Я тебя отпускаю - Метлицкая Мария. Страница 5

Так и уснул, «безо всяких там домогательств», как грустно пошутила про себя Ника. Ей не спалось. Понятное дело – выспалась. И снова крутила все в голове – Илья не остался с больной женой. Уехал с любовницей. Сволочь? Ну, наверное, да. Впрочем, может, с женой не так все и страшно. Хотя вряд ли ложатся в больницу по пустякам.

Илья так любит ее? Так любит, что поехал с ней, а не остался, несмотря на проблемы, дома? Так любит и так дорожит, что боится ее огорчить, зная, как долго Ника мечтала об этой поездке? Нет, вряд ли – она хорошо его знает. Вряд ли он так боялся ее расстроить.

Ведь отменялись же несколько раз поездки и рушились планы, когда были сложности на работе? Выходит, эта законная просто его мало волнует и ему на нее наплевать? Но он же живет с ней, не уходит! И все-таки она его жена, мать его сына. И человек в беде, в больнице. А он – здесь. С ней. С любовницей.

«Да какое мне до всего этого дело? – Ника попыталась уговорить себя саму. – Какое мне дело до этой Татьяны-юрисконсульта, этого мальчика Вани и этой, по всей видимости, совсем непростой Виолетты Леопольдовны? Я и они – две параллельные жизни, параллельные и не пересекающиеся! Конечно, мне его жалко. Настроение у него хуже некуда. Из-за болезни жены или из-за черствости сына? Ладно, проехали, – продолжала себя уговаривать она. – Это не мое дело. Я здесь, в Венеции! И Илья рядом со мной. Со мной, а не с ней, между прочим. И нечего думать о чужих людях».

Но почему она не ликует по этому поводу? И почему же ей стало еще тоскливее, еще муторнее? Почему на сердце так скребутся противные кошки?

Дождь моросил всю ночь без остановки. В пять утра она все же уснула. Проснулась от шума воды – Илья был в ванной.

Подскочила к окну: да, снова дождь. Свинцовое небо затянуто плотно, без щелочки просвета. Впрочем, по прогнозу было именно так. А Ника так надеялась, что метеорологи, как всегда, ошибутся!

Илья вышел из душа и улыбнулся. Слава богу!

– Ну что, детка, как настроение? Планы такие – плотный завтрак, много черного сладкого кофе. Десерт, если желаете. Ну а дальше, милая, в номер. Увы! Кстати, ты, детка, не разболелась?

– Как видишь, цела. Я пойду гулять. Не могу сидеть здесь, в номере! Когда за окном…

– Ясно, – перебил ее он. – Бунт на корабле продолжается. У тебя, случаем, не ПМС? Ну что ж, твой выбор! – И усмехнулся: – Мы свободные люди!

– Я – точно! – не удержалась Ника.

Илья, кажется, разозлился. «Ну и черт с тобой, – подумала Ника. – Целый день в номере – ну уж нет, извините! Смотреть «Планету животных», эти кровавые страсти? Правильно сказала – я свободный человек. В отличие, кстати, от него самого!»

Ника быстро оделась, подкрасилась и у двери обернулась:

– Не волнуйся, я перекушу по дороге!

– А я и не волнуюсь, – не поворачивая головы, равнодушно ответил Илья и повторил: – Хозяин барин.

Ника зашла в обувной магазин – благо, совсем рядом, за углом, – и купила резиновые сапоги ярко-красного цвета, с золотистой шпорой на пятке. Там же – зеленый дождевик, других, увы, не было.

Глянула на себя в зеркало: ну чисто попугай! «Ну что ж теперь вперед! – сказала она себе и бодро шагнула на улицу, повторяя: – Теперь не страшны нам ни буря, ни ветер!» Только бы не заплакать. Правда, слез ее никто бы и не заметил – дождь лил беспрестанно, и капли воды попадали на лицо. Прохожих почти не было, да и кому до нее дело – бредет какая-то сумасшедшая в красных сапогах с золотой шпорой и в ярко-зеленом плаще.

«Нет, все понятно, – снова размышляла Ника. – Настроение у него отвратное. Жена в больнице, сынок, как всегда, чудит. Ну и вдобавок – погодка нашептывает. И тут я со своими обидками и выпендрежем. К чему он, надо сказать, не привык. Я ведь всегда была для него отдушиной, утешительницей, тихой радостью, как он говорил. И раньше казалось, что моя тактика – единственно правильная: там – скандалы, здесь – благостная тишина. Там – попреки и претензии, здесь – восхищение и благодарность. Там – бесконечные требования, в том числе – и материальные. А здесь… Здесь – ничего! Ни разу, за все долгие восемь лет, я не намекнула ему о своих проблемах! А они, разумеется, были. И разного, надо сказать, калибра. Но всегда справлялась сама».

Нет, жадным Илья не был – ни-ни! На духи, билеты в театр, совместные поездки, какую-то недорогую ювелирку денег никогда не жалел. Но ни разу не спросил, нужны ли ей деньги. Ни разу. Даже когда болела мама. А расходы там были ого-го. Ничего, взяла кредит. Справилась.

Наверное, хорошо, что не предлагал ей денег, – ее дурацкая щепетильность, их семейная щепетильность, возведенная в немыслимый ранг, все равно не позволила бы их принять. Да Ника бы сошла с ума, если бы пришлось взять у него деньги.

Подружки смеялись и считали ее полной дурой. Любовник? Да это его прямые функции и обязанности! Тем паче что Илья – человек, по нынешним временам, состоятельный.

Но было так, как было.

Обид на него у нее точно не было. На фоне «чудесного» настроения вспоминались и другие вещи, куда более важные.

После полутора лет их страстного романа Ника залетела. Терзалась, сказать ли Илье. Боялась его реакции. Подруги уговаривали ребенка оставить: «Тебе к тридцати, чего ждать? Увидишь, уйдет из семьи! Или не уйдет, но точно не бросит. Поможет ребенка поднять».

Мама… Мама все время плакала и увещевала дочь, что делать аборт в таком возрасте – преступление. В конце концов, их двое, уж как-нибудь вытянут! И ее мама растила одна – отец ушел, когда ей было полгода. Словом, не привыкать. Но после долгих раздумий аборт все же сделала. Почему? Да только себе Ника могла сказать правду – боялась. Боялась, что он уйдет, просто разозлится на ее самовольство и уйдет. Откажется от нее. Тогда у них был все еще затяжной конфетно-букетный период. Самый сладостный период познавания друг друга и чудесных открытий. И тут на тебе.

Да, боялась его потерять. Дура? Наверное.

Может, тогда бы все изменилось и поменялось. Илья очень был влюблен, очень. Срывался с работы среди бела дня, чтобы только ее повидать, – пусть на полчаса, на десять минут. Ждал ее после работы, чтобы просто отвезти домой. Потом они долго стояли в подъезде и, как глупые подростки, никак не могли расстаться.

Переписывались по ночам: «Ты как? Спишь? А я уснуть не могу, скучаю».

Ника захлебывалась от счастья – дождалась! А уже ведь почти не верилось! Нет, романчики были, конечно. Но все полная чушь: сопливые, инфантильные мальчики-ровесники, маменькины сынки с потными и липкими ладонями и мокрыми губами. Все не то, не то, это было понятно. Почти смирилась. Ну не всем выпадает истинная любовь! А если это случается, то только раз в жизни. Вот мама, ее чудесная, замечательная мама. После ухода отца – ни одной попытки устроить свою судьбу. Почему? Да сама не хотела! Кавалеров, кстати, было хоть отбавляй в любом пансионате, в экскурсионных поездках – они с Никой изъездили всю Россию плюс Кавказ и Прибалтику, на впечатления денег не жалели. Мама говорила, что лучше сэкономить на тряпках и на еде, чем на впечатлениях и путешествиях. Умница мама. Так вот, мужики на маму слетались, как пчелы на мед. И неудивительно – она была красавицей. Зеленоглазая брюнетка, сохранившая фигуру и стройные ноги. Мама кокетничала, флиртовала, посмеивалась над ухажерами, но чтоб завести роман? Подросшая дочь искренне удивлялась: «Мам, почему? Ну чем плох, скажем, этот? А тот? Ведь вполне приличные дядьки!» А Олег Константинович, мамин начальник? Уж он увивался лет десять, не меньше! Высокий, седовласый красавец, к тому же умница, интеллигент. Правда, женатый.

Мама отрезала: «С семейным не свяжусь никогда, это табу. Как вспомню, что пережила после ухода отца! Нет, никогда. Кем бы он ни был». У мамы были моральные принципы. А у Ники, выходит, что нет. Однажды обмолвилась: «Твоего отца я любила так, как больше никогда не случится. А зачем мне другое? Нет, не хочу». Глупо, конечно. Ладно, замуж не надо – Ника и сама этого не хотела по причине подросткового эгоизма. Чужой мужик придет в их с мамой дом? Конечно бы, не возразила и не препятствовала, но, если честно, то не дай бог.