Превратности судьбы (СИ) - Беспалова Екатерина. Страница 3

Вот и сейчас он пытался выяснить обстоятельства, при которых солдат из отряда Шторма, да и сам Шторм, пострадали во время патрулирования горной местности, связывающей южное горное селение с их штабом, и почему младший сержант отдал приказ не выходить на связь с командованием в заранее обговорённые сроки.

— Я не хотел подвергать панике главный отряд, — ответил Шторм, глядя прямо в глаза полковнику.

— Подвергать панике? — раздался эхом вопрос Денисова. — Я что-то не припоминаю такого случая, чтобы капитан Терехов хоть когда-нибудь начинал паниковать во время выполнения задания.

— Ничего серьёзного не произошло, — продолжил Александр. — Мы просто не сразу заметили ловушки, товарищ полковник. А когда поняли, в чём дело, Кирилл… простите, ефрейтор Чудов уже успел повредить ногу.

Шторм замолчал.

— Продолжайте.

— Пока мы обезвредили растяжки, время первого выхода на связь уже прошло. Рядовой Кочетов всё равно попытался связаться с капитаном Тереховым, но я не позволил ему этого сделать. Несмотря на то, что связь плохая, командир услышал бы стоны Кирилла. Я не хотел рисковать.

Шторм замолчал и посмотрел на Денисова. Тот внимательно слушал всё, о чём докладывал ему младший сержант. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— После этого, — продолжил Шторм, — мы обработали рану ефрейтора. Пока ребята занимались моим плечом, вторая временная точка прошла.

Он замолчал.

— И вы считаете, товарищ младший сержант, что ничего серьёзного не произошло? — обратился Денисов к Шторму. — Вы не вышли на связь с главным отрядом и тем самым поставили под угрозу жизни ваших товарищей. Рядом с местом, где были ловушки, могли оказаться боевики, а вы не предупредили своего командира.

— Товарищ полковник, никого, кроме моего отряда и отряда капитана Терехова, вокруг не было. Если бы боевики находились рядом, я бы непременно отдал приказ сообщить об этом в главный отряд. Опасности не было, а поднимать шум из-за того, что я вовремя не заметил растяжек, которые мы с успехом обезвредили, это просто глупо. Если вы считаете по-другому, то я готов понести любое наказание за то, что ослушался приказа товарища капитана.

Денисов смотрел в глаза Шторму. Полковник видел, что какой бы приказ он сейчас не отдал, солдат примет его беспрекословно.

— Ну, что же, я думаю, что при других обстоятельствах я бы приказал понизить вас в звании, товарищ младший сержант. Но, учитывая всё сказанное вами и вашими товарищами, я считаю, что вы поступили правильно. К тому же характеристики вашего командира просто не оставляют мне другого выбора…

Шторм выдохнул с облегчением.

— Но учтите, что какие бы обстоятельства у вас не сложились, вы всегда должны выходить на связь в обговорённое заранее время, вам понятно? Кроме того, вы хороший солдат, Шторм, и мне не хочется терять такого человека, как вы. Теперь можете возвращаться в лагерь.

Александр ещё раз посмотрел на Денисова и, улыбнувшись, направился к выходу.

— И ещё, Шторм…

Парень замер в дверях.

— Да, товарищ полковник.

— На твоём месте я бы поступил точно так же!

Младший сержант снова улыбнулся и, слегка кивнув головой, вышел из кабинета.

Возвращаясь к палаткам, где жил он и его товарищи, солдат прокручивал в голове разговор с Денисовым. Он был рад тому, что находился на хорошем счету у полковника. Ему хотелось исправить все свои ошибки, совершённые во время гражданской жизни, а их он насчитал много, и исправить всё казалось просто невозможным! Именно сейчас было самое время доказывать, что он способен на что-то большее, чем драки и пьяные дебоши.

Очень часто Александр задумывался о прежней жизни и только теперь начинал понимать, что всё то, чем он занимался, было неправильно. Как его вообще угораздило попасть в ту компанию? Он снова и снова задавался этим вопросом и никогда не мог найти ответа на него. «Наверное, я счастливчик!» — думал Шторм.

Попав в Чечню, он понял, что такое дружба, и научился ценить её. Он осознал, испытал на себе, каково это — быть униженным другими, быть лишённым всяких прав и уважения. Только пройдя через всё это, Шторм, младший сержант десантных войск, сумел остаться человеком, а не превратился в бесполезное и тупое существо, которое уважало и ценило только себя.

Раздумывая обо всём этом, он подошёл к палаткам. Никто не маячил и не суетился. Ещё бы, после сегодняшней прогулки вряд ли кто-нибудь хотел заниматься чем-то большим, чем просто добраться до кровати и уснуть! Завтрашний день тоже ничего хорошего не предвещал, поэтому солдаты предпочитали хорошенько отдохнуть и набраться сил.

Когда Шторм вошёл в палатку, его товарищи ещё не спали. Они ожидали его возвращения с новостями, хорошими или плохими, никто не знал, но все они надеялись на то, что всё должно было обойтись.

— Ну, как, Сань? Что тебе начальство сказало? — начал Кирилл, тот самый, который вместе со Штормом пострадал в этой операции.

— Что оно могло сказать? — улыбнулся младший сержант. — Два наряда вне очереди сегодня, три завтра и каждый день по нарастающей, ну, и понижение в звании до рядового!

— Да ладно! Чего ты сочиняешь?

— Правда до единого слова, до каждой запятой!

— Что-то ты очень весёлый для такого наказания! — сказал Кирилл и бросил Шторму яблоко.

— Да всё нормально, пацаны, — наконец серьёзно ответил он. — Я рассказал, как всё было, и Денисов отпустил меня на все четыре стороны!

— Ну, слава Богу, — облегчённо выдохнул рядовой Орлов, — а то Терехов тут такой крик поднял: да я, да он, да его!

— По-моему, кроме криков, у него ничего хорошо не получается в последнее время, — заметил Чудов.

— Да он нормальный мужик, ребята, — вступился Александр за капитана. — Его тоже понять можно! Он, наверное, все свои боевые заслуги вспомнил, пока ждал, когда мы выйдем на связь. Он же за всё отвечал!

С этими словами Шторм направился к своей кровати и, взбив подушку, лёг, не раздеваясь и не снимая берцев.

— Слушай, Сань, у тебя в семье военных не было? — спросил вдруг Роман Орлов.

— А что?

— Ты прирождённый лидер! Я не удивлюсь, если через пару месяцев ты станешь старшиной.

— Нет уж, спасибо! Лишняя головная боль мне совершенно ни к чему, — улыбнулся Шторм.

— Сань, а чем ты занимался до армии? — обратился к нему Чудов. — Мы служим вместе больше полугода, а ты ничего не рассказывал о себе.

Александр на мгновение задумался. Он знал, что рано или поздно его кто-нибудь спросит об этом — и вот свершилось! Хотя они с Кириллом были хорошими друзьями, Шторм ни разу не попытался рассказать что-либо о своём прошлом.

— Ничем особенным, о чём можно было бы рассказать.

— Да ладно тебе скромничать! У тебя девушка была? Давай колись!

— Кирь, я не хочу говорить на эту тему. Я уже просил тебя, не начинай всё заново, — посмотрел Александр на друга, и в глазах его Чудов увидел столько тоски. Это даже была не тоска, а, скорее всего, отчаяние. Да, глаза Шторма были полны отчаяния!

— Сань, ты чего?

— Всё нормально, Кирь. Только не нужно начинать то, о чём, как ты знаешь, я не собираюсь говорить, хорошо? Если я сказал, что ничего особенного, значит, так оно и есть!

После этих слов он закрыл глаза, дав тем самым понять, что разговор окончен. Кирилл лишь пожал плечами, но больше вопросов задавать не стал.

Шторм лежал и думал о том, что, прослужив со своими товарищами восемь месяцев, он по-прежнему оставался для них большой загадкой. Кирилл был прав, Александр никому ничего не рассказывал о себе, но на то были свои причины. Как он мог рассказать им, чем занимался, кем был.… Конечно, каждый имеет право на ошибки, но не каждый признает, что эти ошибки были совершенны осознанно. Он всегда мог отказаться от своей компании, которая тянула его в пропасть, но он этого не делал, пока в один прекрасный момент не встретил её…

И тут перед ним встал образ девушки, который преследовал его с того самого дня, когда он впервые увидел её у торгового центра в своём городе. Он не знал, кто она такая, но лицо показалось ему таким знакомым. Губы, черты лица, волосы и аромат, исходивший от неё, — всё было таким нежным и приятным. Она была просто ангелом, спустившимся с неба на землю! А глаза… Шторм никогда не видел таких глаз! Они были похожи на два бездонных океана с темнотой ночи в них, добрые и в то же время грустные.