Не сахарные (СИ) - Пузыренко Оксана. Страница 45

Сейчас жителей Боудер-Сити волнует лишь один вопрос: До каких пор властьимущим будет все сходить с рук?

Осудят ли Джеймса Кейна за, бесспорно, осуществленное им преступление, или адвокатам удастся признать его невменяемость? Оставайтесь с нами и вы узнаете об этом первыми!

Патриссия Линн, «Главные Новости», «Би-Си24», специально для вас.

— Дэни, родной, как хорошо, что ты здесь. Доставили те розы, о которых ты говорил. Посмотри, какие прекрасные! И не надо рассказывать мне про неожиданною любовь к моему делу, я хочу видеть ту девушку, которой они предназначаются, скрытный мальчишка!

Мама зашла в комнату, но я даже не обернулся. Так и стоял перед телевизором и смотрел на экран. Там показывали других людей, другие события, другие новости. Но у меня в голове было совершенно пусто. И не только в голове. Кажется, в душе что-то оборвалось. Оборвалось, упало. Как камень, кинутый в пропасть. Бездонную и черную пропасть. Я даже не чувствовал боли. Или страха. Я чувствовал такую отчаянную и леденящую пустоту, будто мою душу просто вырвали из тела, оставив бренную и никчемную оболочку. Оболочку парня, который так быстро нашел то, чему хочет посвятить всю жизнь, и также быстро это потерял. Не смог удержать.

Я не смог удержаться ее от рокового шага. Надо было оставить ее рядом, с собой. Надо было защитить ее. От ее врагов. От самой себя! Надо было спасти девушку от себя же, от ее всепоглощающего желания отмщения и ненависти. Но я не смог. Это я виноват. Я во всем виноват.

— Дэни, ты чего?.. Ах, видел новости, да? Все только об этом и говорят. Кошмар какой! Наш мэр! И девочку жалко, совсем маленькая еще. Как ты у меня. Вы не были знакомы? Она в твоей академии училась.

Неожиданно для самого себя камень в моей души достиг своего дна и я, как подкошенный его тяжестью, рухнул на колени, обхватив голову руками.

— Дэни, милый, ты чего?! — Я почувствовал, как руки мамы трогают мои волосы, плечи, пытаясь поднять. Но я не хотел на нее смотреть. Я не хотел никого видеть. Боль, которая не пришла ко мне сразу, накатила взрывной волной. Она убивала меня. И я отчаянно заорал, понимая, что пугаю маму, но ничего не мог с этим делать. Крик рвал мою грудь и легкие, и мне очень хотелось, чтобы он просто уничтожил меня.

Тяжело дыша я уткнулся лбом в пол. В пол, по которому мама рассыпала серые розы. «Серый рассвет». Он навсегда для меня стал закатом.

*Стихотворение написано Дэниэлом Маккарти, Поэтом. Без названия.

Глава 16. Эпилог. (зачеркнуто) Некролог

Глава 16. Эпилог. (зачеркнуто) Некролог.

Два года спустя

Джеймс Роберт Кейн

«Виновен».

Суд по моему делу длился почти два года. Два чертовых года. За это время тело девчонки так и не нашли, но все равно признали меня повинным в ее смерти. Сам виноват, не стал этого отрицать в самом начале. Когда я очнулся, я был в настоящем шоке, моя память стала белым пятном, а сам я нес бред. Все как на духу. Но суть была ясна: я выстрелил. Я убил. И за это зацепились.

«Виновен».

Надо было сначала поговорить с адвокатами. Но даже они и влияние на мой организм препаратов не смогли вытащить меня из-за решетки. Потому что общественность сошла с ума. Люди спятили. Взбесились. Сорвались с цепей. Возвели ту чертову девчонку до небожителя, поклоняясь ей, а меня сделали козлом отпущения для своей ненависти… Да, недооценил я силу «четвертой власти». СМИ раздули все так, что выплыть стало невозможно…

«Виновен».

Теперь Джеймс Кейн сидит здесь. В камере-одиночке. Приговоренный по тысяче статей, главная из которых — «Убийство», к лишению свободы. Пожизненно.

«Виновен».

И я даже не помню этого убийства. А жаль. Я знал, я чувствовал, что все, что я называл «злым роком» — дело рук этой девчонки. Девчонки, которой я засадил пулю в живот. Как я избавился от тела? Как убирал место убийства? Я не помню этого. А если бы помнил, куда выкинул ее останки, то нашел бы это место, чтобы просто насладиться видом ее черепа.

«Виновен».

И главное, что ни одна шавка не поверила в мою версию. Это была самозащита, мать вашу! Самозащита от спятившей сучки! Правда, как только я открывал рот, что сказать это, меня сдерживали. Факт того, что из-за меня покончила жизнь самоубийством несовершеннолетняя девчонка, с которой я спал, не добавил бы в картину плюсов. Хотя куда хуже? Да и ее брат, которого я засадил в психушку… Маленький ублюдок без вести пропал, я пытался навести справки — и вот. Чертовщина какая-то.

«Виновен».

И теперь я здесь. Я, мэр Джеймс Роберт Кейн, сижу в тюрьме и питаюсь помоями по гребаному расписанию! А мои бывшие союзники стали врагами, которые наперебой закладывали меня правительству, чтобы я не потянул их следом. За амнистию, за поблажки, за просто так. Они сдали все. Хотя не всем удалось выйти белыми, и поделом.

«Винов…»

— Джеймс Кейн! На выход. К тебе посетитель. — Об дверь камеры лязгнули ключи и она с характерным скрежетом отъехала. Я ненавидел этот звук.

— Кто? — Спросил я, вставая с кровати. Я всегда лежал на кровати. Лежал. Смотрел в потолок. И думал. Думал. Думал.

— Я тебе что, секретарша? — Осклабился этот убогий.

Но ссорится с ним было ни к чему и не выгодно. Я молча пошел за здоровенным бугаем, смотря в его спину. По сторонам не смотрел, местные заключенные только и ждали того, чтобы поймать мой взгляд. Как же, бывший мэр города, который засадил их сюда.

— Сюда. Долго не трепаться. — Охранник, на чьем бэйджике значилось Ральф, кивнул на один из стульев в ряде кабинок для бесед. Здесь от собеседника меня отделяло только прозрачное подобие высокопрочного стекла и провод телефонной трубки. Я заглянул туда. С той стороны сидела девушка с длинными густыми волосами серого цвета. Эта идиотская мода делает людей все более похожими на инопланетные существа. Лица девушки я не видел из-за джинсовой кепки. Но она явно была молодая и не похожа ни на одного из моих знакомых. Джинсовая кепка, джинсовая курка, серые волосы… Ясно, очередная журналистка.

Я упал на стул и тупо уставился перед собой на незнакомку. Та медленно протянула руку и взяла свою телефонную трубку, жестом приглашая меня сделать тоже самое. Я нехотя потянулся за древним аппаратом и приставил его к уху.

— Послушай, дамочка. Мне нечего сказать прессе. Запомни сама и передай своим коллегам. Здесь нечего больше рыть, ясно?! — Начал я сразу с нападения. С этими сволочами-журналистами, падкими на все самое грязное, нельзя было давать слабину.

Но в трубке раздался лишь смешок. Затем тихий смех, а затем счастливый хохот. Девушка подняла на меня лицо, и я увидел, что под потертым козырьком кепки…

— Саманта… — Это имя преследовало меня в кошмарах и на судебных процессах. И я ненавидел его.

— Здравствуй, Джейми. Давно не виделись. Тебе, кстати, идет оранжевый цвет.

Серые глаза девушки, из-за нового цвета волос, стали еще более странными. Меня пронзил суеверный ужас, а после и реальный озноб, от лопаток до шеи. Затем меня бросило в жар. Я хотел вскочить, закричать, но трубку у моего уха предупредительно зашипела:

— Шшш, Джейми. Не надо наводить панику. Иначе проблем у тебя будет еще больше, чем камера с видом на спортивную площадку.

Откуда она знала где моя камера? И почему… Нет, она точно знала, что говорит. Это не пустая угроза. Что она сделала? Что она могла сделать? Подговорила кого-то из местных зэков? Что мне теперь делать?

Страх парализовал меня, и я смотрел на девушку, просто восставшую из мертвых. Та же, как ни в чем не бывало, продолжала беседу, будто мы находились в парке на прогулке или на светском рауте:

— Тем более, я дала денег парочке очаровательных парней из охраны, и они были столь милы, что согласились не мешать журналистке из интернет-портала «Глобал-Тробал». Она показала мне удостоверение, висевшее на ее шее, которое я сначала не заметил. — Ага, корреспондент. Но это не главная моя область деятельности. Больше я люблю наказывать плохих людей за плохие поступки.