Страна Арманьяк: Бастард. Рутьер. Дракон Золотого Руна (сборник) - Башибузук Александр. Страница 22

В книгах о Средневековье писатели не всегда детально описывали быт и обстановку, в которых находились их герои. Я в детстве даже представлял все наяву, додумывая, но сейчас представлять нужды не было, все передо мной, даже потрогать можно. Подавил в себе желание шлепнуть по тонзуре ближайшего монаха…

Черт, как же все интересно…

Старик на секунду задержался перед статуей, перекрестился и свернул в боковой коридор. Прошел до его конца и толкнул дверь.

В небольшой келье со скромным распятием на беленой стене и тусклой лампадой под ним он обернулся ко мне и сказал:

– Слава Господу Богу нашему, ты жив! Где ты пропадал, Жан? Я уже думал – тебя схватили.

Вот так! Уж чего я ни ожидал, только не такого развития событий.

И что отвечать?

У монаха строгое худое аскетическое лицо, небольшая аккуратно постриженная бородка, глаза умные, смотрят пронизывающе… так и хочется душу излить.

Получается, знает бастарда, и мало того, даже ждал. А в дневнике об этом ни слова. М-да… отпираться и бить в грудь, крича, что я не Жан и далеко не бастард д’Арманьяк, смысла нет. Он же меня узнал…

– Не все прошло гладко… падре… – постарался я ответить обтекаемо и без подробностей.

– Ты уже знаешь, что случилось с твоим отцом?

– Да, падре… Он умер…

– Его подло убили. – Лицо старика исказилось от гнева. – Приказ убить отдал сам узурпатор. Без сомнений!

– Я знаю.

– Его накажет Господь! – Старик яростно вздел руку вверх, на лице промелькнула дикая злоба.

– Я не сомневаюсь, что так и будет, падре, но сейчас мне бы хотелось знать, что делать дальше. Все планы рухнули, – постарался я направить разговор в нужное русло.

Проклятия и кары небесные на голову Луи – это, конечно, хорошо, но желательно определиться с земными делами. Моими делами. Сам я в этом мире еще как младенец, а вот старик – знать бы еще, кто он, – может реально растолковать, что к чему, и направить на путь истинный. И желательно, чтобы этот путь не привел меня к плахе… или дыбе… черт, кто же он? И бастард ничего не собирается подсказывать…

Старик взял себя в руки и сказал:

– Я рад, что у тебя, как всегда, холодная голова. Ладно, обо всем потом. Сейчас я прикажу приготовить воду, омоешь чресла, потом поешь, и поговорим. – Старик открыл дверь, собираясь уходить, но обернулся и спросил: – Кстати, почему ты не назвал пароль у ворот?

– Я его не помню. Когда уходил из Лектура, упал с лошади и ударился головой. – Я показал на ссадину на лбу. – Многое вылетело из памяти. Даже с трудом вспомнил, кто я есть.

– Такое бывает, Господь поможет тебе все вспомнить. – Старик перекрестил меня и вышел.

Я присел на узкую кровать, стоявшую у стены, и осмотрелся. Аскетическая обстановка. Очень напоминает монашескую келью. Скорее всего, она и есть. Скромное распятие на стене. Грубо сколоченный стол и стул. На столе рукописная книга, прибор для письма и толстая восковая свеча в бронзовом подсвечнике.

Кто же этот старик?

Если размышлять логически…

Знает бастарда близко, обращается по имени и на «ты»…

Паука ненавидит реально, ненависть так и сквозит…

В приюте определенно – главный, а может, и не только в приюте. Это заметно по его властности… Смирением от него и не пахнет…

Ждал меня, даже на этот счет был приготовлен пароль; значит, есть реальный план.

А что гадать, пока все складывается неплохо… Вон даже союзник неожиданный нарисовался.

На всякий случай вытянул дагу из ножен, положил рядом и прилег на кровать.

Только сейчас почувствовал, как устал; спина, не привычная к долгим поездкам, задубела намертво. А то ли еще будет? До Арагона путь не близкий… кони да лошадки, основное средство передвижения, ёптыть, до паровозов – века и века…

Скрипнула дверь, и вошел старик. В руках он нес глиняную миску, накрытую ломтем хлеба, и большой кувшин.

Заметив обнаженную дагу, сказал:

– Ты здесь в безопасности, Жан, нет нужды осквернять обитель обнаженным оружием. – Монах поставил еду на стол и присел рядом на кровать. – Вставай, поешь, воду для тебя греют, монахи уже совершили омовения, так что придется подождать.

– Где мой слуга? – В миске оказалось вареное мясо с зеленью и чесноком, а в кувшине – удивительно вкусный шипучий, слегка хмельной напиток.

– Он ухаживает за лошадьми. Позже его покормят и устроят на ночлег. – Монах тоже налил себе в глиняную кружку из кувшина. – С каких это пор ты стал беспокоиться о слугах?

– Когда вокруг тебя одни враги, даже в слуге можно найти друга.

– Ты взрослеешь, мой мальчик, – одобрительно кивнул монах.

– Хороший у вас… – Я показал пальцем на кувшин и запнулся, не зная, как назвать напиток.

– Это да, – согласно кивнул монах. – Сидр в этом году удался на славу, отец Бартоломео – известный мастер на весь Арманьяк, жаль только страдает грехом невоздержания. Но хватит о пустом. Рассказывай, Жан.

Я прожевал кусок мяса, оказавшийся очень вкусной говядиной, отпил сидра и спросил напрямую:

– Я думаю, стоит начать с того, падре, что вы мне скажете, кто вы. Я многое вспомнил, а вот вас – нет.

– Неисповедимы пути Господни! – Старик перекрестился. – Я бы предпочел, чтобы ты забыл другие вещи. Я твой духовник. Имя мне Иаков, я приор ордена братьев-проповедников в этой провинции. Имя мое в миру нет нужды называть, да я его уже и сам забыл.

Ну вот… Потихоньку все начинает проясняться, хотя кто такой духовник, для меня все равно непонятно.

– А что вы делаете, падре Иаков, в этом приюте? – задал вертевшийся на языке вопрос.

По моему разумению, приор провинции – слишком большая шишка в церковной иерархии, чтобы находиться в каком-то захолустном приюте для паломников.

– Видимо, ты действительно многое забыл… – грустно покачал головой старик. – Я здесь, чтобы встретить тебя, оказать посильную помощь и при необходимости дать убежище. Я получил письмо с голубем от твоего отца, упокой Господь его душу и прости грехи, и сразу под видом инспекции выехал сюда. Теперь вспомнил?

– Смутно…

– По большому счету это уже не важно. Теперь расскажи о планах твоих. – Старик пристально посмотрел мне в глаза.

– Планы… – Я добавил сидра в кружки себе и доминиканцу. – А что вы, падре, сами знаете о моих планах?

– Жан, Жан… – покачал головой старик. – Ты каким был, таким и остался, хотя излишняя предосторожность – это не самая худшая твоя черта.

– Предосторожность сейчас жизненно необходимая черта, падре. Прошу вас ответить на мой вопрос.

– Насколько мне известно, ты должен был отправиться в Арагон, искать помощи у рея Хуана. Не так ли? И как ты понимаешь, сейчас это предприятие потеряло всякий смысл, мой мальчик. – Говоря это, старик перебирал косточки четок и не переставал смотреть мне в лицо.

– Почему, падре? Хуан не стал питать приязни к Луи. В Арманьяке еще есть наши сторонники, и если одновременно с вторжением они откроют боевые действия здесь, положение Всемирного Паука станет очень шатким. Бритты обязательно воспользуются этой войной и вторгнутся на побережье. Добавим Бургундию и Гиень, которые также поспешат отхватить свой кусок. Так что не все так печально, как кажется. Сложно, не спорю, но все равно повода опускать руки я не вижу. Это, конечно, я обрисовал идеальный вариант, но даже если он наполовину свершится, Луи надолго, если не навсегда, потеряет свои позиции на Юге, – сам от себя не ожидая такой горячности, пылко выложил я свои соображения.

О подобном развитии событий я думал чуть ли не с первого дня попадания в этот мир. Информацию к размышлению дали записи в дневнике бастарда и дополнились обрывками сведений, почерпнутых из общения с евреем Исааком, де Граммоном и де Люмьером. Окончательно же все оформилось в более-менее прорисованный план только сейчас, в разговоре с духовником.

Доминиканец, не перебивая, дослушал до конца и задал тот самый вопрос, на который я так и не смог в своих размышлениях найти ответа:

– Не спорю, идея при правильном ее воплощении в жизнь может быть хороша. Но что тебе с нее? Кем ты себя видишь после освобождения фамильных земель?