Искушение любовью - Драйер Эйлин. Страница 48

Она не знала, сможет ли уснуть, если Алекс к вечеру не приедет. А если приедет, сомнительно, что ей захочется идти спать. Подумав так, она непроизвольно поднесла указательный палец к губе, будто это могло напомнить вкус поцелуя Алекса, который она ощутила сегодня утром, а еще лучше – сделать так, чтобы он продолжался. Воображение распалилось так, что дыхание участилось, ноги стали, будто ватные. Она чуть было не опустилась на землю, но заставила себя стоять, представив, что ее подхватили сильные мужские руки.

Стараясь продлить этот полусон, Фиона закрыла глаза, и губы вспомнили горячий поцелуй, сказавший ей тогда куда больше, чем Алекс мог бы выразить словами.

На самом деле у нее осталось так мало, о чем можно было мечтать. Все, на что она могла рассчитывать,  – это найти безопасное место и прожить остаток дней в тихом гнездышке, делая все, чтобы столь любимые Мейрид звезды сошлись для нее в счастливом танце. Даже возвращение брата ничего не может изменить. Йен никогда не занимался Мейрид по-настоящему. Он не знает, как ее успокоить или избавить от страхов. К тому же у него теперь своя семья, о которой он должен заботиться. Вполне естественно, что его внимание будет посвящено воспитанию детей и восхождению по общественной лестнице. Сестры, которых он и так почти не знал, постепенно станут частью полузабытого прошлого.

Конечно, Йен любит их – Фиона это знала наверняка – и готов сделать все, чтобы помочь не только Мейрид, но и ей самой. Только вот обнять ее так, как Алекс, даже на мгновение он не мог, как не мог подарить свою силу, тепло и понимание. Не мог он и прижать ее к своему телу, даря обещание райского блаженства и надежду на счастливую жизнь. И пусть Алекс тоже не мог, да и не хотел, давать ей никаких обещаний, но в те мгновения, когда они были так близки, он сделал с ее телом то же, что раньше – с сердцем: разбудил желание жить и стремление к счастью.

Вполне очевидно, что ей лучше избегать его, не позволять прикасаться, обнимать. Необходимо избавиться от этой сводившей с ума жажды его поцелуев. Фиона должна справиться со всем этим, так же как в детстве справлялась с желанием получить то, что ей недоступно. Это примерно то же самое – ей захотелось слишком многого, и она обязана навсегда избавиться от этих желаний.

Но неужели она хотя бы разок не может подумать только о себе? Неужели не имеет права воспользоваться этим коротким моментом и исполнить хоть одну свою мечту? Конечно, он не любит… точнее, не любит так, как бы ей хотелось, просто не может. Но разве это так ужасно – попросить его притвориться, что он считает ее равной себе, всего на одну ночь сделать вид, что она такая же, как он? Что она, как и он, выросла в своем поместье, в загородной усадьбе, в окружении слуг, с любящими родителями и замком на входной двери? Что она тоже имеет право на любовь, дружбу, уважение? Что она достойна его любви?

Она присела на скамейку, возле которой стояла, и сидела так долго, что холод добрался до самых костей. В горле клокотал комок слез, но она не позволяла ему вырваться наружу. Грудь жгло от обиды на то, чего никогда не могло быть. За то, чего она никогда не позволяла себе даже желать, до тех пор пока в дверь их школы не постучал Алекс.

Школа теперь тоже осталась в прошлом. У нее нет денег, чтобы восстановить ее, и никогда не будет. Значит, им с Мейрид ничего не остается, кроме как опять начать все сначала.

Мейрид! Не будь ее, Фиона так бы и осталась сидеть на этой скамейке, а не принялась ходить, стараясь согреться. Если бы не сестра, ее прошлая жизнь не имела бы никакого смысла, да и будущее теряло значимость. Если бы не Мейрид, Фиона была бы совершенно одинока.

И будто в ответ на эти мысли, она услышала голос Мейрид и вдруг поняла, что сестра уже несколько минут зовет ее, причем необычайно громко, буквально вопит:

– Фи! Останови же его!

Забыв обо всем, Фиона побежала к дому.

У обитой зеленым сукном двери она увидела практически всех слуг, которые стояли кучкой, настороженно прислушиваясь, будто за дверью находились дикие звери. Фионе пришлось сделать серьезное усилие, чтобы подавить нарастающий гнев. Неужели Мейрид не может успокоиться хотя бы на минуту? В конце концов, со стороны это выглядит однозначно: Чаффи делает для нее все, что может, а она только сердится и капризничает.

Не останавливаясь, Фиона вбежала в столовую, где увидела их обоих: с раскрасневшимися лицами они стояли у заваленного книгами и бумагами стола и кричали друг на друга.

– Ты не имеешь права! – вопила Мейрид и скребла при этом ногтями по ладони, что являлось признаком крайнего возбуждения. – Ты не должен! Не смеешь! Я не позволю!

– Это ты не имеешь права! – парировал потерявший где-то очки Чаффи, уперев руки в бедра и воинственно склонив голову. – Как ты посмела скрыть от нас такую важную информацию? Ты даже не представляешь, что это значит!

– Это значит только то, что они мои! Мои! Я разгадала их, а не ты. Это мой подарок, а не твой. Ты не можешь их забрать!

Обескураженный Чаффи запустил пальцы в свою шевелюру.

– Да ты слушаешь меня или нет, черт побери? Неужели ты не понимаешь, что могут погибнуть люди, и все из-за того, что ты ведешь себя как капризный ребенок? Это бесчестно!

Возникшая пауза помогла Фионе оправиться от шока. Она еще никогда не видела Чаффи таким расстроенным и в то же время возбужденным. Она могла поклясться, что он сделался на несколько дюймов выше и прямо смотрел в пылавшие диким гневом глаза Мейрид. И он явно не собирался отступать, смягчать ее гнев или извиняться. Как ни странно, это ему импонировало.

– Дети,  – спокойным ровным голосом сказала Фиона, закрывая дверь и подходя к ним ближе,  – на вас жалуются слуги. Они опасаются, что вы напугаете коров и у них пропадет молоко.

Они разом повернулись к ней и наконец замолчали. Чаффи выглядел раздраженным и сердитым, Мейрид – испуганной. Было ясно, что происходит нечто более серьезное, чем обычная перепалка.

Фиона подошла к сестре и взяла ее руку.

– Мы нигде и ни при каких обстоятельствах не должны кричать друг на друга.

Рука Мей была влажная, и это подтверждало, что ей страшно. Девушка дрожала. Фиона приобняла ее и спокойно и ласково посмотрела в глаза. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы она немного успокоилась.

– Давайте сядем и спокойно поговорим. Ведь так всем будет лучше, не правда ли? – предложила Фиона.

Мейрид первой последовала призыву, но села как раз на тот стул, где лежали очки Чаффи, случайно или нарочно уронив их на пол. В результате, чтобы поднять их, ему пришлось прямо перед ней низко наклониться.

– Итак,  – начала Фиона,  – насколько я понимаю, вы, Чаффи, что-то хотите взять у Мейрид?

Мей прямо взвилась, как флаг на флагштоке, и выпалила:

– Он не может взять их! Разве ты не слышала, о чем я говорила?

Фиона посмотрела на нее с осуждением.

– Выслушивать тебя будет викарий в церкви. А сейчас сядь, пожалуйста, пока я не лишила тебя права голоса. Ты ведь знаешь: я могу это сделать.

С минуту Мейрид стояла, растерянно отвернувшись от сестры: лицо ее пылало,  – затем резко опустилась на стул. Чаффи нервно взъерошил пальцами волосы, так что они встали дыбом, но Мей неожиданно протянула руку и поправила его прическу. Фиону это проявление заботы, как ни странно, на сей раз не удивило.

– Речь идет о словесной головоломке, которую леди Мейрид дал дед,  – объяснил Чаффи. – Я думаю, что она довольно важна.

Фиона даже заморгала от удивления.

– Важна? Для чего? Это же просто игра. К тому же совсем не новая: мы играли в нее много лет.

Чаффи пристально посмотрел на нее своими трогательными щенячьими глазами, и внутри что-то дрогнуло. Он почему-то напомнил ей Алекса.

– Полагаю, они все еще у мисс Мейрид,  – сказал Чаффи, не обращая внимания на окаменевшее лицо девушки. – И я не думаю, что это игрушки.

Он поднял со стола листок с рядами букв, знакомым образом сгруппированных по четыре.