В плену страсти - Драйер Эйлин. Страница 57

И черт возьми, если она не уронила одеяло на сено.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.

Глава 16

Йен застыл, как грешник в чистилище. Его легкие слиплись, его мозг таял. Черт, что же она делает, стоя перед ним обнаженной, гладкой, с округлыми выпуклостями во всех нужных местах? Ее волосы, обычно безжалостно собранные в узел, растрепались и рассыпались по плечам влажными волнами цвета карамели и солнца. Твердые груди гордо приподнимались, открывая его взору потрясающие розовые соски, которые так и молили о мужских губах. Ее ноги были сильными и стройными и возвышались до милого треугольника светло-русых волос. И еще у Сары были веснушки. Йен не смог сдержать улыбки. Ее плечи были покрыты веснушками.

Он поежился от страсти, бушевавшей в его теле.

– Я пытаюсь быть благородным и уйти, – запротестовал он, сжав руки в кулаки, чтобы не позволить им шалостей. Например, не прикоснуться к этому чудесному шаловливому треугольнику.

И снова черт ее возьми! Сара вновь улыбнулась, но такой улыбки он еще ни разу не видел на ее устах. Это была улыбка Евы, Далилы, Лукреции Борджиа, манящая и роковая.

– Йен, – промолвила Сара странно хриплым голосом. – Я никогда в жизни не была абсолютно эгоистичной. Глупой, ветреной и сумасшедшей. Я никогда не делала того, что мне хочется. И знаешь что? Думаю, я ошибалась.

Она буквально уничтожала его.

– Сара…

– Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Мы оба знаем, что это, возможно, ничего не значит, потому что ты не можешь жениться на мне, а я не могу стать твоей любовницей. Но только сейчас, только здесь… почему бы нам не разделить немного тепла? Почему бы нам не посвятить эти минуты друг другу? Я хочу хотя бы раз в жизни испробовать, что это такое – по-настоящему заниматься любовью.

Ее слова действовали на него, как искра действует на порох. Йен грубо привлек Сару к себе и поцеловал. И это был не изучающий поцелуй, как раньше. В нем было отчаяние и требовательность, первозданная жажда физического обладания и неистовое желание. Он не молил ее губы приоткрыться – он силой разжал их, взяв ее голову в ладони и прижав ее к себе, чтобы она была ближе к нему, чтобы можно было похитить ее мягкий рот и крепко сжать ее мягкое теплое тело. И она ответила ему – приподнялась на цыпочки, обвила руками его шею, ее груди прижались к его груди, рот приоткрылся, а ее язык стал так же безжалостен и смел, как и его язык. Сара запустила пальцы в его волосы точно так же, как Йен – в ее волосы, словно боясь потерять друг друга.

Это была дуэль, танец, исполняемый только губами. Сложный и робкий, дым и солнечный свет… и сама страсть. Эта страсть росла – слой за слоем, формируясь, как дамасская сталь, и превращаясь во что-то острое и сильное, что может погубить их обоих, и они оба знали это.

Отпустить друг друга их заставил Харви. Явно раздраженный тем, что люди занимают место в его деннике, он с силой ударил Йена по спине, отчего они оба отлетели от стены.

Сара засмеялась удивительно молодым смехом.

– Чердак, – проворчал Йен, чуть отодвигаясь от нее, чтобы можно было говорить. – Я бы отнес тебя туда на руках, но тут такая лестница, что мы оба свалимся оттуда вверх тормашками.

Святые небеса! Сара стала подниматься наверх по-прежнему в чем мать родила, но при этом держала в руке сумку с провизией. Ее изящные бледные ножки сгибались, когда она переступала со ступени на ступень, и – да, Йен был прав. У нее действительно были самые лучшие ягодицы в Девоншире – чудесные, округлые, но твердые от тяжелой работы. Глядя на них, Йен изнывал от желания прикоснуться к ним, взять их в ладони, взвесить своими нетерпеливыми руками. Каждый раз, когда Сара сгибала колени, его прошибал пот, потому что он видел ее влажное лоно. Йен громко застонал и заслужил за это хриплый смешок.

– Я не уверен, что смогу быть нежным, детка, – предупредил он, замечая, как изменился от страсти его голос.

Обернувшись, Сара бросила через плечо:

– Не уверена, что хочу этого, парень!

Йен едва нашел в себе силы подняться наверх, где они нашли чудесный уголок, щедро заваленный сеном, – как раз то, что нужно. Расстелив одеяло, Йен потянулся к своим пуговицам. Но не успел он расстегнуть и одну из них, как Сара оттолкнула его руки.

– Я так долго хотела это сделать, – прошептала она. – Мне хочется прикоснуться к твоей груди.

Прикосновения ее пальцев к его коже стали для Йена настоящей пыткой.

– Но ты же трогала мою грудь, детка, – напомнил он. – Когда я болел, разве ты не помнишь?

Сара снова улыбнулась, и у Йена едва не подогнулись колени.

– Да, но мне это не нравилось, – призналась Сара.

Она нетерпеливо вытащила полы его мокрой муслиновой рубашки из-под пояса брюк и задрала ее вверх, насколько могла. Йен почувствовал, как холодный воздух обжег его кожу, и услышал ее резкий вздох. Он стал сбрасывать с себя сорочку, но тут ее пальцы оказались на его поясе.

– Нет, погоди…

Сара снова усмехнулась:

– Думаю, мы и так слишком долго ждали.

Йен остался стоять, а Сара, нагнувшись, одну за одной расстегивала пуговицы на его ширинке, чувствуя, как сквозь ткань наружу рвется его восставшая плоть. Наконец застежка была расстегнута, и она опустила в нее руки, чтобы взять его.

– М-м-м… – простонала она, сводя Йена с ума. – Вот ответ на мечту девушки.

А мужчины мечтают о такой, как она, подумал Фергусон, чувствуя, что его колени все больше превращаются в желе от ее смелых прикосновений. Осторожно высвободившись, он едва успел снять с себя оставшуюся одежду, а затем рухнул вместе с Сарой на одеяло и крепко сжал ее в объятиях, чувствуя, что его тело звенит, как туго натянутая тетива. Йен хватал ртом воздух, сердце билось о его грудную клетку. Ему хотелось действовать медленно, наслаждаться каждой секундой близости с Сарой – ее телом, улыбкой, голосом. Но он не мог. Йен был в отчаянии.

Кажется, она была в таком же состоянии. Ее маленькие руки порхали по всему его телу, ее прикосновения были уверенными и умными и вызывали настоящий бунт в его нервах, всепоглощающую страсть. Этого было бы достаточно, чтобы довести его до края, особенно когда Сара взяла его плоть рукой и стала мучить ее. Однако до края Йена довело ее тело.

Кожа Сары оказалась именно такой мягкой, как он и представлял, ее изгибы – именно такими изящными, а вот ее грудь – еще более высокой. Он исследовал ее как неизведанную землю, его руки были достаточно велики, чтобы накрывать целиком ее груди, сжимать ее ягодицы, накрывать целиком ее живот. Ее груди оказались упругими и горячими – шелк для его кожи, экзотика для его языка. Йен переходил от одной к другой, дразнил, прикасался, обводил их кругами, посасывал до тех пор, пока она не начинала стонать, а ее спина не приподнималась дугой с пола. Вот ее пальцы проникли в его волосы, а глаза широко распахнулись и словно остекленели.

Йен тоже мучил ее – раздвинул эту чудесную курчавую поросль и стал исследовать действительно неведомую ему землю. Она была горячей, влажной и припухшей, и он никак не мог вдоволь насладиться ею. Один его палец проник глубоко в ее лоно, а загрубевшей подушечкой другого он поглаживал и похлопывал потайной бугорок, доводя Сару до неистовства.

Йен был бы счастлив оставаться здесь навеки, наслаждаясь ею как изысканным яством, но его собственное тело молило о разрядке. Его собственное сердце, действительно потерянное, требовало объединения с ее сердцем.

– Ты уверена? – с усилием спросил Йен, раздвигая бедра Сары и устраиваясь между ними.

– Не задавай… глупых… вопросов, – прерывистом голосом промолвила Сара и, обхватив руками ягодицы Йена, привлекла его к себе.

Фергусон с радостью повиновался. Наклонившись, он накрыл ее рот своим ртом, глубоко проник языком в его теплую сладость, а затем занял место прямо перед скользким входом в ее лоно и принялся дразнить ее, дразнить себя. Ну а потом, сдавшись, вошел в нее, и мир вокруг был потерян.