Каменка (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич. Страница 57

«Нет, лучше еще полежу, — подумал он, стискивая зубы».

Пока утихала боль в ногах, Володаров как мог осмотрелся по сторонам. С того места, где он лежал, Молчана было по-чти не видно. Его перекрывал Сирой. Было понятно, только то, что он сидит в странной позе, облокотившись спиной о стену и завалив голову на бок. Жив или мертв, еще предсто-яло выяснить. Зато тело Зинаиды Петровны просматрива-лось отлично. Задравшееся пальто и скомкавшаяся от паде-ния юбка обнажили тонкие бледные ноги, испещренные темными узелками варикоза. С другой стороны, из пальто виднелся огрызок шеи, все та же бледно-серая кожа резко оканчивалась ужасной темно-красной раной из которой сви-сали обрывки мяса на куске позвоночника.

«Баба Яга костяная нога, — Гена отвернулся».

Через пару мучительных минут он сел и принялся расти-рать успокоившиеся икры, возвращая утраченное кровооб-ращение. Несмотря на кажущуюся простоту, это занятие требовало определенного навыка, ведь если допустить ошибку, сойти с тонкого равновесия между напряжением и расслабленностью, то судорога возвращалась моментально. Гена не раз попадал на подобную акцию «две по цене одной», а потому был научен горьким опытом.

Разминая ноги, Гена подполз поближе к Сирому, лежав-шему на боку, положил руку на худощавое плечо, перевер-нул его на спину и выдохнул в отвращении. Сирой был мертв, в этом не было никаких сомнений. Его лицо походило на кровавое месиво, под стать горлу ведьмы. Оно было рас-сечено наискось большим осколком ствола молчановского ружья, который, по-видимому, при взрыве попал оборотню прямо в разинутую настежь пасть. Теперь, когда Сирой сжался в размерах, снова приобретя человеческий облик, этот осколок под давлением вскрыл его лицо изнутри, словно банку консервов.

Огорченный таким количеством смертей на своем участ-ке, Володаров оставил труп Сирого и направился к сельско-му голове. Тот выглядел еще хуже, чем прежде. Его кожа приобрела синеватый оттенок, а пухлые щеки, казалось, впали, отчетливо выделив скулы и темные пятна закрытых глаз. Гена доковылял до Молчана сел рядом, опершись о стену, и попробовал найти пульс.

— Ты опять? — еле слышно просипел сельский голова.

— Опять, — бесцветным голосом ответил Володаров, осо-знавая насколько сильно устал.

Какое-то время они оба молча лежали, облокотясь друг на друга, пока Гена все тем же бесцветным голосом не спросил: — И что теперь?

— М? — промычал Молчан.

— Ведьма мертва, оборотень тоже. Что делать теперь?

— Радоваться.

— Да чему тут радоваться? И как я все это начальству объ-яснять буду?… — он поднял с пола маленький камешек и за-думчиво повертел его в руке.

— Радоваться, что живой остался. Все остальное — мелочи.

— Тоже мне повод. С нашими порядками, мне проще было бы умереть, чем оправдать растрату патронов, порчу формы и непонятные травмы. Вы же не думаете, что я в райцентре про оборотней рассказывать начну?

Сельский голова промолчал.

— Они меня сразу в сумасшедший дом сдадут… А как я им докажу? — Володаров будто ответил на незаданный вопрос. — У меня на руках только бабка без головы и сирота без лица… Нет, точно в сумасшедший дом сдадут, — он щелчком запу-стил камешек в тело Сирого. — С другой стороны, раскрыл два дела сразу. Узнал, кто череп подбросил и Никитина же-ну распотрошил. Хотя, кому это сейчас интересно?

— Порядок навел.

— Ха! — Володаров улыбнулся, но тут же понял, что с иссе-ченным осколками лицом заниматься подобным не лучшая идея. — Это точно, навел порядок. И как вы только без меня здесь жили, ума не приложу.

— Спокойно… — тихо выдохнул Молчан.

Володаров замолчал, переваривая события дня. Его голо-ва работала плохо, мысли едва ворочались, а тело от устало-сти, казалось, было придавлено целой горой. Сонливость накатывала волнами, с которыми становилось все сложнее и сложнее бороться.

— Мне иногда кажется, — он продолжил говорить, чтобы не уснуть, — что меня попросту здесь не должно быть.

В ответ на это заявление Молчан издал невнятный звук, похожий на недовольное фырканье.

— Нет, не в Каменке. Хотя, и здесь, пожалуй, тоже. Если хотите знать мое мнение, то в этом селе вообще никого не должно быть. Жить в месте, где нет никаких перспектив, да еще в придачу зная, что в любую минуту может налететь ту-ман, в котором легко не только потеряться, но и умереть… Просто в голове не укладывается, — Володаров сделал паузу и продолжил. — Я имею в виду здесь, в целом, — он неопреде-ленно показал пальцем на мрачный потолок церкви, кото-рый с заходом солнца стал обрастать тенями. — Непонятное чувство. Вроде есть, а как пробую поймать и разобраться, тут же улетучивается.

Гена перевел взгляд с потолка на Молчана. Тот был не-движим, как восковая статуя самого себя. Только еле замет-ное движение живота во время дыхания выдавало в нем жи-вого человека. Судя по лужице уже загустевшей крови у бедра — едва живого.

— Валера, вы еще со мной? — Гена легко толкнул его плечо своим, от чего голова Молчана безвольно качнулась. — Толь-ко не умирайте, прошу вас. Сейчас у меня нет сил, чтобы та-щить вас до дрезины.

Он сомневался, что простые уговоры могли помочь в та-кой ситуации, иначе бы все врачи скорой помощи были пре-восходными ораторами. Просто ничего другого на ум не приходило.

— Вот сейчас чуть-чуть передохну и отвезу вас в райцентр. Там вас зашьют и будете как новенький. Да? — Гена уперся затылком в холодную стену и тоже закрыл глаза. — Да-а… будете как новенький. Знаете, Валера, а ведь вы единствен-ный человек на свете, которого я могу назвать близким. Нет, правда. Вам смешно? И пускай. Но я говорю, как есть… С первого дня вы мне помогали. Ничего обо мне не зная, вы впустили меня в свой дом, накормили, напоили, оставили на ночь. Это дорогого стоит. И я бы хотел отплатить вам, но у меня ничего нет. Совсем ничего. Я все потерял. Должность, машину, жену и сына… Но я сделаю все, чтобы не потерять вас. Так что будьте добры, потерпите немного. Я отдохну… немного отдохну… только чуть-чуть.

Голос Володарова становился все тише, а слова неразбор-чивее, пока новая волна сонливости не накрыла его с полной силой. Сквозь улетающие в даль мысли он с трудом расслы-шал, как что-то с хрустом выталкивает из-под воротоподоб-ных дверей церкви клинья обломков доски. Сквозь неплотно закрытые веки он, словно во сне увидел размытую картину того, как эти двери открываются и на пороге возникает смут-но знакомая фигура. За мгновение до того, как провалиться в сон, Гена не может запомнить лица. В его памяти остается только буйная копна волос цвета сухой соломы. После мир меркнет и растворяется, оставляя его в давно знакомом тем-ном месте с двумя давно знакомыми голосами, женским и детским.

— Ну сколько можно? — он раздражен и нетерпелив.

— Сколько нужно, столько и можно, — она знает, что его недовольство пройдет через десять минут и не обращает внимания. — Давай, Славка, залазь.

— Привет, пап! — он любит запах автомобильных сидений и полированные ручки стеклоподъемников.

— Привет… — бросает короткую улыбку через зеркало зад-него вида. — Давай скорее, мы уже пол часа назад должны были выехать. Что так долго?

— Ты же сам знаешь, как бывает, — она садится рядом и кладет сумочку себе на колени. — Пока глаза накрасишь, по-ка подарок упакуешь…

— С тобой всегда так, — он продолжает злиться. — Все вре-мя опаздываем.

— Прекрати!

— Нет, не прекращу, — он заводит двигатель и нажимает педаль. — Мне опять будет стыдно, потому что мы приедем позже всех. Кто извиняться будет?

— Угомонись. Раздул из мухи слона. Это же День Рожде-ния, праздник у человека. Думаешь он будет засекать вре-мя?

— Засекать, не засекать… Дело не в этом.

— А в чем? — его занудство начинает портить ей настрое-ние.

— Дело в принципе. Сказано в пол шестого выезжаем, зна-чит будь добра к этому времени у подъезда стоять как штык.

Она раздраженно закатывает глаза.