Дожить до коронации - Роу Анна Мария. Страница 16

Когда мне исполнилось восемнадцать, меня и мою младшую сестру родители взяли с собой отдыхать на морское побережье. Они планировали вывести нас с Федорой в свет в этом сезоне, а совместная поездка на популярный и дорогой курорт считалась хорошим дополнением к образу идеальной благополучной семьи.

Степенный и уважаемый отец, нежная и заботливая мать, милые дочери, которые только и мечтают о замужестве. Конечно, кандидат в женихи должен был быть красив, умен, богат, эрудирован, смел, титулован и прочее, прочее, прочее, искусно вложенное в безукоризненно причесанные головки учителями, родственниками и женскими романами. Последние, скорее, вредили юным девичьим душам, но отец считал их более безобидными, чем газеты и иностранные журналы.

И там я встретила его… На конной прогулке лошадь понесла. Я испугалась, кричала, задыхалась. А потом меня, словно пушинку, выдернули из седла, и я оказалась в объятиях господина из снов. Он услышал мой зов о помощи, пустил своего жеребца в галоп, спас леди, которая от страха не могла говорить, вернул ее сопровождающим и исчез. Позже я несколько раз видела его издали: во время променада по набережной, в театре, в парке. Всегда безупречно одетый, в светлых костюмах, с царственной осанкой. Конечно, я узнала имя своего героя. Златослав Мядельский, таинственный, богатый и благородный. Мне казалось, я так далека от него, что он, сияющий, великолепный, прекрасный, никогда не обратит внимания на меня, серую неприметную мышку.

Когда же он тайком передал мне белую розу… Это был символ ожившей сказки. Много ли нужно наивной девочке, чтобы влюбиться? Несколько случайных встреч. Тайные свидания. Заверения в вечной любви с первого взгляда.

Я впервые в жизни утаила нечто от сестры. Ощущения чего-то личного, принадлежащего только мне, пьянили не хуже первой влюбленности.

Странно, но единственное, о чем я жалею, так это о той ночи. Ни о долгих прогулках, ни о словах, ни о разбитых мечтах. Все-таки не стоит совершать ошибок, которые нельзя исправить.

А потом он исчез. Будто и не существовало его в моей жизни. Ужасная была неделя, полная сомнений, страхов, переживаний. Может, с ним что-нибудь случилось? Он же рассказывал, что у него жизнь непредсказуемая, полная приключений. Почему нет ни единой весточки? На ум приходили самые разные варианты: от поездки в другой город за гранатовым кольцом для помолвки до изъеденного крабами хладного тела у подножия скалы.

Все оказалось проще. Через несколько дней я увидела его на улице под руку с другой дамой. Шикарной, ухоженной, модно одетой. Он холодно поприветствовал нас с сестрой и сопровождающими и представил свою спутницу — законную супругу. Ей он нас отрекомендовал как милых девочек со строгими принципами и большими перспективами. До сих пор в кошмарах вижу ту его улыбку под тонкими манерными усиками. Слышу те слова, как камни, падающие в пропасть.

Как я смогла сдержаться и не броситься на него с обвинениями, не знаю… Вот так просто рушатся воздушные замки. Под крики чаек, шум прибоя и вкус сахарной ваты на палочке.

Вечером я занемогла. Поднялась температура, началась лихорадка. Доктор, которого вызвали обеспокоенные родители, диагностировал беременность на раннем сроке и прописал полный покой.

Когда я немного оправилась, состоялся серьезный разговор. Мать беззвучно плакала, сестру ко мне не пустили во избежание тлетворного влияния. Отец очень сухо рассказал некоторые подробности о господине Мядельском, профессиональном ловеласе, который предпочитал соблазнять неопытных наивных юных девушек. Рассказал о его самой любимой схеме действий: спасти-заинтриговать-очаровать-обольстить-бросить. Просветил и про более простые способы игр, если жаль тратить много времени.

Далее они с матерью обсуждали способы прервать беременность и какие из них самые эффективные. Чтобы уж наверняка. О моем мнении никто и спрашивать не стал. От литров травяных настоек, непомерных физических нагрузок и уколов коровьих гормонов меня спас все тот же доктор, объявив, что я могу и не пережить аборт. «А это мысль!» — заявил отец. И Аврора Орловска, подданная Соуры, умерла.

Некролог в газетах. Похороны. Соболезнования родным и близким. Федора искренне плакала, сожалела, что не смогла со мной проститься. Мать всецело поддержала решение отца: вычеркнуть мое имя из памяти и семейного древа, объявить умершей и выгнать из дома без средств к существованию.

Вечером мне, как обычно, принесли теплое молоко, я заснула, а очнулась через несколько дней на вокзале в крупном городе соседней страны. В простой одежде камеристки, с вырезкой из газеты о собственной смерти и запиской от родителей, что отныне я для всех мертва, и требованием больше им глаза им не попадаться. Ведь честь семьи надо сохранить любой ценой!

Уличить родителей в жестоком поступке было практически невозможно. У меня слишком обычная и неприметная внешность. Сколько таких невысоких, худеньких кареглазых шатенок с простыми чертами лица бродит по улицам? Последние несколько лет нас с сестрой обучали в иностранном пансионе. Те, кто знал меня взрослой девушкой, жили слишком далеко и не могли помочь. Да и сомневаюсь, что захотели бы.

Но мне еще повезло! Подозреваю, что доктор получил не только солидную сумму за молчание, но и камень на шею вместе с пропиской на дне морского залива.

Без денег, без жилья, без приличной одежды, в чужом городе, с ребенком под сердцем. Что мне делать? Та часть меня, которая всегда была бунтарской, требовала бороться, искать выход. Например, пойти работать. Но для тяжелого физического труда я и здоровая была слаба. А в приличный дом гувернанткой или учительницей меня не брали. Ухоженных матрон смущали и кашель, и мой непрезентабельный внешний вид, и отсутствие рекомендаций. Идти в бордель не позволяли воспитание, гордость и чувство собственного достоинства. В монастырь? Так для подобного служения нужны искренность и вера, а я не хотела лицемерить.

Поэтому через несколько голодных дней вечером я и очутилась на том мосту. В полубессознательном состоянии перелезла через перила, глубоко вздохнула и сделала шаг вниз… Река глубокая, одна из крупнейших в Аоре. Течение сильное, воды коварные и холодные. Она без вопросов приняла бы еще одно тело и скрыла от людей в своих пучинах меня и мою историю.

Я не хотела закрывать глаза, но практически сразу зажмурилась. И того, кто, прошелестев крыльями, поймал меня у самой воды, не видела. Краткие мгновения полета. Не когда летишь в безысходность, а плавного, уверенного. Толчок о землю и недовольный девичий голос:

— А для меня ты свои крылья ни разу не раскрывал!

— Успокойся, Ви! Девушке нужна помощь! — ответили ей. Я с каким-то безразличием разлепила глаза, но весь мир предстал мельтешением цветных пятен. Где люди, где небо или деревья — не разобрать. — Все в порядке, госпожа! Мы отвезем вас в больницу, — было сказано уже мне.

На следующий день в госпитале меня нашла княжна. Как и все женщины из императорской фамилии, она раз или два в неделю работала по несколько часов в больницах или приютах. Это своеобразный обет пред Небесами, строго соблюдавшийся всеми членами семьи, вне зависимости от того, где они находились. Даже на каникулах в другой стране.

Подозреваю, эти больницы проверялись так, что во время визита венценосных особ безопаснее мест во всем государстве было не найти, но факт остается фактом.

С Ольгой я раньше дружила. Если можно назвать дружбой пару месяцев совместной учебы в одном из пансионов несколько лет назад. Но, как ни странно, она меня узнала, выведала у врачей мою историю, забрала к себе, занялась лечением, а когда я немного оправилась, взяла с собой в Роокан в качестве одной из фрейлин.

Княжна не только спасла мне жизнь, предложила работу, дала новую фамилию, биографию и подданство. Она заново научила меня улыбаться, видеть светлые стороны в происходящем. Прощать себя и надеяться. Только доверять другим никак не получалось.

Когда-нибудь появится желание любить и верить. Или хотя бы выйти замуж за более-менее достойного кандидата. Когда-нибудь…