Ночной охотник - Барнс Томас. Страница 51

Медноволосый Хорр с содроганием взирал на погибшего юношу и, как ни странно, напряженно, чутко внюхивался. Только он замечал, что едкие ароматы порохового дыма почему–то сменились смрадом влажной гнили, словно облепившей за одно мгновение его смуглое лице.

В нос ощутимо ударили не запахи фейерверка, а зловонная плесень и густые болотные миазмы!

Лицо иннейца оставалось бесстрастным, но глаза широко открылись от удивления. У него возникло полное ощущение, что, сделав всего пару шагов, он успел удивительным образом переместиться из праздничного дворцового парка Нианы в самый центр глухого Пайлуда!

Медноволосый Хорр ощущал, что здесь только что побывала зловещая, странная сила, и от близости к этой ледяной неизвестности у него странно похолодели пальцы, сжимавшие костяную рукоятку кинжала.

В неверном колеблющемся свете полыхающих факелов показались темные силуэты людей, тоже прибежавших на крики.

— Что здесь случилось? — задыхаясь от быстрого бега, спросил у Хорра какой–то невзрачный черноволосый мужчина, на щеке которого темнела крупная бородавка.

— Его убили, — мрачно кивнул на труп Медноволосый Хорр. — Клянусь Духом Проливного Дождя, более мертвых парней я еще не встречал никогда…

Иннеец не обратил внимания на то, какими глазами мужчина уставился на кинжал, который он все еще продолжал держать в руке.

Отовсюду доносились крики ужаса:

— Смотрите! Смотрите!.. У него разрезана грудь… Охотник за сердцами!..

Весело и празднично одетые горожане, привлеченные криками, прибежали к дорожке. Толпа зевак отхлынула, лишь уступая место двум охранникам, сжимающим в руках горящие факелы.

Все с ужасом смотрели на погибшего юношу и с трепетом повторяли, что только недавно в Южном квартале был убит еще один молодой нианец. Точно так же, как и бедный Одилон, он лежал с рассеченной грудью, из которой безжалостная рука вырвала сердце.

Кто–то вспомнил, что еще несколько дней назад другой юноша точно так же лишился сердца.

Это произошло в самом центре города, недалеко от башни старинного небоскреба.

Убийства продолжались уже несколько недель, и никто не мог сказать, что ждет впереди. Несмотря на то, что жуткий охотник за сердцами преследовал пока только молодых парней, никто не чувствовал себя ночью в безопасности, каждый в любой момент мог стать жертвой убийцы.

Эта мысль заставила всех цепенеть от жути. Зеваки боялись даже произнести ее вслух и едва слышно перешептывались.

В этот момент из глухой части парка раздался женский голос. Кричала, несомненно, молодая девушка, но голос ее, распыленный вечерним ветром и заглушаемый треском фейерверка, звучал очень невнятно.

— Я здесь… — жалобно прокричала она вдали, и ее голос эхом отдался в окрестных рощах.

— Клянусь Духом Проливного Дождя… — ошеломлено вскинул голову Медноволосый Хорр. — Я знаю, кому принадлежит этот голос!

Он ринулся в сторону и выбежал в глухую, заросшую часть парка, из которой только что донесся крик, но там в нерешительности остановился. Где–то за спиной раздавались взволнованные крики людей, прибежавших к трупу с факелами, но вождя это нисколько не интересовало.

Всем своим естеством он напряженно всматривался и вслушивался в то, что творится кругом. Таинственный болотный запах исчез, оставив в душе ощущение пустоты. Нигде ничего не было видно, и как дождевой охотник ни напрягал свое острое зрение, он не мог различить ни одного движения.

Но ветер шевелил листву деревьев, и в этом монотонном шелесте вождю чудился мелодичный, печальный голос Зеленоглазой Ратты:

«Я здесь… Я здесь… здесь…» — словно тихо шептала она.

«Я здесь…» — отчетливо слышал ее голос Медноволосый Хорр, и каждый раз эти едва уловимые звуки отзывались мучительной болью в сердце иннейца.

— Ратта, я уже здесь, — крикнул он во все горло. — Ты слышишь меня? Я пришел к тебе! Я здесь!

Эхо подхватило его слова, и все окрестные рощи отозвались:

— Здесь… здесь… здесь…

Медноволосый Хорр ринулся в сторону глухой части парка. Иннеец не заметил, что черноволосый мужчина с бородавкой на щеке все это время не спускал с него пристальный взгляд.

Глаза незнакомца сверлили резную костяную ручку кинжала, торчавшего из кожаного футляра, что висел на бедре Хорра.

Место для ночлега иннеец смог найти с трудом и спал очень плохо. Всю ночь он ворочался на куче слегка подсохших водорослей, в душной комнате, расположенной в полуподвальном помещении старого заброшенного кирпичного здания, не понимая, спит он или не спит.

Перед его внутренним взором то и дело возникало лицо Зеленоглазой Ратты. Однако, как ни странно, ее образ сопровождался запахами гниющих водорослей, не только лежавших у него под головой, но сплошь усеивавших береговую полосу у порта.

Аромат Внутреннего моря не отпускал его ни на мгновение.

Море в Ниане чувствовалось везде. Морские запахи пронизывали воздух, как солнечные лучи, они настигали в самых укромных уголках порывами соленого ветра и постоянно лезли в ноздри смрадными миазмами разлагающейся рыбной требухи и водорослей.

Проснувшись чуть свет, он перекусил оставшейся плиткой пеммикана и отправился в путь. Он перемещался по городу, словно повинуясь дуновению ветра и, не чувствуя усталости, ходил до вечера.

Закалка лесного жителя помогала ему. Только тогда, когда солнце начало клониться к туманному горизонту Внутреннего моря, иннеец ощутил, что изрядно утомился. Чувство голода все сильней давало о себе знать, и он решил подкрепиться.

Медноволосый Хорр свернул на узкую улочку и направился в северный квартал. Еще со вчерашнего вечера он знал, что там, в старом бетонном помещении бывшего склада, находилась таверна.

По пути он миновал несколько плохо освещенных площадей, все еще запруженных народом. Там располагались торговые ряды, где можно было выгодно купить или продать нужную вещь, и горожане, возвращаясь вечером домой, все еще заворачивали на рынки.

Чтобы попасть в северную часть города, Медноволосому Хорру нужно было миновать несколько древних площадей, образовавшихся среди остатков древних небоскребов. Путь его пролегал по старым запутанным улицам, шедшим по склону холма, на вершине которого виднелась старинная башня, самая высокая в Ниане. Там был дворец и тот самый парк, где он вчера вечером обнаружил парня со вскрытой грудью.

Почему какому–то мерзавцу нравилось убивать по ночам безоружных парней? Этого Медноволосый Хорр не мог понять. Если бы это была лесная схватка, если бы у каждого было оружие и каждый противник мог сам постоять за себя, то все было бы понятно. Но накануне иннеец четко видел, что молодой паренек был совершенно безоружен.

Нет, угрюмо размышлял Хорр, без Нечистого тут не обошлось. Зачем убийца еще, вдобавок, и вскрывал мертвым парнишкам ребра? Зачем он вытаскивал у них сердца? И не связано ли это с теми двумя бедолагами–сёрчерами, что погибли в дебрях Тайга той же ужасной смертью?

В окружающем его мире всегда было разлито зло. Смерть ходила за каждым нууку по пятам и сопровождала всю жизнь. Хотя в мире после Смерти болели мало, любой дождевой охотник мог умереть в детстве от непонятной хвори, если на его лицо падало не влажное благотворное дыхание Духа Проливного Дождя, а едкая слюна дурного духа. В юности каждого из племени нууку мог разорвать на охоте хитрый разъяренный грокон, его скальп мог оказаться в руках врага.

Наконец, и сам Нечистый охотился за дождевыми охотниками. Он мог утащить кого угодно из нууку в бездонную тьму, в бескрайние топи болот, как это произошло в ту злосчастную ночь с самыми красивыми иннейскими девушками у небольшой реки на окраине Пайлуда.

В ту ночь пропала и Зеленоглазая Ратта. Но Хорр был убежден, что она все еще жива…

В грязной таверне, устроенной в прокопченном, потрескавшемся здании, он постарался устроиться в самом темном углу, чтобы не привлекать к себе лишний раз любопытные взгляды. Здесь царили бестолковый шум и суета, раздавалось нестройное пение, и вовсю клокотали пьяные бессвязные разговоры.