Искушение любовью - Драйер Эйлин. Страница 34

– Вы видели, что творится на заднем дворе,  – начал он без каких-либо преамбул,  – полагаю поэтому, что не откажетесь уехать со мной – другого выхода просто нет.

– Но я должна поговорить с констеблем,  – не слишком уверенно попыталась возразить Фиона. – И… прибраться. И миссис Куик…

– Она может поехать с нами. Вам нельзя здесь оставаться, как ты и сама прекрасно понимаешь.

– Понимаю,  – произнесла Фиона с тяжелым вздохом и закрыла глаза.

Алекс почувствовал облегчение: по крайней мере перестала наконец отвергать его помощь,  – однако одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы этот намек на радость мгновенно исчез. В ее голубых глазах застыли отрешенность и пустота, лицо было пергаментно-бледным, пальцы подрагивали. Она как будто сделалась меньше ростом, а в движениях и самой фигуре ощущалась неуверенность. Алексу было очевидно, что этой ночью Фиона потеряла нечто большее, чем независимость. У нее иссякли силы для борьбы.

Поддавшись охватившему его порыву, Алекс наклонился к ней и, убедившись, что она смотрит на него, заговорил, будто давая клятву:

– Мы узнаем, кто это сделал, Фиона. Узнаем и заставим заплатить за все. А потом приложим все усилия, чтобы вы могли вернуться к своим ученицам.

В голове мелькнуло, что он не вполне честен. Страшно даже представить, что было бы, узнай Фиона, из-за чего это произошло. К счастью, она этого не могла знать. Тем не менее Алексу было больно видеть, как она, не произнеся ни слова против, безвольно кивнула и помогла Мейрид подняться с дивана. Когда она, осторожно поддерживая сестру, начала медленно спускаться по лестнице, сердце у него буквально сжалось, и он поклялся себе, что обязательно найдет негодяев и рассчитается за все страдания этих девушек, а также сделает все, от него зависящее, чтобы Фиона никогда больше не выглядела так, как сейчас.

Глава 10

Наемная карета, остановившаяся у дома Найтов на площади Сент-Джеймс, по загруженности могла сравниться с фургоном для перевозки репы. Помимо Фионы, Мейрид и их небольшого багажа, в ней находились миссис Куик и Линни, а на козлах рядом с кучером сидел Алекс. Будь Фиона в хорошем настроении, необычный для этой улицы вид экипажа мог бы ее позабавить, но в теперешнем состоянии ей было не до веселья. Все ее чувства сводились к ощущению тесноты, тревоге и страху.

Мейрид так и не произнесла ни слова с тех пор, как прекратила подвывать. Когда ее одевали и выводили на улицу, она не противилась. Молча делала то, что говорили, и лишь сильнее сжимала старую подушечку с потрепанной бахромой. Она и раньше иногда так себя вела, как бы отключаясь от всего, что происходило вокруг, но это редко затягивалось надолго. А так долго, как в этот раз, не продолжалось никогда. В течение всей поездки она сидела, прижавшись к сестре, будто боялась, что та исчезнет. Фиона даже подумала, не стоит ли попробовать каким-нибудь резким движением вывести сестру из полузабытья, в котором она пребывала. Однако тут же отбросила эту мысль. Конечно, не стоит, по крайней мере до того момента, когда они останутся одни и попробуют во всем разобраться без посторонних глаз.

– Госпожа,  – услышала она шепот у самого уха,  – не слабо живут эти франты, правда?

Фиона взглянула на своего нового знакомого. Под сплющенным грязным цилиндром, явно высоковатым для своего хозяина, она увидела остренькую мордашку, вымазанную сажей. Вскинув худой подбородок, мальчишка смотрел на нее огромными голубыми глазами. В голосе его она услышала тщательно скрываемый страх и душераздирающую тоску, так хорошо знакомые и ей самой по детским годам.

– Ведь он граф,  – произнесла Фиона, продолжая баюкать сестру, чтобы не испугалась в момент остановки.

– Ничего себе! – присвистнул Линни.

– Не переживай,  – поспешила успокоить мальчишку Фиона, разглядывая выполненный из цельного мрамора фасад четырехэтажного особняка за литой оградой. – Он добрый, и тебе у него будет хорошо.

Эти слова, казалось, она адресовала не только мальчугану, но и себе самой, хотя, конечно же, не знала, будет ли здесь хорошо ей. В данный момент это уже не имело значения. Алекс привез их в этот дом, и очевидно, что какое-то время им придется здесь жить. Фиона понимала, что надо бы возмутиться его стремлением всегда поступать по-своему, что-то противопоставить его праву распоряжаться ее жизнью и вести себя так, будто ей не угрожает никакая опасность, будто не приходилось бороться, чтобы просто выжить, и будто она уверена, что и впредь не придется… Но при всем понимании у нее не было и капли возмущения: более того, она ощущала облегчение. Пусть настороженное, как уточнила она для себя, но облегчение. Она только сейчас поняла, как это важно, когда кто-то готов разделить с тобой бремя неприятностей, помочь. Правда, при этом она также осознавала и то, чем может обернуться подобная помощь со стороны мужчины, стоит лишь ее принять.

А может, не стоит ломать над всем этим голову и просто наслаждаться моментом? Немного отдохнуть и прийти в себя, зная, что Алекс по крайней мере постарается помочь? Неужели из-за того, что ей хочется – пусть на время – отрешиться от забот, жизнь может преподнести очередной неприятный сюрприз и еще более страшное разочарование?

Фиона протерла все еще слезившиеся от дыма глаза и тяжело вздохнула. Конечно, может. Весь предыдущий опыт говорит как раз об этом.

Когда карета остановилась, первое, что увидела Фиона,  – это длинные ноги слезавшего со скамейки кучера Алекса. Даже сейчас, в запыленной, нарочито простой одежде, он выглядел очень эффектно. Каждый, ни секунды не сомневаясь, определил бы, что перед ним, как выразился Линни, франт. Осанка его, несмотря на усталость, была безукоризненна, в уверенных, четких движениях чувствовалась ставшая естественной привычка распоряжаться. Он, бесспорно, относился к лидерам, к тем, кто ощущает себя опорой общества, для кого чувство ответственности столь же естественно, как мундир для военного.

Один его взгляд лишал Фиону выдержки, которую она так долго воспитывала в себе. Один звук его голоса пробуждал желание прижаться лбом к его ладоням и просить избавить от ощущения слабости и страха, которое изматывало душу, будто надоедливый пчелиный рой. Когда она смотрела на него, ей почему-то хотелось плакать. И это было тем более удивительно, что она уже забыла, когда плакала последний раз. Пожалуй, она не позволяла себе эту слабость с тех пор, как у Мейрид прекратились те страшные приступы.

Когда Алекс открыл дверцу кареты и подал руку, Фиона закрыла глаза: на мгновение, ровно настолько, чтобы в памяти возникло солнце в окне, на которое они вешали шторы, и чувство близости, возникшее тогда между ними,  – затем улыбнулась и обернулась к экономке.

– Вы первая, миссис Куик, а я помогу Мейрид.

Та без смущения схватила руку Алекса и, опираясь на нее, выбралась из кареты. За ней последовал Линни.

Наблюдавшая за этим процессом Фиона неожиданно ощутила обиду, прямо как в раннем детстве, когда взрослые не удостаивали ее вниманием, и усмехнулась про себя, отметив, что настолько потеряла контроль над собой, что даже начала капризничать. Подумать только, ее удивило, что Алекс выполнил ее просьбу, вместо того чтобы настоять на своем и помочь ей первой.

– Пойдем, Мей,  – нежно сказала Фиона, приобняв сестру за плечи. – Алекс Найт поможет нам добраться до наших постелей. Дай ему руку, пожалуйста.

– Нет, они не наши,  – тяжело вздохнув, произнесла Мейрид, наклоняя голову к своей подушечке.

– Да, моя сладкая,  – согласилась Фиона, осторожно вкладывая ее руку в протянутую ладонь Алекса. – Ты права: это не наши постели. Я знаю. Но на эту ночь они будут нашими. Так нужно, пока в нашем доме не перестанет пахнуть дымом: такой воздух вреден для твоих легких.

Говоря это, она потихоньку подталкивала Мейрид к двери, а когда та наконец вышла из кареты, начала спускаться сама.

– Сегодня вы останетесь здесь, леди Мейрид,  – сообщил Алекс, стараясь говорить так же спокойно, как Фиона.