Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой" (СИ) - Ледащёв Александр. Страница 15

— Человеком? — задумчиво спросила Удольфа, — ты сказал! Взять его!

Редхард надеялся на драку и суматоху, но, к его удивлению, никто и ухом не повел, а просто голос, казалось, идущий из самой глубины сердца самой любви запел песню на неведомом языке. «Ланон-Ши!» — успел подумать Враг-с-улыбкой, каменея. Он не мог шевельнуть даже веком. Слуги подошли к нему, разоружили, раздели до штанов и новой рубахи и, под мышки, как твердый мешок, поволокли его за быстро шагающей Удольфой. Чья-то рука легла ему на темя и он уснул.

Проснулся он совершенно голым, снова скованным в кандалы. Открывать глаза он снова не спешил. Дурак. Вел себя, как дурак. Получай дурацкий заработок. Может, не так уж и не права была эта Удольфа, называя его то дурачком, то шутом? Вот кто ему велел чесать языком? Он знал ответ. Не гонор. Боль. Боль от потери единственного близкого человека заговорила его языком.

— Мистре Удольфа, луна ты наша, подумай, хорошо подумай. То, что ты решила, умно, но, прости старуху, опасно. Ты же не забыла Закон Старого Мира? — он по голосу узнал декольтированную старую ведьму. В комнате были только они, трое, он чуял это. Еще бурлило несколько котлов, шуршал песок в песочных часах, тянуло незнакомыми запахами.

— Ты одна так думаешь? — строго спросила Удольфа.

— Не я одна, мистре, не я одна. Посмела бы разве я! Просто я самая старая и мы понадеялись, что ты услышишь нас, твоих ведьм. А говоря точнее, ведьм треть, оборотней всех, вампиров всех же. Они тоже волнуются.

— Передай всем, чтобы знали свое место! — зло, гордо сказала Удольфа, — пошла прочь! — топоток старухи и стук ее клюки исчез, стих и хлопнула тяжелая дверь. Враг-с-улыбкой открыл глаза.

— Ты сказал — «просто человеком»? Ты ошибаешься, мой милый, — пропела Удольфа. — Ты даже не представляешь, насколько человеком я тебя сделаю. Я сделаю тебя человеком из человеков. Солью человеческой! Прачеловеком, слыхал о таких? — хохот ее раскатился по Залу Криков, где они снова и находились. Удольфа оборвала смех, взяла большой черный ковш и поочередно зачерпнула из трех котлов, исходящих паром каждый своего цвета — красным, черным и мертвенно-зеленым.

— Ну, прощай, просто человек! — сказала она.

— Что-то часто прощаемся! — успел сказать Редхард, как Удольфа начала тонкой струей поливать его обнаженное тело кипящим зельем. Зубы можно было стереть до корней, терпевши эту боль, но не вышло бы все равно ничего и Враг-с-улыбкой закричал. А пытка все продолжалась, ведьма все черпала и черпала зелье, поливая его, что-то монотонно напевая на странном языке, языке, который был чьим угодно, но не человеческим. Удольфа старалась не пропустить ни единого кусочка его кожи, переворачивала Врага-с-улыбкой со спины на живот, а Редхард выл и мечтал потерять сознание. Проклятое зелье не остывало, оно, попав на кожу, впитывалось в нее и жгло уже мясо, потом — кости. Потом пытка прекратилась, Удольфа вновь перевернула его на спину и, продолжая петь, чуть не до желудка всунула ему в рот воронку для пытки водой с очень длинным горлышком и каплю за каплей, ни на миг не прекращая пения, стала капать что-то из длинного, грубейшего на вид, стекла, фиала. Теперь боль началась внутри, хотя и прежняя не думала успокаиваться. Наконец, внутренняя сравнялась с внешней и Редхард потерял сознание. Последней мыслью его было: «Почему я не умер от таких ожогов? Сварена вся кожа!» Тьма. Блаженная тьма окутала голову Врага-с-улыбкой.

Очнулся он в той камере, где и пребывал по сей день. Осмотрел тело и ужаснулся — кожа напоминала крокодилью. Окинул себя взглядом, разглядеть смог немного, шея была плотно прихвачена обручем, вбитым в стену. Что-то коснулось его ноги. Это «что-то», как он понял, повиновалось ему. Он шевельнул новой частью тела и взору его, скошенному вниз, предстал длинный хвост, как у ящерицы, только покрытый жесткой костяной чешуей. Он опустил хвост, стараясь успокоить мысли, что удалось лишь благодаря науке старика. Вот что сделала с ним Удольфа. Он — чудовище. Ладно. Посмотрим, что может чудовище. Он посмотрел снова на хвост, заставляя себя свыкнуться с обновкой. Хвост был длинным, на фут, должно быть, стелился по земле от ступней. Конец его сильно напоминал копье. Что же может сделать изуродованный, прикованный к стене монстр, бывший некогда Врагом нежити? И он дико взвыл от тоски, отчаянья, от стыда перед Ролло Огоньком. Скрипнула дверь. На пороге стояла сияющая Ребба.

Редхард-змелюдь

1

Клеймо на его щеке уже полностью зажило. Он потерял счет дням, мог только догадываться, что уже давно прошла зима — в камере потеплело и ему стало немного легче.

В этот день дверь камеры вновь заскрипела, он поднял глаза — пришли стражники, шестеро. Любят они это число, любят… Теперь что будет?

Один из стражников остался у двери и поднял тяжелый осадный арбалет на сохе, взведенный, с сияющим стальным болтом в ложе, направив его в грудь Врага-с-улыбкой. От такой стрелы не спасла бы и его новая шкура с чешуей, да и Редхард и сам не стремился дергаться, чтобы не попасть под сапоги пятерых здоровенных молодцов, принесших ручные и ножные кандалы и еще какие-то длинные металлические стержни.

— Сейчас мы отстегнем тебя от стены, закуем и проводим наверх. Госпожа Удольфа пожелала тебя видеть. Дернешься — получишь болт между глаз, Сигурд на лету бьет из арбалета ласточку, — равнодушно просветил его один из стражей, видимо, старший.

— Делай свое дело, собачка, и помалкивай, — прошипел Редхард. Видимо, в полномочия стражи не входило битье без крайней нужды, а потому они сделали вид, что не услышали его слов и споро отстегнули сначала ноги, тут же заковав их в кандалы с короткой цепочкой, длиной где-то в его ступню, что бы он мог делать только очень маленькие шаги. Отстегнули ошейник от стены и прищелкнули к нему принесенные железные прутья. Понятно. Его поведут на этих пяти прутьях, чтобы держаться подальше от него. Точнее, от его хвоста и зубов. Разумно. Быстро учатся. Не прошло и полгода…

Руки его сковали за спиной, на кандалах для рук цепочки не было вовсе. Он мог легко соединить скованные ладони, что он и сделал, максимально закрываясь от мира.

Последним отстегнули хвост и Враг-с-улыбкой тут же взмахнул им, просто проверяя, все ли в порядке, но тот, кто отстегивал его, шустро прыгнул назад.

О какой драке могли думать эти стражи! Полгода в железе, без движения! Да, он занимался, как мог, но, конечно, для рукопашной еще не годился. Смешно. Ему. А им, видимо, нет.

Арбалетчик шел сзади, а пятеро остальных, как и решил Редхард вели его на прутьях, шедших от ошейника. Шли медленно, не издевались, не торопили, принимая в расчет то, что Редхард мог идти только очень и очень неторопливо, просто чтобы не упасть.

А он и не торопился. Шел, покуривая трубку, пуская ноздрями дым и с интересом осматривался. В отличии от человека, которого вывели бы из темной камеры на свет, он не жмурился, глаза не слезились и не болели.

Замок был изукрашен очень богато и с прекрасным вкусом. Денег ведьмы явно не жалели. Редхард ни на миг не сомневался, что все это богатство подлинное, а не наведенные чары для отвода глаз. Все было настоящим. Только нигде не увидел он серебра. Оно и понятно…

Так пришли они к высокой двери красного дерева, о двух створках, покрытых затейливой резьбой и золоченых ручках. Перед ними стоял гролл, в рясе с капюшоном, а не в ливрее, как у бургомистра. В каждой избушке свои погремушки.

— Змелюдь доставлен. Доложи мистре Удольфе, — проговорил старший страж. Гролл моментально оказался у дверей и стукнул в них особым молоточком, обшитым мягкой кожей. Чтобы звук был не слишком тревожный и заодно не вредил бы тончайшей резьбе.

— Да, — послышался знакомый ему низкий, прекрасный голос.

— Враг-с-улыбкой доставлен, мистре Удольфа! — голос гролла Удольфы чем-то напоминал голос лакея Торе. Торе, Торе. Просчитался ты. Наверняка, ведьмы теперь совсем озверели, поняв, откуда дует ветер. Бургомистр ли ты еще? Да и жив ли вообще? — странные мысли, подумал Редхард, не наплевать ли на этого Торе?