что я напридумываю себе всякой ерунды, переоценив такой знак внимания? — стараясь звучать беззаботно, спросила она.

— Просто повода не было, — ушел он от ответа.

— А почему подарил сейчас?

Он напрягся и, избегая смотреть ей в глаза, пожал плечами: