Я тебе не верю! - Нейл Долли. Страница 9

— Не смейте прикасаться ко мне! — процедила она с яростью. — И впредь не давайте волю рукам. Вы, наверное, думаете, что совершенно неотразимы, но есть одна женщина, на которую не действуют ваши чары! — Пусть он поверит в это, отчаянно молила она, когда гневные слова слетали у нее с языка. Пожалуйста, Боже, не дай ему догадаться, какие чувства он во мне пробуждает.

— Что это значит, черт возьми?..

Элизабет неистово замахала руками, как только он вновь сделал попытку приблизиться.

— Я знаю таких, как вы, господин де Сернэ. Ваше хобби — соблазнять женщин при любой возможности, разве не так? Уверена, вы даже не можете вспомнить имена всех своих подружек. Я не из их числа и не желаю играть в эти игры.

— A-а, понимаю. — Он посмотрел на нее сверху вниз сверкающими от гнева глазами. — Dans la nuit, tous les chats sont gris? Вы думаете, я действую согласно поговорке? Вы полагаете, что я мужчина именно такого сорта?

— Что? — Она не имела понятия, что означают слова, сказанные им по-французски с такой горечью.

— Ночью все кошки серы, — перевел он. — Вы думаете, я бабник, донжуан, этакий бесчувственный, аморальный тип?

— А разве не так? — Она была рада, что позади находилась стена, позволявшая ей держаться прямо.

— Не беспокойтесь, Элизабет. — Он неожиданно отступил на шаг, и словно завеса опустилась на его лицо, скрывая эмоции. — Я в достаточной степени мужчина, чтобы уважать чувства и желания женщины. Вы понимаете? — Он повернулся и зашагал по коридору, небрежно бросив через плечо: — Вот дверь в апартаменты, которые вы и Джулия будете занимать, пока гостите у моих родителей. — Он открыл дверь, прорезанную в длинной стене, которая была вся увешана дорогими картинами в богатых резных рамах и прекрасными гравюрами. — Тут есть все необходимое, и, я полагаю, вы будете довольны комфортом.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с силами и последовать за ним, но теперь она ступала твердо, распрямившись и подняв голову.

— Спасибо. — Элизабет прошла вслед за ним в роскошно обставленную комнату.

— Кто-нибудь из горничных принесет вам с сестрой холодный ужин. Я думаю, Джулия уже заканчивает разговор с моей матерью. Обычно здесь завтракают в восемь часов, но если вы предпочитаете завтракать в постели, то скажите об этом горничной, когда она принесет ужин.

— Благодарю вас, — еле слышно произнесла Элизабет. А тем временем в ее душе раздавался безмолвный крик: «Уходи, уходи! Только уходи, ради Бога!» Она мысленно проклинала себя за слабость. Чувство унижения было таким подавляющим, что Элизабет хотелось помотать головой, чтобы избавиться от него, но она вовремя остановилась, хотя пылающие щеки, конечно же, выдавали ее чувства. — Спокойной ночи.

Оставшись одна, она уткнулась лицом в ладони и крепко зажмурилась, лишь усилием воли сдерживая жгучие слезы. Как она могла так вести себя? Она ведь не любила Филиппа. Он высокомерный, властный. Его самоуверенность чудовищна. А она упала прямо ему в руки как перезрелый персик.

Элизабет громко застонала. Ну, нет, она не собирается поддаваться трюкам, которые еще может выкинуть Филипп де Сернэ. Ей придется покидать Францию одной. Она возьмет такси до аэропорта и улетит назад в Англию.

Когда несколько минут спустя в комнате появилась Джулия, у нее оказалось заплаканным лицо, но она выглядела более умиротворенной, чем когда-либо после смерти Патрика.

— Ваш разговор прошел хорошо? — ласково спросила Элизабет, прекратив распаковывать чемоданы в огромной спальне и выйдя в гостиную, где Джулия сидела, поджав ноги, в одном из больших кресел, расставленных по всей комнате.

— Ах, Бетти… — Джулия покачала головой. — Что перенесла эта бедная женщина! И теперь она полна раскаяния. Она чувствует себя ответственной за несчастье, хотя и не знает всех подробностей происшедшего с Патриком.

— Поэтому ты собираешься остаться здесь, пока не родится ребенок, — заключила Элизабет.

— Не знаю… Она хочет, чтобы я осталась. — Джулия поднялась с легкостью, которую только позволяла ее отяжелевшая фигура, и приблизилась к Элизабет. — Ты не стала бы возражать против этого? Я думаю, что таким же было бы и желание Патрика.

— Джулия… — Элизабет взяла ее руки в свои и посмотрела в милое лицо, которое так хорошо знала. — Это твоя жизнь, твой ребенок, ты должна делать то, что считаешь наилучшим. Не стоит беспокоиться обо мне или ком-нибудь еще. Важно только то, что ты сама чувствуешь.

— Я хочу остаться, — сказала Джулия тихо. — Ты согласна?

— Ну конечно, дурочка! — Элизабет крепко прижала ее к себе. — Сообщи мне, когда будешь рожать.

— Конечно, можешь в этом не сомневаться!

— А в ближайшие дни ты должна серьезно подумать о том, будешь ли сохранять за собой квартиру в Англии.

— Ты останешься здесь еще на несколько дней? — быстро спросила Джулия. — Как договаривались. Мать Патрика хочет, чтобы ты знала: ей ужасно неприятно, что Филипп так бесцеремонно увел тебя.

— Он считал важным, чтобы вы узнали друг друга поближе, — ответила Элизабет и сразу же подумала сердито: зачем она это сказала? Получалось, что она защищает его, хотя трудно найти на свете другого человека, который мог сам позаботиться о себе лучше, чем Филипп де Сернэ.

— Спасибо, что ты все понимаешь, Бетти. Не знаю, что бы я без тебя делала в последние несколько недель. — От избытка чувств глаза Джулий затуманились слезами. — Ты была мне такой поддержкой!

— А для чего еще существуют старшие сестры? — Элизабет постаралась, чтобы ее голос прозвучал весело и непринужденно.

Так или иначе, но этот вечер оказался слишком переполнен эмоциями, и все, в чем нуждалась теперь Джулия, были еда и сон.

Младшая сестра отправилась принимать ванну, и Элизабет осталась одна в комнате. За всю свою жизнь она не чувствовала себя до такой степени измотанной душевно, поэтому заставила себя не думать больше о Джоне и вернулась в спальню разбирать чемоданы. Когда все вещи были разложены и развешаны, Джулия вышла из роскошной ванной комнаты, а хорошенькая горничная появилась с таким количеством еды, которого хватило бы для небольшой армии.

В эту ночь Элизабет лежала без сна, несмотря на сильную, до боли в костях, усталость. Вновь и вновь она мысленно повторяла сцену, разыгравшуюся между нею и Филиппом. Это было нелепо. Абсолютно нелепо.

Когда стрелки часов уже показывали два часа ночи, она тихо выбралась из постели и, удостоверившись, что Джулия крепко спит, вышла на маленький балкон, находившийся за высоким, остекленным до самого пола окном гостиной. Ночной воздух обдал прохладой ее разгоряченное лицо, и она с благодарностью вдыхала его целительные ароматы. Наконец, свернувшись клубочком на подушках одного из плетеных кресел, она позволила ночной тишине совладать с терзавшими ее чувствами…

— Элизабет. — Мягкий женский голос, прозвучавший рядом, вывел ее из глубокого сна, и когда она с удивлением открыла глаза, то увидела перед собой озабоченное лицо Луизы де Сернэ. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Я… — Она беспомощно оглянулась вокруг, с трудом ориентируясь в окружающей обстановке. — Я не могла заснуть, вышла на балкон посидеть немного и вот — задремала.

Утреннее солнце высветило тонкие морщинки, разбегавшиеся лучиками от глаз и рта пожилой женщины. Симпатичное лицо, подумала Элизабет. Необычайно привлекательное, естественное, радушное…

— Извините. — Элизабет попыталась сесть прямо, морщась от боли в затекших членах.

— Что вы, это мне нужно извиняться, — быстро проговорила мать Филиппа, садясь к ней лицом на одно из кресел. — Обычно завтраки приносит горничная, но сегодня я хотела сделать это сама. Меня встревожило, что ваша кровать пуста, а затем я увидела, что ветер из открытого окна колышет шторы.

Несколько минут они продолжали разговаривать, и, пока длилась беседа, странное чувство овладевало Элизабет. Она ощущала такую симпатию к Луизе де Сернэ, которую еще сутки назад не допускала даже в мыслях.