Белый Ворон: Малыш (СИ) - Щербинин Андрей Владимирович. Страница 16
Спайк услышал шум и сразу понял, что там кого-то бьют. Он прошёл за угол и рассмотрел троих бомжей, которые старательно «обрабатывали» кого-то четвёртого. Спайк не стал раскидывать их в стороны и махать кулаками. Он молча поднял пистолет и выстрел в воздух. Бомжи мгновенно забыли о своём занятии и разбежались в разные стороны. Спайк подошёл к побитому и присел возле него:
— Живой?
Тот со стоном зашевелился и в предрассветной мгле блеснули его глаза:
— Ты кто?
— Обезьяна, — почему-то ответил Спайк, — сам встанешь, или поднять?
Упираясь руками в старый асфальт, незнакомец сначала встал «рачком», но потом выпрямился.
— Ничё, — сказал он и с болезненной угрозой в голосе, — я им ещё дам.
Спайк понял, что пострадавший такой же бомж, как и те, кто его избивал. От него шёл не самый приятный запах помойки и давно не мытого тела.
— Дашь, — согласился Спайк, — если жив будешь. Одному с тремя биться не с руки.
— Ага, — быстро согласился бомж, — но вдвоем мы им покажем!
От такого заявления, можно было бы посмеяться, если бы плакать не хотелось.
— За что они тебя? — Спросил Спайк.
— А ни за что. Они мою «коробочку» забрали.
Что такое «коробочка», Спайк уже знал. Речь шла о мусорной куче, что дымилась между домов. Место здесь было более-менее заселённое и в мусорной куче можно было кое-что найти. Следовательно, из-за этой помойки мог возникнуть конфликт.
— Будь здоров, — сказал Спайк и пошёл прочь.
Спасенный им бомж, засеменил рядом.
— Уходишь? Ты что? Здесь такое место! Тряпок всяких хватает. Я вон обувку нашёл, почти новую… Подошву только подвязал и ничего. Знаешь сколько ходил! А сухарей здесь валом. Я крысоловку сделал, так крысятину варил. Вдвоём мы их враз выгоним, а?
Спайк остановился. Бомж принял его за такого же помойника, как и он сам. Конечно, в темноте он мог ошибиться, но в принципе, Спайк понимал, что не многим от него отличается.
— Я с помоек не питаюсь, — раздельно произнёс он.
Помойник разочаровано отступил.
— Да? — потухшим голосом сказал он, — ну извини. Я думал… Жаль…
От его слов, Спайк вдруг засмеялся. Вроде бы ничего особо смешного-то нет, но ему стало смешно. Это было похоже на истерику. Он хохотал, привалившись к стене дома и не мог остановиться. Напряжение, которое копилось в нём этот месяц, вырвалось наружу. Бомж этого не понимал. Он стоял и растерянно смотрел на него.
— А чё смеёшься?
Спайк отмахнулся. А потом замолчал. Подошёл к нему вплотную и встряхнул за плечи:
— Ты хоть соображаешь, чего ты сказал?
Бомж был костлявый и худой. Он чего-то испугался:
— Нет…
— Да не дрейф, — Спайк чувствовал непонятное облегчение, — ты сказал «жаль» после того, как я сказал, что не роюсь в помойках. Понимаешь?
Бомж не понимал. Спайк ещё раз попытался объяснить:
— Понимаешь, я хожу в магазин, покупаю еду. Хлеб, сыр, иногда колбасу, а ты говоришь «жаль» будто в помойках рыться лучше, чем иметь деньги и ходить в магазин.
Бомж не понимал. Тогда Спайк отпустил его:
— Ладно. Не важно это. Пошли!
— Куда?
А правда, куда?
— Ко мне, что ль, — подумав, ответил Спайк.
— Зачем?
— В гости, что ли. Угощу чем-нибудь.
— Пошли, — обрадовался бомж, — а далеко?
— Рядом.
Пока шли, бомж совался во всякие дырки, шелестел какой-то бумагой и пытался поймать дикую кошку. Для этого он швырнул в неё камень, но не попал и расстроился:
— Столько мяса убежало.
— Слушай, как тебя зовут? — Не выдержал Спайк.
— Аск. А что?
— Ничего! Ты на охоте, или в гости ко мне идёшь?
— В гости иду.
— Так чего за кошкой гоняешься?
— Так не с пустыми ж руками…
— Не с пустыми? — Спайка снова разобрал смех, — ты думаешь, я кошку буду есть?
— А что? Хорошее мясо!
— Не трудись. Что поесть у нас найдётся.
На улице уже забрезжил рассвет, а в подвале всё ещё было темно. Спайк пошарил руками под лежаком и достал огарок свечи. Чиркнув простенькой зажигалкой, запалил его и поставил на обрубок ржавой трубы. Слабый огонёк осветил помещение и Аск завертел головой.
— Хорошо ты устроился, — с завистью заметил он и тут обнаружил самое главное, — а это что у тебя тут? А?
К потолку был подвешен кулёк с хлебом и сыром.
— Чтобы крысы не сожрали, — пояснил Спайк и отцепил кулёк с проволоки.
Аск шумно сглотнул слюну. Алчным взглядом, он следил за тем, как Спайк ножом режет хлеб и укладывает на него кусочек сыра.
— Держи, — Спайк протянул хлеб с сыром и Аск вцепился в него зубами.
Старательно работая челюстями, бомж, тем не менее, не успевал пережёвывать. Он глотал куски, давился и снова глотал, а глаза его неотступно следили за новым куском, который Спайк отрезал для себя. При этом свободная рука бомжа сама по себе тянулась к хлебу и Спайк не мог не вложить в неё этот кусок.
Жадность дошла до абсурда. В правой руке Аска всё ещё оставался хлеб, когда левой рукой он потянул в рот второй кусок хлеба. Куснув с обеих рук, он продолжал бестолково работать челюстями.
Спайк не выдержал:
— Эй! Ты что, сдохнуть хочешь?
Аск замер, его челюсть прекратили движение, а глаза испугано моргнули. Но с полным ртом, ни сказать, ни спросить он ничего не мог.
— Ешь спокойно, — пояснил ему Спайк, — Не успеешь? Так это всё твоё. Не торопись.
Челюсти Аска заработали быстрее. Спайк покачал головой, разрезал остатки хлеба и положил вместе с сыром на лежак.
— Я сейчас, — сказал он, направляясь на улицу, — ты ешь пока.
Спайк никуда идти не собирался. Остановившись возле подъезда, он прислонился к стене и стал ждать, когда бомж покончит с трапезой. Смотреть на проявление голода и вечного недоедания, не было сил. О том, что он сам остался без завтрака, Спайк не думал. Ему и есть перехотелось.
На лестнице послышался шум. Спайк повернулся и увидел Аска. Бомж испугался, что Спайк уйдёт и больше не вернётся. Оно и понятно: такого щедрого и состоятельного друга он терять не хотел. О том, что Спайк едва ли бросит своё жилище, парень думать не мог. Его разум потерял способность логически рассуждать и командовал только одно: у Спайка есть сыр, есть хлеб, у него оружие, значит, держись рядом.
— Ты чего? — Спросил Спайк, не понимая, почему бомж так всполошился.
Аск не мог сказать правду. В левой руке, он сжимал недоеденные хлеб с сыром, превращая их в бесформенную массу. Он всё ещё жевал, а глаза были испуганно-радостные по поводу того, что новый друг здесь и никуда уходить не собирается.
Спайк только сейчас рассмотрел его как следует. Это был даже не человек, а тень человека, одетая в лохмотья. Лицо, руки и, наверное, всё остальное были тёмные от грязи. Повсеместно, во все стороны выпирали мослы, щёки ввалились, как будто Аск нарочно их втягивал внутрь. Удивительно, как такого доходягу, его конкуренты-мусорщики не забили до смерти. Видать, они сами такие же, как он. Слабосильные, тощие и вечно голодные.
Аск соображал, что сказать. Ему как-то надо было оправдать своё появление.
— Хочешь, что-то покажу? — Придумал он, — ты такого не видел.
— Что?
— Увидишь, — загадочно сказал Аск и откусил хлеб, — моя «тёлка».
Спайку стало смешно. Этот доходяга, влачивший существование на грани голодной смерти, говорит о девушках.
— Ну, покажи.
— Ага, — Аск затолкал в рот остатки пищи и вышел на улицу, — пошли.
Через пустынные кварталы, Аск провёл его к реке. Свернув влево, по узенькой тропинке, повёл Спайка навстречу течению. Видно было, что от такого путешествия он устал, но Аск проявлял упорство и шёл дальше. Можно было предположить, что в конце их путешествия, его ожидало что-то приятное.
— Тут, — он остановился и прижался к засохшему дереву, — вот здесь я её жду.
Спайк оглянулся по сторонам. Пологий берег, пожухлая трава, развалины на пригорки и вышка с небольшой крышей и лесенкой наверх. На вышке маячила фигура вооружённого бойца.