АН -7 (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный". Страница 79

— Вот именно. В общем, если я хоть что-то понимаю в колбасных обрезках, это он делает мне тонкий аглицкий намёк на то, что хотя ему страшно неловко просить меня о субсидии открытым текстом, было бы очень неплохо, если бы я сам догадался прочитать об этом между строк. Для него тысчонка денариев — серьёзная сумма, а меня она не только не разорит, но и не напряжёт. И без твоей "живой истории" его сведения хотя бы по тому же оретанскому вопросу стоят куда большего. Ты мне лучше вот что скажи — каков риск в случае, если Септим изберётся трибуном, а значит, не изберётся кто-то, кому "положено"?

— Гм… Хороший вопрос! Умеешь ты, Макс, озадачить. Ну, выборы плебейских трибунов проходят в Риме в декабре, но он у них, как и весь их календарь, сдвинут вперёд и реально приходится на наши август-сентябрь. Времени, кстати, остаётся не так уж и много, и твоему патрону в самом деле пора планировать предвыборную кампанию. А так — надо, конечно, уточнить, но на память ни в этом году, ни в следующем трибуны ничего примечательного не сделают, и даже сами имена ни одного из них — из двух десятков — по сохранившимся источникам, кажется, неизвестны. Но это, повторюсь, надо ещё уточнить — проверю по Ливию и Полибию.

— Хорошо, уточняй, и если всё нормально, то и полторы тысячи денариев меня тоже особо не напрягут, а его я этим ещё круче обяжу, если в натуре изберётся. Готовь до кучи и свои вопросы, короче…

Плебейских трибунов в Риме каждый год избирается аж десять штук, так что это не столь трудно, как консулом или даже претором — и мест больше, не два и не шесть, а целых десять, и конкуренция меньше, поскольку патриции в пролёте. В общем, шансы у моего патрона избраться, если я ему это дело своевременно и достаточно профинансирую, вполне реальные. Самым крутым он в этой десятке, конечно же, не будет, потому как не брезгуют этой ступенькой в карьере и плебейские нобили, будущие преторы и консулы. Тот же Тиберий Семпроний Гракх — не Тот Самый, а отец Того Самого — претором только на будущий год изберётся, дабы завершить наконец Первую Кельтиберскую войну своим знаменитым Гракховым миром. Но в год судилища над Луцием Сципионом Азиатским он был плебейским трибуном, и хотя гракховщины никакой в тот год не отчебучил, но своё трибунское вето на арест Луция наложил, чем немало прославился. Чаще же плебейские трибуны зарабатывают популярность в массах избирателей не такими громкими делами, а рутинным отстаиванием интересов всего плебса в целом и отдельных плебеев в частности — вчера вон тому помог, сегодня вот этому, вроде бы всё и по мелочи, но за год-то таких мелочей скапливается немало, и к концу года, глядишь, и весь город уже тебя знает, и у большинства ты на хорошем счету — если самому на свой cursus honorum и не хватит, так сыну потом отцовская популярность у сограждан-избирателей уж всяко зачтётся. Но для этого надо избраться трибуном сейчас, той будущей популярности ещё не имея, а значит, надо раскрутиться в предвыборной кампании. Тут и ритор хороший нужен, дабы подучил толкать предвыборные речи, тут и помощники нужны, дабы пиарить тебя там, где ты сам не поспеешь, и неплохо бы, чтобы и их тот ритор тоже наблатыкал, но забесплатно, чисто за престиж и авторитет, в Риме только выборные должностные лица работают, которые люди не бедные, а ритор и помощники со своей работы кормятся, и им надо башлять.

А учитывая, для чего Септим всё это дело затевает — шансы сына на будущую гражданскую карьеру увеличить — параллельно и знакомства с нужными людьми заводить нужно. С добровольным изгнанием и смертью Сципиона Африканского и с исключением Катонном из всадников Сципиона Азиатского звезда семейства его патронов закатилась, а Сципион Назика — уже другая ветвь семейства, у которой свои клиенты на первом месте — ну, не настолько, чтобы совсем уж в поддержке отказать, но помогать будут с прохладцой. Так что не обойтись теперь моему патрону и без собственных союзников, а это общаться с людьми надо, а значит — встречаться, а встречи — это застолья, в последние годы всё более подражающие пирам толстосумов — тоже надо трясти далеко не бездонной мошной.

Я ведь упоминал уже о триумфе бывшего консула Гнея Манлия Вульсона, того самого, который окончательный мир с Антиохом заключал, ну и порядок заодно в Малой Азии наводил? Мародёр был ещё тот, и вояки его, конечно, были своему командованию под стать. А по доходам и расходы, и на богатом Востоке его войско привыкло ни в чём себе не отказывать, так что и привычки приобрело соответствующие. А приобретя и имея на них награбленные на Востоке финансы, не пожелало расставаться с ними и в Риме, а глядя на них, захотелось красивой жизни и римскому нобилитету. Не просто так, а очень даже по поводу Катон в своё цензорство так яростно на тягу своих сограждан к роскоши ополчился. Мужик ведь при всём своём долбогребизме во многих отношениях неглупый, и уж последствия подсаживания римской элиты на роскошь он прекрасно представляет. Но последствия последствиями, а живёшь здесь и сейчас, и красиво жить не запретишь.

А элите изо всех своих финансовых силёнок подражает средний класс, прежде всего римское всадничество — плох тот всадник, который не мечтает стать сенатором. И если в крутых сенаторских семействах мода на роскошные пиры уже завелась с шикарной утварью пиршественных триклиниев и невиданными экзотическими блюдами, по меркам будущего ещё весьма скромные, но воображение непривычных к этому современников уже поражающие, то и тянущихся вслед за ними честолюбивых всадников, жаждущих иметь "всё как у людей", тоже положение обязывает. Нам это на руку, поскольку в числе тех экзотических блюд уже теперь начинают приживаться и наши заморские деликатесы, гарантируя клану Тарквиниев ещё один весьма доходный бизнес. А вот тому римскому среднему классу, что подражает элите, это серьёзный удар по мошне — честь в обыденном понимании чем дальше, тем обходится дороже. Мало быть просто знакомым уважаемых людей, надо быть вхожим в их круг и считаться в нём своим, а это же и соответствующий образ жизни предписывает, весьма недешёвый. И куда ж деваться от этих расходов тому, кто нуждается в этих знакомствах и этих связях? Имидж требует жертв.

А ведь это ещё только пиры, это римский социум ещё на гладиаторов всерьёз не подсел. В смысле, не подсел как на зрелища в чистом виде, даваемые плебсу кандидатами, зарабатывающими себе предвыборную популярность. Юлька вон говорит, что только при Марии где-то гладиаторские бои в качестве развлекательных представлений пропишутся, то бишь лет через семьдесят, не при нашей уже жизни. А пока-что они даются только на похоронных и поминальных играх в честь почитаемого покойника. Как я уже упоминал в своё время, рекордсменами по размаху были в год Канн три сына дважды консула Марка Эмилия Лепида, давшие в честь отца бои двадцати двух пар гладиаторов в течение трёх дней. И только в начале позапрошлого года их рекорд перестал быть абсолютным, когда умер Публий Лициний Красс, великий понтифик. Предок ли он Красса Того Самого или только родственник предка, даже наша историчка не в курсах, да и не столь это для нас важно, а важно то, что похороны великого понтифика, то бишь главного римского жреца, почтили боем аж ста двадцати гладиаторов. Мероприятие, правда, было произведено по постановлению сената, то бишь было государственным, отчего и такой размах — как-то не каждый день в Риме мрут великие понтифики. Понятно, что и родня его вложилась в это дело в частном порядке, но частного рекорда Лепидов так и не побила — мой патрон писал мне тогда о восемнадцати парах, выставленных ими за свой счёт, а остальные сорок две из шестидесяти, получается, были казённые. Но и тут тенденция налицо — занял Красс эту должность как раз спустя несколько лет после того лепидовского рекорда, когда умер его предшественник, и тоже, надо думать, были на его похоронах бои за казённый счёт, но в тот раз рекорд Лепидов даже в абсолютном исчислении побит не был. Хоть и далеко ещё гладиаторским боям до развлекательных мероприятий, растёт у римлян аппетит и на них…