Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 49
А уж кто был запредельно счастлив, так это миссис Донован. Она порхала от одних журналистов к другим, щебетала с иностранцами, охотно фотографировалась, расписывалась изящными завитушками на входных билетах и сияла, как будто выиграла миллион в лотерею.
- Им понравилось, - уныло ответил Питер на вопрос друга.
Йонас зевнул и поёжился. Ночи, в отличие он жарких дней, стояли прохладные и сырые.
- Вот и смотри, - произнёс он. – Сколько вам Офелия за одну выставку заработала? Ну, помимо бесполезных кубков, которыми разве что орехи колоть.
- Не знаю, Йон. Я не видел, что в чеке написано, - признался Питер. – Но кубков точно три. Всякие медали, ленты с надписями, дипломы с вензелями… Погоди. Ты думаешь, мой отец…
- Ах-ха. Станет на ней зарабатывать, - подытожил Йонас. – О вас во всех газетах пишут. Куда не глянь – всюду твоя довольная рожа. Начнётся учебный год – девки будут вокруг тебя стаями порхать.
- Тьфу на тебя, хрень какая-то! – фыркнул Питер. – Оно мне на фиг не надо!
- Вот увидишь. А родители теперь вас с русалкой по выставкам затаскают. Будете плясать, обеспечивать папе приток денег. Заодно и тебя куда-нибудь это… призвездят.
- Заткнись, а? – жалобно попросил Питер.
Оба надолго замолчали. Ночную тишину нарушало лишь далёкое пение птиц и стрекотание кузнечиков в высокой траве. Лу деловито шарил по карманам куртки Питера, азартно попискивая. Йонас отошёл в сторону и закурил. Миссис Палмер недавно уловила запах сигаретного дыма от пижамы сына, устроила ему допрос. Кажется, в версию, что Ларри курил рядом с выстиранным бельём, она не поверила. Питер рассказал об этом Йону, и тот теперь берёг друга от запаха курева.
Порыв ветра зашумел листвой старой ивы, донёс издали собачий лай. Лу вытащил из бокового кармана куртки кусок шоколадки, зашуршал фольгой.
- Лу, ты как мусорное ведро, - заметил Питер. – Ешь всё, что съедобно или было съедобно, но испортилось.
- Или не было приколочено, - добавил Йонас.
Он прикопал окурок на берегу ручья, вернулся к Питеру.
- Расскажи про Офелию, - попросил Йон. – Как она после поездки?
- Она молодец, очень спокойная. Как вернулись, спряталась сразу, полдня не выходила. Потом приплыла покушать. Представляешь, эта проклятая помада и хрень для глаз до сих пор на ней держатся. Ей это не нравится, она лицо трёт.
- Ещё бы. Для неё это как нам присверлить рог на лоб, - вздохнул Йонас. – Миссис Красная помада не догадалась её отмыть после выступления?
- Да будет тебе, она выше всего этого. Чирик-чирик с судьями, фотографируйте меня, я звезда, бог-мой-мистер-Палмер-какой-успех! – скороговоркой произнёс Питер, подражая интонациям миссис Донован.
- Идиотская затея – портить естественную красоту какой-то краской. Келпи какого цвета был?
- Буро-зелёный, а что?
- Я видел одного крашеного в цвет молодой листвы. Только он уже мёртвый был.
- Тьфу! Вот зачем?
- Для потехи. Как и выставки эти сраные. Всё, чтобы заработать денег. Народ на вас таращился, да?
- Угу. Как в зоопарке.
- «Самый юный дрессировщик нечисти из другого мира!» - нараспев произнёс Йонас, воздев руки к небу.
Питер вырвал пук травы с корнями, метнул в него.
- Ты тоже читал эту уродскую статью?
- Ах-ха. Ну и хрень ты нёс!
- Я и половину не говорил того, что там написано, - сквозь зубы сказал Питер, вытирая грязные руки об пижамные штаны. – Тем более то, что я мечтаю стать дрессировщиком оттудышей для королевской семьи!
Йонас захохотал, хлопая себя ладонями по коленям. Питеру захотелось встать и пойти домой, спать. Когда твой друг с самого начала встречи источает сарказм, удовольствия от такого общения мало. Особенно когда ты стараешься делиться с ним хорошим, а не ныть и жаловаться, как отвратительно ехать в кузове грузовика, торчать целый день под открытым небом, делать счастливое лицо и ни на минуту не забывать, что ты не развлекаться приехал, а поддержать существо, у которого ты – единственный друг.
- Давай, ржи громче! Сейчас вся полиция графства сюда сбежится, - хмуро пробурчал Питер. – Дурак.
Смех оборвался. Йонас застыл, будто его ударили. Питеру стало неловко: безобидная же шутка, и что он так взъелся на Йона… Зашуршала под ногами трава, и фигура Йонаса растворилась в темноте. От ручья послышался тихий плеск, и Питер испугался ни на шутку: «Вот куда его понесло? Что он делает-то?»
- Эй, Йон!
Ни звука в ответ. Мальчишка вскочил, подхватил пикси и фонарик, быстро зашагал к ручью. Тусклый луч света нехотя расталкивал тьму перед Питером, длинные зыбкие тени шарахались в стороны. С Йонасом никакая темнота не была страшна, но стоило ему просто отойти туда, где его не видно, страхи подступали к Питеру со всех сторон. Мальчишка споткнулся об кочку, едва не упал, и, если бы Лу не уцепился за край рукава, Питер бы точно его уронил.
- Йонас! – позвал он снова и замер, прислушиваясь.
Впереди что-то шевельнулось, и Питер посветил туда фонарём. Йон сидел на корточках у самой кромке воды, уткнувшись лицом в ладони. Как малыш, который играет в прятки, закрывая глаза и думая, что становится невидимым.
- Ты чего не отвечаешь? – сердито спросил Питер. – Я зову, зову…
- Да здесь я. Ты же велел заткнуться. И сам теперь орёшь, - глухо прозвучало в ответ.
Питер встал за его плечом, посопел.
- Не будет при дворе Георга оттудышей, - помедлив, сказал он. – Король не станет держать рядом с собой врагов человечества. А принцесса любит собак и вообще выступает против жестокого обращения с животными.
- Ах-ха, с животными, - подчёркнуто произнёс Йонас. – Я тоже животное, видимо.
- Какой-то ты не такой сегодня. Что случилось-то?
- Ничего. На себя смотри! – огрызнулся Йонас и плеснул себе в лицо полные пригоршни воды.
Питер ссадил пикси на землю, слегка толкнул друга в плечо.
- Слушай, я тебя жду каждый вечер, ночами не сплю только затем, чтобы прогуляться с тобой. Мы с Офелией пережили чертовски трудные сутки позавчера, я стараюсь говорить только о хорошей стороне…
Йонас обернулся так резко, что Питер отшатнулся. Таким злым Йон был только после ссор с тёткой.
- Я ещё раз скажу. Если ты опять не услышишь – ты тупой, честное слово! Ты так радостно рассказывал о том, как классно было танцевать с Офелией, какое это волшебное чувство, что забыл об одном: она тебе это волшебство дарит себе в ущерб! Баранья башка, вас затаскают по выступлениям! Не тебе, а ей бултыхаться по дорогам в гробу с водой, придурок! Ты понимаешь? Твой отец на ней хочет заработать, ему пофиг, сколько она при этом проживёт! И ты – ты! – ему в этом поможешь!
И тут Питер не выдержал и заорал так, что где-то рядом захлопали крыльями перепуганные спросонок птицы:
- Сам ты баран! Я ей помочь хочу! Я из себя циркового шута делаю только для того, чтобы она чувствовала поддержку! Я не хочу выступать, я не хочу, чтобы Офелии было плохо, но… Да дебил ты, немец чёртов! Если я её перестану поддерживать, её заставлять будут делать всё то же самое! Но через силу! И таскать в гробу с водой по стране, но уже без меня! Понял? Ты, кретин, понял? И не смей меня винить, не я её поймал и приволок сюда! Я единственный хоть что-то пытаюсь для неё сделать! А ты только со стороны смотришь и ёрничаешь!
Лу, возмущённый тоном, которым Питер разговаривал с его Йонасом, неожиданно подскочил сзади и укусил мальчишку за щиколотку. Питер вскрикнул, швырнул фонарь в траву и побрёл через поле к дороге, утирая рукавом набегающие слёзы. Высокие стебли вились у ног, словно стараясь задержать мальчишку, требуя вернуться обратно. Питер то и дело спотыкался, потому что почти ничего не видел в обступившей его тьме. Хотелось реветь в голос, но Питер Палмер помнил, что он не девчонка и уже не малыш. Сейчас он был маленьким отважным танком, который торил себе дорогу, оставляя за собой руины.
Воздух пах сыростью и растущей по берегу ручья мятой. Ветер сильной прохладной ладонью вытирал мокрые щёки Питера. Скрипели за спиной ветви старых кряжистых ив, изредка протяжно вскрикивала выпь. От её воплей тянуло припустить бегом, но Питер боялся упасть и сломать ногу об одну из кочек или рытвин, потому лишь ускорил шаг. Он ненавидел дурацкую птицу с её мерзким голосом, ненавидел темноту, кочки и бурьян, ненавидел мяту – о, этот гадкий запах зубного порошка! Но больше всех Питер ненавидел безвыходную ситуацию, в которую попал подневольно.