Герман ведёт бригаду (Воспоминания партизана) - Воскресенский Михаил Леонидович. Страница 4

— В армии служил?

— Да, служил.

Ответ озадачивает офицера.

— Сейчас служил? — уточняет он вопрос.

— Ах сейчас? Нет. Раньше служил.

— А сколько тебе лет?

— Сорок. — Моя борода позволяет мне к своему действительному возрасту прибавить более десятка лет.

— Немецкий язык знаешь?

Опасный вопрос. Гитлеровцы ищут людей, знающих немецкий язык, и вербуют их в переводчики.

— Нет, не знаю.

— Но ведь ты изучал его, когда сам учился?

— Давно это было. Я плохо его учил. Сейчас весьма сожалею…

Офицер машет рукой.

Пронесло! Я ухожу неторопливо. Иду, не оборачиваясь, за околицу деревни…

К вечеру гитлеровцы из Топоров уехали, и я вернулся в деревню. Из задержанных фашисты увезли двоих. Солодуха, все время крутившийся около оккупантов, опознал встретившихся ему раньше красноармейцев. Я договорился с ранеными и, немного отдохнув, вернулся в отряд. Пенкин внимательно выслушал мой рассказ и дружески сказал:

— Ну, теперь, Михаил Леонидович, ты настоящий разведчик, у гитлеровцев в лапах побывал и выкрутиться сумел.

Через неделю несколько раненых, лечившихся в доме Риммы, пришли в отряд.

Вскоре стало известно, что Солодухин, как говорится, «вошел во вкус» — донес о существовании в деревне «подпольного госпиталя». Мы решили казнить изменника.

— Каждый час жизни негодяя — преступление. И оно теперь будет на нашей совести, если мы не избавим людей от этого ублюдка, — сказал Пенкин.

Привести в исполнение партизанский приговор командир приказал младшему лейтенанту Липнягову. С тремя бойцами Липнягов устроил засаду на шоссе, подкараулил «пана Солодуху», возвращавшегося навеселе из Невеля, где он получал деньги за свои гнусные дела, и расстрелял предателя. К его трупу был прикреплен листок тетрадочной бумаги со словами:

«Товарищи крестьяне: колхозники и единоличники! „Пан Солодуха“ получил вполне заслуженную смерть, как предатель советского народа и изменник Родины. Вы сами знаете, сколько он предал гитлеровцам бойцов и командиров Красной Армии. Иначе мы с ним поступить не могли.

Мы заявляем, что остаемся вашими друзьями, преданными советскому народу бойцами до последнего вздоха своей жизни и непримиримыми врагами гитлеровской фашистской армии до полного ее уничтожения. Так мы будем поступать и дальше с наемниками кровожадного фашизма, с теми, кто предает советский народ и Родину».

Внизу стояла подпись: «Штаб партизанского отряда».

Это было наше первое письменное обращение к местному населению. Вскоре партизанская пуля покарала и другого предателя — волостного старшину Бантрука. Он был уничтожен днем прямо на улице деревни Голубово.

Отряд наш рос быстро. К нам присоединились отставшие по разным причинам от своих частей старший лейтенант Логинов, лейтенанты Худяков и Крылов, младший командир Бабыкин, пулеметчик Чернявский и другие. К концу сентября отряд насчитывал в своих рядах более ста бойцов. Была создана специальная стрелковая рота под командованием лейтенанта Утева, пришедшего к нам из «подпольного госпиталя». Политруком ее Пенкин назначил меня. Помню, как один из партизан, имевший командирское звание, возмутился:

— Воскресенский рядовой, а его в политруки выдвинули.

— Зато он в партизаны из армии с партийным билетом пришел, а не спрятал его в бане или сарае, — не без ехидства отпарировал Пенкин.

Неприятно слышать было этот разговор, но в те трудные дни было не до обид.

А дел становилось все больше и больше.

Наши бойцы теперь закладывали взрывчатку не только на дорогах Невель — Полоцк, но и на шоссе Киев — Ленинград. Разведчики-чкаловцы ходили на задания к Таланкину, Пустошке и даже к Себежу, вели наблюдение за передвижением фашистских войск, устраивали засады. Велико было наше удивление, когда однажды утром к лагерю подъехала большая грузовая машина. Из кузова высыпали смеющийся Утев и бойцы, отправленные с ним в засаду на проселочный тракт к Новохованску. Оказывается, им удалось перебить всех до единого гитлеровцев, находившихся в машине, и захватить ее целехонькой. В кузове лежали винтовки, патроны, одежда.

Дерзко действовали подрывники, особенно, когда группы возглавляли Паутов и Сергунин. 29 сентября они подорвали большой железнодорожный мост на дороге Полоцк — Псков. Удалось наконец передать в штаб Северо-Западного фронта и собранные нами разведданные.

Все это, конечно, не могло не насторожить оккупантов. Из Невеля в нашу округу прибыли каратели. 19 сентября в полдень к нам в лагерь прибежал запыхавшийся парнишка:

— Дяденьки, немцы идут на Парамки!

Дежурный по отряду Утев скомандовал:

— В ружье!

Мы поспешили к хутору. Все понимали — в Парамки надо попасть раньше гитлеровцев. Население хутора за последнюю неделю увеличилось. Кров и хлеб там нашли семьи некоторых деревенских активистов и еврейская семья врача Янины Михейкиной.

Не зря торопился связной — отряд успел вовремя. Залегли недалеко от построек, у опушки леса. Вот и фашисты. Они на велосипедах.

Огненная строчка пуль ложится у колеса едущего впереди офицера. Это стреляет с высотки из автомата Пенкин. Условный сигнал. Мы дружно поддерживаем огнем командира: бьем по гитлеровцам из автоматов и винтовок. Фашисты торопливо рассыпаются по пригорку.

— Что? Выкусили, подлюги?! — возбужденно кричит сержант Федотов.

Из кустарника за дорогой в нашу сторону летят мины. Дав несколько залпов, каратели поднимаются в атаку. Теперь их значительно больше. По приказу командира мы подпускаем бегущих и что-то орущих гитлеровцев шагов на восемьдесят. И тогда открывают огонь наши пулеметчики Слепов и Камолов.

Бой за Парамки продолжался более двух часов. После нескольких атак фашисты отступили. Преследуя их, мы захватили проводника карательного отряда Якова Ради — немца с Поволжья. Отряд потерял три человека убитыми. Были ранены политрук Кумриди и сержант Федотов. Это он при знакомстве со мной отрекомендовался «учителем» Борисом.

По дороге в лагерь Федотов умер. Похоронили его в лесу. На душе было скверно. Я молча брел вслед за Утевым и вспоминал нашу первую встречу с Борисом…

Гитлеровцы не отказались от мысли уничтожить Парамки. Спустя тринадцать дней они чуть свет ворвались на хутор на шести автомашинах в сопровождении танкетки. Всех, кто не успел бежать, они расстреляли. Среди жертв фашистских убийц были и дети — двухлетние Михейкин Геня и Фрумкина Жанна.

После боя 19 сентября мы перенесли наш лагерь дальше в лес и расположились на болотном островке. Когда дозорные увидели дым в стороне Парамок, отряд спешно направился к хутору. Но на этот раз мы опоздали. Сделав свое черное дело, каратели быстро скрылись.

7 октября 1941 года штаб принял решение произвести налет на железную дорогу Невель — Полоцк, вблизи станции Железница. На операцию отправились наша рота и группа подрывников. Командовать сводным отрядом было поручено Логинову.

Вышли днем, а в заданный район пришли в сумерках. Лес здесь подходил к самой железной дороге. Это нам позволяло скрытно приблизиться к ней и облегчало отход после налета.

Последний короткий привал. Очень темно, и мы едва различаем друг друга. Логинов вполголоса дает указания:

— Главное — взрыв моста. Первыми продвигаются пулеметчики. Их задача сбить охрану и занять оборону. После этого на мост побегут подрывники. С этой группой будем я и политрук Воскресенский. Налет на казарму делает группа лейтенанта Утева. Атаку начинать только тогда, когда на мосту откроется стрельба. Если ее не будет — сразу же, как услышите взрыв. Отход сюда, на это место. Ясно?

Все молчат. Значит, задача понятна. Идем осторожно дальше. Но все равно шумят раздвигаемые кусты, слышен шорох шагов, и нам кажется, что вражеские часовые чувствуют наше приближение. Впереди что-то чернеет. Будка. Берем влево и идем вдоль железной дороги. Начинаем различать фермы моста. Останавливаемся в кустах. К насыпи пошли пулеметчики. Ждем. Вот-вот вспыхнет перестрелка. Но по-прежнему все тихо.