Конец сказки - Рудазов Александр. Страница 20

Нет, тоже нельзя. Это своими руками власть над собой отдать. Сейчас Джуда по доброй воле Кащею помогает – как что не по его, так сразу улетит, поминай как звали. А если у Кащея склянка с половиной души Джуды будет – так ему ж и не возразишь после такого.

Ладно. Пусть пока при себе полежит, в потайном кармашке. А там посмотрим.

Отложив, таким образом, решение на неопределенный срок, Джуда сошел с парапета и воспарил в воздухе. Длиннющая борода сама держала его, словно птичьи крылья. Силы чародейной в ней не меньше, чем в ступе душеньки Яги, в которую Джуда двести лет назад был влюблен.

В те времена та была молодой, жаркой, полной страсти. Да и Джуда был еще джигит хоть куда. Красавец, удалец, всего-то третий век разменял.

А уж как он тогда летал, как летал!..

Сейчас-то силы уже не те…

Но их вполне хватило, чтобы облететь чертог батоно Кащея и приземлиться с другой стороны. Там, где проходили проводы Карачуна. Весна подступает, пришло время ему покинуть эти земли, удалиться на полуночь, в края вечных морозов. Туда, где летуют все зимние демоны.

На проводы собрались многие. Сам Кащей в том числе – бессмертный царь лично прощался с Карачуном, одним из самых верных своих соратников. Много веков минуло с тех пор, как они заключили ряду, подписали договор о вечной дружбе.

Джуды в те времена еще и на свете-то не было. Но он знал, как это произошло. И знал, что оба с этого получили. Карачун, некогда один из самых могучих гримтурсов, явился в Кащеево Царство бессильным духом – он издыхал, был почти мертв. Но Кащей поставил ему капища, принес богатые жертвы, раздул почти угасший огонек древней силы.

И Карачун восстал. Взял власть над снегами сих краев. А в благодарность – стал неусыпным стражем Кащеевых рубежей. Зимами он обходит их дозором и хранит от всякого ворога.

– Ну, прощевай, батюшка, – отвесил он Кащею земной поклон. – Мой путь теперь на полуночные острова, в земли карликов-сихирчей. В конце осени свидимся.

– Прощевай, – кивнул и ему Кащей. – Дорога тебе скатертью.

– Жаль, на Русь мне с тобой не пойти, – вздохнул демон зимы. – Ужо бы я их там!.. Всех бы заморозил!

– Ничего, и без тебя заморозили, – ответил Кащей. – Мороз за тебя поработал, позаботился о нашем благе. Такие сугробы надул, каких сотню лет не бывало. Пока мы спокойно готовились, русы в снегу по уши сидели, света белого не видели. Теперь мы их возьмем голодными и холодными.

– А сам Мороз?

– А он нам больше помешать не в силах. Зима не сегодня завтра закончится – и до следующей он снова станет бессилен. Снова скукожится его царство до острова на Студеном море – и с него он носа не высунет, если растаять не хочет.

– Хорошо, ладно… – зло оскалился Карачун. – Но не рано ли еще в поход-то, батюшка? Зима заканчивается, но еще не закончилась. Снег еще не везде сошел, Студенец пока еще в силе.

– Седмица у него осталась в запасе, – ответил Кащей. – Может, две. Как раз времени нам, чтобы собрать припасы и дойти до порубежных земель. А как только снег сойдет окончательно – мы границу-то и перейдем. Обрушимся, как снег на голову. Хек. Хек. Хек.

– Вот и ладно, – ухмыльнулся Карачун. – Эх, жду не дождусь возвращения! Ты, батюшка, коли к следующей-то зиме не управишься – так я тебе подсоблю!

– Управлюсь, – холодно ответил Кащей. – Либо я управлюсь до следующей зимы, либо возвращаться тебе будет некуда.

Карачун на секунду помрачнел, но тут же отбросил эту мысль. Где уж простым-то смертным людишкам с самим Кащеем справиться? Он же такую силищу собрал, что и в самом деле ледником по всем человечьим землям прокатиться может. Стоптать их, как бык солому.

А значит, к следующей зиме Кащеевым Царством будет уже вся Русь. Или даже еще некие тридевятые царства – Булгарское, Литовское, Полоцкое.

И все это будет вотчина уже Карачуна! То-то прибавится у него сил, то-то могуч станет древний бог зимы! Вернется его былая слава, снова будет ходить среди первых!

– Прощевай, Кащей, – снова сказал он, уходя в небо, оборачиваясь буранным ветром. – Удачи тебе во всем.

– И тебе удачи, снежный леший, – произнес ему вслед Кащей. – Еще свидимся, коли жив будешь.

– Буууудуууу… – прогудело издали.

По отбытии Карачуна начались весенние ликования. Великого зимового в Кащеевом Царстве чтили, восхваляли, свершали ему требы, но любить – не любили. Хоть и преданный он слуга бессмертного царя, а все же дух холода. Вот улетел он за ворота – и сразу, кажется, теплее стало. Чуть-чуть, едва заметно – но теплее.

Особенно людоящеры оживились. Эти вообще морозы плохо переносят – вянут, цепенеют, спят целыми днями. С приходом весны они сразу быстрей, веселей задвигались.

А тут еще и тодоры подоспели, тоже радости в общий котел добавили. Великий Тодор с дружинными доставили вонючую, грязную, полуразложившуюся тушу – но туша эта вызвала у Кащея… ничего она у него не вызвала, конечно. Глянул своими змеиными очами, кивнул сухо и велел положить труп в круг из плошек.

В каждой плескалось масло. Служанка из татаровьев споро прорезала в земле лунки, чуть накренила плошки, чтобы из них все растеклось, и подожгла. Вокруг мертвого Очокочи запылало пламя.

Тем временем два дивия принесли Кащею трехпудовую палицу. Была та удивительно похожа на другую, висевшую на поясе былинного богатыря, старого порубежника по прозвищу Муромец. Окажись он сейчас здесь – так сам бы не понял, какая из двух настоящая.

Немало времени заняло у Кащея выяснить, чем именно был убит Очокочи. Немало времени заняло и узнать, как в точности выглядит оружие Ильи Муромца. Но теперь горные карлы сковали ему полную копию – и Кащей поднял ее одной рукой, еле сжимая пальцами.

Очокочи – последний из племени рикирал дак. Самый последний на свете сатир. И прожил он так долго потому, что без меры был одарен. Звериная сила, пышущая ярость, страшные когти, зубы и лезвие посередь груди, но главное – волшебные свойства. Не волшебные даже, ибо волшебству Очокочи никогда не учился, а чудесные.

Одно – его страшный, не знающий себе равных вопль. Внушающий ужас, трясущий все поджилки. Кащей в числе прочих чувств не ведал и страха, а потому крика Очокочи не боялся, но много ли на свете других таких, бесчувственных?

А второе его чудесное свойство зовется знающими людьми «Второй Раз Не Бей». Ибо если убить Очокочи, но потом ударить снова тем же самым оружием – первый удар обратится вспять.

И убитый оживет.

К сожалению, эта палица – не то же самое оружие. Да и поздно уже обращать смерть вспять – слишком много времени минуло, Очокочи давно гнить начал.

Тем не менее, частично его чудесное свойство сработает даже так. Особенно если еще и Кащей над ним поколдует.

Он дождался, пока огонь как следует разгорится. Подошел ближе. Размахнулся.

И во всю свою мощь шарахнул палицей.

Лежи на месте Очокочи любой другой труп – разбрызгало бы в кисель. Кащей мог булат рвать голыми пальцами. Но для Очокочи это обернулось совсем обратным – и глаза мертвеца резко распахнулись.

– М-ме!.. – издал он слабое блеянье. – М-ме-е!..

Голос звучал сдавленно, надтреснуто. Глаза остались тусклыми. На Кащея Очокочи взирал без узнавания.

– Ты помнишь меня? – спросил царь нежити.

– М-мее?.. Ме-мек…

– Я Кащей, сын Вия, царь этой земли.

– Ум-ме?.. Ме-а?..

– А ты – Очокочи, последний рикирал дак и мой гридень. Я получил тебя от царицы Божми, и ты принадлежишь мне с потрохами.

– М-ме-э?.. Ам-мак!..

– Именно так. И если нарушишь мою волю – тебе не жить.

Очокочи клацнул было зубищами. Но в этот раз Кащей даже не стал преподавать ему урока. Тот восстал из мертвых по воле царя нежити – и царь нежити мог вернуть его и в могилу. Кащей лишь чуть прищелкнул пальцами – и Очокочи склонился, как подрубленный.

Не до конца он ожил все-таки. Мертвец мертвецом, хоть и затлела в нем снова искорка. Теперь его наводящий панику вопль будет слабее.

Да и недолго протянет этот червивый труп.