Смелые не умирают - Наджафов Гусейн Дадаш оглы. Страница 27
Но однажды, когда небольшая группа партизан, возглавляемая Музалевым, возвращалась с очередного задания, она неожиданно наткнулась на отряд эсэсовцев. Завязалась перестрелка. Валя Котик залег в стороне от Музалева и строчил из автомата. Вдруг за спиной послышался хруст. Обернувшись, мальчик увидел солдата, который крался из-за деревьев к Музалеву.
— Дядя Ваня! Берегитесь! Сзади! — крикнул Валя и бросился к Музалеву.
Иван Алексеевич оглянулся. Выстрелы раздались одновременно. Валя, заслонивший собой Музалева, схватился за грудь и упал. Рухнул и немец. Музалев склонился над юным партизаном: три пули пробили его грудь и плечо. Валя застонал, открыл глаза, улыбнулся, тихо спросил:
— Дядя Стена… Иван Алексеевич… Живой?
И потерял сознание.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Советская Армия стремительно наступала.
В середине января отряд Лагутенко, в котором находился Витя Котик, пришел в Ровенскую область, уничтожил под Корецом банду бульбовцев и бандеровцев, вступил в родную область и остановился западнее Шепетовки, в Белотине.
Витя с несколькими партизанами расположился в хате на хуторе Спивак. Хозяин хаты, услышав фамилию Вити, внимательно посмотрел на него и спросил:
— Ты случаем не брат Вали?
— Точно. А вы что, знаете его?
— Как же, знаю. Озорной хлопец, живой, беспокойный… Гостили они у меня…
— У вас гостили? Когда?
— На рождество. Мои ведь, и сын и дочь, тоже в партизанах, в их отряде. Под Новый год заглянул ко мне сын, а с ним командир их партизанский, Музалев Иван Алексеевич, ну и Валя ваш.
— А Валик?.. Он…
— Я ж говорю, и он с ними… Хороший хлопчик. А командир за ним, как за ребенком малым, ухаживал. «Он, — говорит, — жизнь мне спас».
— Музалев говорил?
— Ага. И то видать, только из госпиталя парнишка — бледный, худой.
— Куда же они ушли?
— Да разве я знаю? Пошли фашистов громить, а куда — не сказали.
«Значит, Валик где-то близко. Надо найти его», — радостно подумал Витя.
Спустя несколько дней отряд Лагутенко направился в Славуту, только что освобожденную Советской Армией. Здесь обосновался теперь штаб соединения.
Был солнечный январский день. Витя сидел на крыльце и смотрел на искрящийся снег, покрывавший черепичные крыши, когда в конце улицы затарахтел немецкий автобус с красным флажком на радиаторе.
Автобус пронесся мимо и остановился у штабного дома. Из машины выскочил высокий плечистый мужчина в кожаном пальто, с маузером на боку.
— Дядя Ваня! — крикнул Витя и сорвался с места.
Музалев обернулся на крик, взмахнул рукой, указал на автобус и скрылся в доме. Витя приблизился к автобусу.
— Витька!
— Валик? Ты?
Из автобуса выпрыгнул Валя. На нем были синий костюм, немецкий шерстяной свитер, ватный пиджак с меховым воротником. Братья крепко обнялись, долго тискали друг друга.
— Ты откуда взялся? — высвободившись из объятий, спросил Витя.
— А мы с Музалевым в штаб. Я у него адъютантом!
Ватник распахнулся, и на груди Вали блеснула медаль партизана Великой Отечественной войны II степени.
— Наградили?
— Ага! Сам Олексенко приколол. У нас знаешь какой отряд! Восемьсот человек! Нас, хлопцев, в комендантский взвод определили. Но мы больше в разведку ходим и на диверсии. Сколько эшелонов подорвали! Наш отряд девяносто крушений устроил! За три месяца!
— Про мамку ничего не знаешь? — спросил Витя.
— Знаю. Олексенко рассказывал, ее в Сумах в больницу положили, — голос Вали стал тихим, печальным, глаза задумчивыми, — говорит, бредила она. Все про нас с тобой и про папку вспоминала. Ну, а ты как, где партизанили?
— Я? Был в группе дальнего действия… Линию фронта переходили, к своим. За оружием, боеприпасами ездили, — неохотно рассказывал Витя.
— Ой, Витька, как здорово! Опасно было? — с жаром спросил Валя.
— Еще бы! — отозвался Витя.
Он заметил в брате какую-то перемену. Теперь Валя не был таким подавленным и хмурым, как в Шепетовке. Все в нем горело, светилось, он стал шумным, порывистым.
Бегут, гады, — захлебываясь, говорил Валя, — достается им! Жарко стало! Шепетовку, говорят, наша армия окружила. Скоро возьмут.
— А куда вас теперь посылают? — осведомился Витя.
— Не знаю, вот вызвали Музалева, скажут…
В соседней хате отворилось окно, и в клубах пара появилась голова штабного повара.
— Валька! Ах ты, сорванец! Что же не зайдешь? Или забыл?
— Андрей Лукич! — обрадовался Валя.
Андрей Лукич усадил ребят, налил им горячих щей, дал по стакану вина. Валик взял стакан, поднялся и, волнуясь, сказал:
— Давай, Витя… Помнишь, когда папа уходил на войну, я обещал хорошо учиться… Только учиться нам не пришлось. Но все равно… Помнишь, в книге Островского слова такие: «Самое дорогое у человека — это жизнь…» Я их все время повторяю. Всегда, когда трудно, я про Павку Корчагина думаю. Вернется папа, мы ему про все расскажем. Мы с тобой не зря жили. Вместе с другими воевали. Давай выпьем за нашу победу!
— За нашу победу!
На улице настойчиво загудела машина. Валя высунулся в окно.
— Иду, дядя Ваня!
Братья торопливо обнялись, поцеловались. Валя схватил автомат, выбежал на улицу и, обернувшись, крикнул:
— Витька! Скоро увидимся!
Это была их последняя встреча…
Бойцы отдыхали.
Издали доносился гул орудий, но теперь к нему не прислушивались. Люди привыкли к этому гулу — где-то неподалеку отсюда проходила линия фронта, день и ночь Советская Армия вела наступательные бои.
Валик сидел с партизанами у небольшого лесного костра. Он вспомнил, что сегодня 11 февраля, ему исполнилось четырнадцать лет. В этот день Анна Никитична всегда пекла яблочный пирог. Приходили товарищи, пили чай, веселились. А вечером собирались приятели отца. «Наверное, и отец и мать вспоминают сейчас об этом», — подумал Валя и тихо запел:
Бойцы подхватили песню, и она зазвучала мощно, сильно, широко. Мысли Вали перенеслись в Шепетовку, в их маленькую аккуратную комнату, в тесный круг семьи и гостей…
— Котик! Командир вызывает! — голос дежурного прервал приятные воспоминания. Валя поднялся с земли, поправил ватник и пошел к шалашу.
У Музалева находился незнакомый человек в шинели с зелеными погонами офицера Советской Армии. Лицо Музалева сияло радостью.
— Ну, плясать будешь?
Валя недоумевающе посмотрел на Музалева, перевел взгляд на офицера.
— Плясать, говорю, будешь? Радостную весть сообщу!
— Какую? — рванулся Валя. — «Не от отца ли пришел этот офицер? — подумал он. — Да, конечно, отец где-нибудь здесь, наступает с нашей армией».
Увидев волнение Вали, Музалев решил не томить его.
— Шепетовку взяли!
— Да ну? Вот здорово! Ура! — Мальчик кинулся к Музалеву, повис у него на шее, целовал, целовал и приговаривал: — Дядя Степа, ой, дядя Ваня! Вот это подарок, вот это день рождения!
Вскоре весь отряд знал о новой победе Советской Армии. Поздним вечером партизаны собрались возле штабного шалаша. Радист настроил рацию. В хрипящем динамике зазвучал твердый голос: «От Советского информбюро. Оперативная сводка за 11 февраля 1944 года. Войска 1-го Украинского фронта в результате обходного маневра и атаки с фронта 11 февраля овладели городом и крупным железнодорожным узлом Шепетовка».
Шепетовка освобождена! Радости людей не было конца. Они поздравляли друг друга, обнимались, целовались, кто-то пустился в пляс. Конечно, больше всех радовались шепетовчане. Удивительно, как быстро человек забывает все плохое и тяжелое! Может, так и должно быть? Вот дерево, скованное льдом, иссеченное колючими ветрами, по весне опять цветет, нежится, радостно шелестит зеленой листвой. В радости своей люди забыли обо всем. Казалось, не было вчера лишений, страданий, кровопролитных боев и не будет их завтра. Мальчики оживленно говорили о Шепетовке, строили планы на будущее. Им не терпелось попасть в родной город, увидеть друзей, родных, знакомых, вместе со всеми уцелевшими встречать возвращающихся. Только Степа хмуро молчал. Какая-то мысль не давала ему покоя.