Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 13
Мистер Палмер подался вперёд, опёрся локтями на колени, склоняясь к сыну ближе.
- Ты ошибаешься. Она – не человек. Совсем. Она просто похожа на нас. Русалки не понимают речи, сынок. Абсолютно. Любой из языков нашего мира для них – тарабарщина. Потому что их мир – совершенно иной. Там нет людей. И там, откуда привезли Офелию, человек для них значит только одно: враг. И если у неё будет возможность напасть, навредить, покалечить или даже убить человека – она этим обязательно воспользуется. В воде она чудовищно сильна. Ей ничего не стоит свалить тебя в пруд и утопить. И никто из нас, взрослых, не успеет ничего сделать. Поверь, она это уже проделывала с другими людьми.
- Офелия убивала?! – глаза Питера стали совсем круглыми от изумления и ужаса. – Она же девчонка совсем…
- С такими «девчонками» мы воюем уже восемнадцать лет. Вдумайся, - отец поднялся из кресла, давая понять, что серьёзный разговор окончен. – Можешь идти. И не забудь извиниться перед семьёй за ужином.
Питер послушно покивал и поплёлся в свою комнату. В коридоре пересёкся с Агатой: та высокомерно вздёрнула подбородок и презрительно фыркнула. «Ну да, ты сегодня вся такая правильная и любимая родителями, - подумал Питер, глядя, как сестра скрывается за углом. – Зато я видел Офелию близко-близко».
До ужина Питер просидел над рисунками. Развевающиеся ленты и рюши ну никак не желали выходить из-под кончика карандаша, цвета все были не те, и мальчишка ужасно злился. Один за другим листы бумаги летели на пол, Питер несколько раз ломал и точил карандаш. Русалка не рисовалась ни в какую. В итоге он плюнул и нарисовал себя, тонущего в пруду вверх ногами.
И в один момент его вдруг до ужаса ясно накрыло осознание того, о чём говорил ему отец. Обычно, когда взрослые читают тебе мораль, в какой бы форме они этого не делали, ты стараешься побыстрее забыть то, что тебе говорили. Просто потому, что в тебе играет обида, и все слова «нравоучителя» хочется зачеркнуть из чистейшего противоречия. Но в этот раз Питер Палмер задумался. И испугался.
«Если мы столько лет воюем с обитателями того мира, что наслоился на наш, насколько же они сильны? – вглядываясь в линии своего рисунка, подумал Питер. – Это же именно настоящая война, где гибнут наши солдаты, защищая нас от вторжения! И договориться они не могут, потому что оттудыши не знают нашего языка, ведь верно же. И папа правильно сказал: они не люди, а люди для них – это боль и смерть, которую несёт оружие. И Офелия тоже видит в нас врагов. Она же военнопленная, получается… А если показать ей, что я – не враг? Если я попробую научиться понимать её, а её саму научу понимать нас? Но как это сделать? Заключить мир с тем, кто пленён, кто напуган и хочет тебя убить… Это вообще возможно? Ведь скорее всего так и случится, как отец сказал: я к ней с добром, а она меня убить захочет. Отомстить и съесть, как рыбу… Это сейчас она боится. А вдруг она пообвыкнет и начнёт всех нас уничтожать, как в комиксах?»
- Да ну, не… Может, папа всё же ошибается? – вслух произнёс Питер и решил: - Поговорю с Йонасом. А ещё найду в библиотеке всё, что писали про русалок. Я обязан знать всё о той, с кем хочу установить мир. Потому что в нашем доме войне не место.
Перед домашними Питер извинился, клятвенно пообещал вести себя осмотрительно и не ставить родных в неудобное положение перед своими друзьями. А на следующий день попросил отца заехать с ним в городскую библиотеку после уроков, где набрал здоровенную подшивку журналов и газет со статьями, посвящёнными изучению оттудышей. Мистер Палмер одобрил внезапный интерес сына и даже сам помог отобрать материал для чтения. Полтора часа Питер вчитывался в статьи, но они все были слишком похожи друг на друга, и не содержали почти ничего, кроме отсылок к фольклору, анатомии оттудышей с фотографиями кусков мёртвых тел, и немного информации о том, где тот или иной вид обитает.
Домой Питер приехал с атласом-определителем оттудышей, выданным библиотекой для чтения дома и в такой задумчивости, что не услышал, как его окликнул подвязывающий пышные кусты пионов Йонас. Пришлось Йону бросить в него камушком для привлечения внимания.
- Эй, Пит-Безмолвный-Монолит, привет! – замахал он неизменной красной бейсболкой. – Ты от зубного, что ли? Молчишь и лицо такое… А?
- Привет, Йон, - Питер остановился и продемонстрировал другу книгу: - Вот, взял почитать. Книжка толстая, видимо, много полезного написано. Ты уже видел нашу русалочку?
Йонас неопределённо повёл плечами и коротко ответил:
- Я работал.
- Эх ты! А она такая классная, хоть и дикая. Отец назвал её Офелией.
- Ах-ха. Офелия, - кивнул Йонас и подбросил в руке секатор. – Ладно, мне ещё опоры под смородиной чинить.
- Не увлекайся, - подмигнул Питер и добавил: - Я переоденусь, поем и выйду.
Уминая сэндвич с тунцом, Питер листал библиотечную книгу. Пока дошёл до главы о русалках, насмотрелся на кентавров, баргестов, пикси, келпи, диких людей и сиринов. Подивился разнообразию видов и непохожести фотографий на то, как видели оттудышей художники. Особенно позабавили картинки из старинных, ещё рукописных книг. На них оттудыши выглядели настоящими исчадьями ада. Все с когтями, выпученными глазами, раззявленными зубастыми пастями. Даже пикси.
Про речных русалок было мало. То, что они красивы и изящны, Питер и без книги знал. Про «быстры, сильны и опасны» наслышан. А вот то, что окраска русалки меняется с возрастом, было для мальчишки в новинку. Оказывается, белыми у речных русалок были только дети. А потом белизну разбавляет слабый розовый, золотистый и голубой, появляющийся в окраске волос, ногтей и ушей. Речная русалка на цветной вклейке напоминала цветок лотоса из маминой оранжереи. Питер долго любовался этой картинкой, гадая, будет ли Офелия такой же.
- Ты прикинь, у неё платье – это она сама! – поделился он с Йонасом, когда тот устроился на скамейке передохнуть. – В смысле, что это не тряпочки, а её тело. Классно, да?
- Ах-ха, - потягивая воду из молочной бутылки, отозвался Йонас. – Я это знаю. И про окраску тоже. Русалки взрослеют быстрее людей, так что сам скоро увидишь, какого цвета ваша.
Питер, прищурившись, поглядел на облака, заволакивающие небо. Эх, сегодня, похоже, на великах им не покататься.
- Йон, я только одно никак не пойму: у них самцы-то есть? Ни на одной картинке нет чего-то, похожего на мужчину. Или они все такие… в платьях?
Йонас задумчиво почесал нос.
- Ну, я про мужиков речных русалок тоже не слышал. Но как-то они размножаться-то должны, верно… Может, к ним морские заплывают время от времени? Знаю, что в крупных реках морские русалки время от времени встречаются.
- Или они как самки лягушек. – Питер напрягся, вспоминая сложное словцо с занятий по биологии. – А! Это, партеногенез, вот! Когда самца нет, самки рожают сами себя, во.
- Как куры, что ли? – хмыкнул Йонас. – Дурацкие птицы.
- Ага. Я и подумал: может, и речные русалки так же?
- Ах-ха. Может, в бадминтон поиграем? Ну их, оттудышей этих. Ты только и говоришь, что о русалке сегодня. Давай лучше разомнёмся. У меня всё затекло от сидения в кустах. Смородина ваша – чистая бука, вот. И пионы безалаберные. Скажи миссис Палмер, чтобы иногда выливала под них то, что от чая остаётся.
- Заварку?
- Ах-ха. От неё стебли крепче будут, и кусты не станут так заваливаться.
- Ты ей сам скажи, вон они с Агатой и бишонами. А я пока за ракетками сбегаю.
Йонас поднял вверх правую руку с пальцами, растопыренными буквой V, положил на скамейку бейсболку, провёл рукой по растрёпанным волосам и пошёл к пруду, где на подстриженной лужайке хозяйка усадьбы вместе с дочерью играли с собаками. Питер подтянул шорты и поспешил в дом. Хотелось до дождя хоть часок пообщаться с другом. А потом опять за уроки.
Офелия (эпизод девятый)
Яркий, полосатый как арбуз мяч звонко бился об ладони, перелетая через натянутую сетку.
- Мама, поднажми! – азартно верещала Агата, бегая туда-сюда и стараясь поймать мячик.