Паучьи сети (СИ) - Шматова Вера. Страница 26

Неловкое молчание прервал свист чайника. Ян занялся чаем, а я повернулась к Пауку, глядя ему в глаза. Не знаю, почему, но мне хотелось, чтобы он заплакал, разозлился или сделал хоть что-нибудь. Но мужчина молчал.

Нащупав его ладонь под столом, крепко сжала горячие пальцы. Внезапно появилась потребность немедленно увести маньяка из этого дома. Желание было странным. Неужели мне хочется защитить его? На его руках кровь нескольких десятков человек, Паук — хладнокровный убийца. Но тем не менее я жалела его и хотела уберечь от боли. Рационально? Нет. Просто по-человечески. Сейчас, сбежав от всего и всея, особенно остро ощущалось, как просто лишиться вещей, что ранее казались незыблемыми. Родители, друзья, привычный уклад жизни. Иронично, но ценить их мы начинаем лишь потеряв. А Паук живет так уже много лет. И несмотря на то, что это его собственный выбор, мне было жаль его.

Не удержавшись, я подалась вперед и быстро коснулась чуть колючей щеки поцелуем. Это касание словно вернуло мужчину в реальность. Моргнув, маньяк посмотрел на меня и на секунду в его глазах мелькнуло выражение растерянности, быстро, впрочем, сменившееся злостью.

Перед нами появились чашки с горячим чаем. Воспользовавшись моментом, я положила ладони на горячие керамические бока, делая вид, что увлечена погружением бумажного пакетика в воду. На самом деле, мне просто были нужны хотя бы пара минут, чтобы понять, как себя вести.

— А что с Анетой? Приехала на похороны? — хриплый голос маньяка прорезал тишину.

— Она была, — с напряжением проговорил Ян. — Уехала сразу после церемонии.

Понадобилась всего секунда, чтобы сообразить, что речь идет о сестре Паука. Еще один пункт в список интересных фактов о мужчине, который пытается меня убить.

— Не могу ее в этом винить, — в голосе Паука зазвучал металл.

— По крайней мере Анета приехала. Ты хоть понимаешь, в каком состоянии была мать, когда обнаружила, что ты исчез? Сначала дочь, потом и сын!

— Она прекрасно знала, что это неизбежно, — Паук откинулся на стену позади себя, словно непроизвольно увеличивал расстояние между собой и отцом. В его взгляде начинала сквозить ярость, тщательно, впрочем, подавляемая.

— Экий неженка нашелся! Как что не по нутру, так рюкзак на плечо и поминай как звали, — голос Яна зазвучал сильнее. В этот момент его лицо приобрело злое выражение, став особенно похожим на Паука. Сходство пугало и завораживало одновременнено.

— Ты прекрасно знаешь, почему мы ушли, — Паук подался вперед. Его пальцы судорожно вцепились в край столешницы. — И надеюсь отлично понимаешь, почему я не хотел вас больше знать.

— Йозеф… — отец поднял взгляд и в его глазах читался ужас пополам со страхом. — То, что произошло, было ошибкой.

— Ошибкой, которая повторялась сколько? Десять? Пятнадцать лет? — теперь Паук кричал.

Я съежилась на своем стуле, пытаясь казаться еще меньше. Разгон от спокойствия до истерики у маньяка занял всего пол-минуты. Не очень хороший признак. Первый раз в жизни я слышала, чтобы маньяк кричал. Он мог быть страшным, но никогда не позволял эмоциям так явно выйти наружу.

— Я пил. Много, много пил и раскаиваюсь. После того, как и ты от нас ушел… — старик запнулся и на секунду прикрыл глаза. — Уже двадцать лет ни капли. Ни капли, слышишь? — Ян внезапно вскочил на ноги и табуретка с грохотом полетела на пол. — Семь лет назад ты позвонил и что? Только чтобы обвинить нас с матерью в старых грехах? Ты даже не дал мне шанса что-то сказать.

— И что теперь? Ты хочешь, чтобы я поаплодировал тебе стоя, воспевая твою стойкость перед алкоголем? — фраза маньяка прямо таки сочилась сарказмом. — Знаешь, существуют вещи, которые не забыть и за двадцать лет. Тогда я звонил только ради мамы, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

— Я знаю, что был херовым отцом и мужем. Не знаю, как твоя мать осталась рядом, несмотря на то, что произошло, — внезапно, Ян успокоился. Теперь на нас смотрел просто очень уставший мужчина, который уже не один год борется с гнетущим проступком прошлого. — Не проходит и дня, чтобы я не жалел о том, что творил в те годы.

— Она слишком тебя любила. А ты ее загнал в могилу, — процедил Паук уже тише. От его слов веяло презрением, пополам с тоской.

— Как ты смеешь? Избалованный мальчишка! Мало тебя в детстве пороли, раз такая срань с языка срывается? — отец стукнул кулаком по столу, отчего чашки подпрыгнули, расплескав чай по столу.

Паук медленно поднялся. На месте оставалась только я, с испугом глядя на ссору двух мужчин. Судя по глазам маньяка, он был близок к тому, чтобы совершить что-то непоправимое. Было видно, как судорожно сжались его кулаки. В следующую минуту мужчина медленно, тщательно контролируя каждое слово, проговорил:

— По-твоему мало? Когда ты кидал в меня бутылки — этого было мало? Или заставил нагишом ночевать перед домом в декабре, после чего я чуть не умер от воспаления? Разве мало, что ты сломал сыну руку, когда ему было пять лет из-за того, что тот пролил чай? И неужели тебе кажется недостаточной мерой воспитания в наказание застрелить мою собаку у меня на глазах? А что ты скажешь о сломанных ребрах перед моим выпускным, когда тебе показалось, что у меня костюм «пидороватый»? И неужели это мало, избивать мать в наказание за мои проступки?

С каждым произнесенным словом, я чувствовала, как холод распространяется по телу. Хотелось мне узнать причины, почему отец с сыном так друг друга ненавидят? Пожалуйста, получите-распишитесь. Вот только легче не стало. Сочувствие к Пауку, потерявшему мать, стало вдвойне сильнее.

На кухне повисла тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием обоих мужчин.

— Прости меня, — произнес, наконец, Ян. Я видела как заблестели его глаза в свете лампы. — Прости меня, сын, за все, что я сделал.

— Мы боялись даже дышать в этом доме, боялись привлечь твое внимание. Мать плакала ночами, но ей было некуда идти. И после этого простить? Думаешь, даже пятьдесят лет трезвости изменят то, что ты сделал с нашей семьей?

Отец молчал, исподлобья глядя на сына. Я видела, как ярость борется в нем с чувством вины. Все-таки Седлаки были чрезвычайно похожи, по крайней мере характерами. Оба вспыльчивые и твердые.

На минуту в кухне повисла тишина. Теперь находится здесь было почти невыносимо. Неужели в этих стенах творилось столько зла? Неудивительно, что Паук стал маньяком, хотя я бы предположила, что он станет убивать мужчин, похожих на отца, но никак не женщин. С другой стороны, возможно он отождествляет всех с матерью, которая не сделала ничего, чтобы защитить детей. Вопрос показался интересным, но ответ на него мог дать только сам Паук.

— Сегодня мы переночуем здесь, а завтра уедем. Где похоронена мама? — внезапно спокойно сообщил маньяк, бросая на меня странный взгляд. Жалеет ли он, что я стала свидетелем их ссоры? Или так и было задумано?

— На кладбище, в Каменицах, — проговорил Ян, как-то разом сникая, а от злости не осталось и следа.

Глядя на старика, я чувствовала, как смешиваются в душе жалость и презрение. Второе, впрочем, пересиливало. Если все, что сказал Паук правда, то неудивительно, что его психика пострадала. Вопрос только в том, почему никто ничего не сделал? Где были учителя, социальные службы, соседи?

— Хорошо.

Маньяк сделал несколько шагов по направлению к двери и я тут же встала, не собираясь оставаться наедине с его отцом.

— Можешь идти в свою старую комнату. Мы ничего там не трогали, — глухо проговорил Ян. — Я принесу белье.

Паук протянул руку, за которую я с радостью ухватилась. Скорее бы оказаться подальше от этой кухни, наполненной образами прошлого!

Мы поднялись по узкой, темной лестнице наверх, мимо второго этажа ко входу на чердак. Комната под крышей оказалась маленькой и пыльной. Было видно, что уже несколько лет здесь не то, что не жили, но даже не заходили. Лампа, закрепленная на стене под потолком давала тусклый, желтый свет. Его было недостаточно, чтобы осветить темные углы, но хватало, чтобы оценить обстановку.