Never Let You Down (СИ) - Кошелева Кристина "V-Villy". Страница 20

Питер таки и удалился. Элис осталась одна. Опять. Снова. Как и всегда. Самый близкий к ней человек, которого она видела чаще Стива, который понимал её с полуслова, который любил её ядреный запах лимона, которого любит её пёс, просто так взял и оставил её, на празднике одиночества и чужого счастья. И перед ним она сейчас унижается, выплакивая те слезы, что текут, кажется, не из глаз, а прямиком из сердца? Локи ведь всегда считал, что она не стоит чьих-то слез, что она — алмаз среди горстки камней, и если камни её поскребут, он раскрошит их. Видимо, она, всё-таки, никакой не алмаз, как он считал…

Она нашла в себе силы встать, отряхнуться, зайти в этот чертов зал, протанцевать всю ночь напролет с одноклассником, имя которого она даже не запомнила. Она нашла в себе силы без боли в грудной клетке и аритмии выпить бокал плохого шампанского под ту самую песню Ланы Дель Рей, в которой пелось про вопросы, которыми задается женщина, влюбленная в своего мужчину, она спрашивает, будет ли он любить её, когда она состарится, будет ли он рядом с ней, когда она утратит всё, и у неё останется только истерзанное сердце… Элис часто спрашивала это у Локи. Как странно то, что это стало их песней. Будто кто-то, ставивший музыку на радио, знал, что именно под эту песню с минуты на минуту случится что-то, что будет хорошо описывать, происходящее в песне… Человек влюбится в бога. Бог влюбится в человека. Смирится с тем, что когда-то один утратит другого. Что это всё не бесконечная сказка со счастливым концом… Но разве должен конец приходить так быстро?

Элис нашла в себе силы принять, что это не конец. Что она увидит его, ещё хотя бы раз. И если он не смог прийти к ней, значит, точно был занят чем-то чертовски важным…

Но найдет ли Элис силы принять то, что больше ей никогда не удастся его обнять?

========== ashes ==========

Стив сидел, закрыв лицо руками и зарывшись кончиками пальцев в волосы. Черт возьми, в который раз он теряет то, чем дорожит больше всего? Какой это по счету раз, когда он оказался жалким, бесполезным кретином? Сейчас он вспоминал те времена, когда его называли героем, делали из него циркового клоуна, когда он в первый и в последний раз действительно помог тому, кого любит, кого ценит, кто занимает поистине важнейшее место в его жизни, в его сердце. Это был последний день, когда он был счастлив в том веке. А в этом веке он был счастлив в последний раз тогда, когда приютил Элис, брошенную, одинокую, опустевшую и очерствевшую, дал ей дом, постарался стать отцом, помочь найти друзей… Он никого не сберег. Никого.

Вдруг Стив почувствовал в кармане брюк что-то плоское и мягкое. Он полез туда рукой — и как оказалось, зря. В кармане лежала фотография Барнса — та, что он вытащил из дела №17. А к ней, ржавой скрепкой была прикреплена фотография Элис, сложенная вчетверо. Стив любил это фото — она сидела за столиком в кафе, чуть наклонив корпус, в легкой голубой кофте, под которой была белая майка с эмблемой Щ.И.Та. Элис улыбалась, сжимая в руках коктейль «радужный единорог», в солнечном свете были видны её веснушки, которые к лету становились яркими, почти красными. Когда на душе становилось слишком дурно, ком в горле не просто не давал дышать, а даже ломал шею, ему просто стоило вспомнить, что когда бы он ни жил — всегда будет человек, ради которого он должен сражаться.

— Мистер Роджерс, ваша дочь очнулась.

Стив поднял голову и посмотрел на вакандского врача, так бесцеремонно ворвавшегося в его комнату, без стука, без предупреждения, даже без звука шагов по холодным коридорам. Стиву хотелось побыть одному. Со своими мыслями наедине. Без звуков взрывов и войны. Впервые за несколько лет. Но, видимо, не вышло.

— Я подойду чуть позже. Спасибо…

И врач ушел.

Девушка с тяжестью открыла глаза и почувствовала, как сильно давит на неё кислородная маска. В глазах всё выглядело как пёстрый набор красок — она не могла ничего четко разглядеть. Через несколько секунд она промычала, почувствовав насколько сильно болят переломы, как режут внутренние органы сломанные ребра, какие глубокие на её теле царапины, как туго зашиты все раны, как занозы впиваются в тело. Элис тяжело вздохнула и повернула голову на Тора, что сидел справа от неё.

— Очнулась?

— Да…

Знакомые голоса будто усмирили её неконтролируемую и режущую боль во всем теле. Это были Тор и Наташа. Теплую руку Нат Элис ощутила на лбу и тут же спокойно выдохнула. Ей почему-то вспомнилось, как в далеком детстве она заболела гриппом и мать так же сидела у её изголовья, перебирая волосы и что-то умиротворенно шепча. В сердце зародилась какая-то тревога, тоска. Воспоминания начали медленно возвращать её в себя, точно так же как и приглушать боль. Вспомнилось, как она пробила своим телом три дерева (или куста?), как ударила Таноса ножом в руку, как его рука сжала её шею… И сразу после этого шею будто что-то придавило. Следы от удушья. Ей вспомнился и крик Ванды, которая едва держалась на руках и смотрела на неё тяжелыми и блестящими глазами:

— Элис, нет!!! Прекрати, неугомонная ты девчонка!!!

Элис выдохнула, и кислородная маска ещё сильнее задавила на лицо. Романофф поправила ей мокрые и грязные волосы пальцами, наклонилась к ней и сняла её. Роджерс вдохнула воздух с привкусом спирта, земли и каких-то цветов.

— Где папа?.. — хрипло сказала Элис, повернув голову на Наташу.

— Здесь, малышка, — тихо ответила Нат, поправляя ей волосы, — Его позвать?

Элис кивнула, Наташа встала со стула, и чуть прихрамывая вышла из палаты. Роджерс начала вспоминать что-то, что было до того, как она потеряла сознание. Она помнит, как черные крылья её костюма разорвались в клочья. Как её руки испачкались по локоть в крови неизвестных ей существ. Как лицо накрыло волной пыли, как она покатилась вниз по какому-то склону, защищая Ванду и пытаясь залатать её раны хоть какими-то бинтами, что у неё были. Но между этим что-то было… Что-то важное, что разбило её и заставило сойти с ума. Это был какой-то бред, какая-то небылица.

— Тор… — начала Роджерс, держа рот чуть приоткрытым, чтоб было легче дышать, — Где Локи?

Одинсон тяжело вздыхает и молчит, тая надежду, что ответ на свой вопрос она вспомнит сама. Бог аккуратно берет её за руку, вкладывает туда что-то маленькое и холодное, а потом осторожно сжимает в кулачек. Ещё несколько секунд, перед тем как здоровая рука Элис разжимается у неё перед лицом, и в ней блестит тоненькое золотое кольцо, Тор отвечает ей:

— Последняя его просьба… — с мерзкой тяжестью в голосе говорит он. В душе Роджерс что-то сжалось, она зажмурилась и начала плакать. Она прижала кольцо к груди, стиснула зубы и взглянув на Тора, проскулила:

— Он же обещал выжить… Почему… Почему не выжил?.. — девушка нахмурилась и посмотрела на Тора таким взглядом, будто просит снисхождения, помощи, будто надеется, что это глупая шутка, просто шутка. Но взгляд Одинсона был наполнен такой скорбью, такой озлобленностью и болью, что выдавал его с потрохами — не шутка это. Не глупый розыгрыш. Не идиотизм и далеко не ложь.

— Я не знаю… — через зубы цедит Тор, опуская голову, — Прости, что так жестоко…

Элис смотрит на него глазами полными ненависти и боли. В голове заело отрицание, непрерывное «нет», которое с каждым разом становилось все громче и громче, доходя до крика и визга. Девушка зажмурилась в попытках подавить внутренний голос, и поняла, что единственное, что может её успокоить — это кольцо, что она сжимала в руке. Она принялась его рассматривать, и вроде даже помогло. Золотое, аккуратное, совсем легкое и теплое, стало последним, что напоминало о Локи, тем, что он успел оставить после себя. Элис прищурилась, нащупав на внутренней стороне кольца какие-то буквы. Прочитав, что там было написано, она взвыла и стиснула зубы, расплываясь в какой-то нервной улыбке.

«Солнцу, воссиявшему надо мной»

Роджерс осторожно надела кольцо на указательный палец. Оно было ей как раз, выглядело аккуратно, и не смотря на металлический привычный холод согревало будто изнутри. Давало какую-то надежду, окутывало теплом, будто сам Лафейсон обнимал её, прятал за своей спиной, будто дышал ей в кожу, но… Это был всего лишь посмертный подарок. Последнее его признание в том, как сильно он её любит, слова о том, что она значит для него. Других уже не будет, это — точка. Конечная станция.