Терпкий запах тиса (СИ) - Жилло Анна. Страница 12

Что произошло за эти двадцать лет? Я словно попала в аварию и потеряла память. Нет, не так. Словно пролежала все эти годы в коме, а теперь очнулась. Что-то помню, что-то нет, а что-то вообще случилось без моего участия. Какие-то события — как сигнальные вешки. Мы с Вадимом встретились, поженились, у нас дети — Петр и Павел. Но кто знает, может, и это все было совсем иначе.

Медленные, тяжелые шаги по коридору, через холл. Вадим вошел в гостиную, сел рядом со мной на диван, положил руку мне на колено.

— Прости, — сказал он, тяжело вздохнув. — Я не должен был…

— Вадим, я не знаю…

— Не надо, Лера. Твой вот этот внезапный неуклюжий интерес — просто мурашки по коже. Не по себе. И это мягко сказано. Неужели ты думаешь, что через пять лет можно что-то исправить?

Значит, все-таки мы не помирились тогда, подумала я. Не получилось…

— Почему мы не развелись?

— Издеваешься? — Вадим убрал руку. — Я предлагал. Но ты встала в позу: тебе надо — ты и занимайся. Иди в суд, подавай заявление. Хотя не я все это начал. Или ты уже и это не помнишь?

Я молчала. Что тут можно было сказать? Что действительно ничего не помню?

— И вот так прошло пять лет. Пять, Карл! Я сначала все ждал, как идиот, а вдруг все-таки как-то само собой рассосется. Наладится. Один раз пытался поговорить — огреб по первое число. Потом ты сама полезла, но все равно я остался дураком. Думал, попробую еще раз. Сидел, ждал тебя до ночи. А ты заявилась пьяная, в блядском платье, с цветочком. Такая все «ачетакова?!» Больше уже и не пытался. А для всех мы изображали нормальную семью. Только кого обманули? Родителей, детей? Черта с два. Подружек твоих? Да плевать я на них хотел.

— И тем не менее мы все это время спали в одной постели, — горько усмехнулась я.

— Ты думала, что я уйду на диван? Знаешь, если тебе так надо, спи на нем сама. А мне ты не мешаешь.

— Совсем? — я проглотила тугой комок. — Совсем не мешаю?

— Ты об этом? Сама прекрасно знаешь, что ни уму, ни сердцу, ни какому месту. И я тебе после последнего раза сказал, что хватит. Тупо хочешь секса — найди себе кого-нибудь, а меня оставь в покое. Я тебе не вибратор. И мне показалось, что ты последовала моему совету.

— И тебе все равно? Абсолютно все равно?

— Ты же знаешь, что нет. Во всяком случае было.

— А теперь?

— А теперь… Не знаю. Наверно, уже все равно. А что ты, собственно, хотела услышать? Что я до сих пор страдаю? Что все так же люблю тебя и страстно хочу? Нет, Лера. Не страдаю. И не хочу. Так что давай уже цирк заканчивать, третий час ночи. Иди ложись. Или здесь спи, дело твое.

Он встал и пошел в спальню. А я легла, накрылась с головой пледом и долго плакала в подушку.

Под утро мне в голову пришла конгениальная мысль.

Как я все испортила, так все надо и исправить. Снова поехать в парк. Сесть на ту же чертову скамейку. Пусть она еще раз закинет меня в тот момент. Котик пробежит мимо, я помашу ему — и все. И все станет как прежде.

Почему у меня возникла такая твердая уверенность, что получится? Я не представляла. Но уснула как ребенок, которому пообещали, что все будет хорошо. И мячик найдется, и мама за двойку не накажет, и в кино в субботу отпустят.

10

Когда я утром проснулась, Вадим уже ушел. С трудом расправив затекшую спину, шею и ноги, я поняла, почему он предпочел спать со мной в одной постели. Выбрал из двух зол меньшее. Вполне симпатичный с виду диван, на котором было так уютно поваляться с книжкой, для длительного сна был совершенно не предназначен. У меня болело все, как будто после многочасовой пытки. Появилось страстное желание позвонить на работу, сказаться больной и остаться дома. Но в ежедневнике значилось несколько очень важных встреч, которые вряд ли можно было отменить.

Или… не было никаких важных встреч? Теперь ведь все по-другому. Может, я вообще там уже и не работаю? Или никогда не работала? Хотя нет, если бы не работала, Лена бы мне не звонила, чтобы выяснить, вернусь я или нет. То есть не Лена, а как там ее? Ира. И приватного телефона Ипатьева у меня не было бы. В общем, в офис надо было съездить хотя бы уже только для того, чтобы разведать обстановку. Ведь если не получится все вернуть (нет-нет-нет, только не это, пожалуйста!), как-то придется в этом жить. Приспосабливаться. Человек — тварь такая, ко всему может приспособиться. Даже если с Вадимом все совершенно безнадежно, у нас, на минуточку, двое детей. Сказать «сгорел сарай — гори и хата» точно не получится.

При детальном рассмотрении мелких несоответствий оказалось море. Я то и дело натыкалась на незнакомые вещи и не могла найти то, к чему привыкла. Что-то лежало в других местах, чего-то вообще не было. А уж в шкафу и вовсе все оказалось драмой. Я всегда привязывалась к удобной одежде и носила ее долго, даже если и не очень часто. Но даже на беглый взгляд почти ничего из того, что я любила, не вешалках и полках не оказалось. И, кстати, того темно-розового или бледно-малинового платья, в котором я была в ресторане с Гришей, тоже не было. Интересно, какое же тогда Вадим назвал блядским?

Но изучать весь свой гардероб не было ни времени, ни желания. После грозы ожидаемо похолодало, градусов на десять сразу. Тучи висели низко, едва не задевая крыши. Полиэтиленовые пакеты, удравшие из помойки, подлетали этажа до четвертого, демонстрируя тем самым силу ветра. Подумав, я достала свободные черные брюки, красную шелковую блузку и длинный белый кардиган. Сделала соответствующий макияж, собрала волосы в низкий узел на шее.

Завтракать не хотелось, но я все-таки заставила себя съесть бутерброд с сыром и выпить чашку кофе. Тарелка с пельменями так и стояла в холодильнике, но сейчас они не вызывали абсолютно никакого вожделения. Когда я нервничала, периоды дикого жора чередовались у меня с полным отсутствием аппетита. Может быть, поэтому мне и удавалось более-менее держаться в одном весе.

Перекинув все нужное, в том числе и запасной зонтик, в черную сумку, я нашла в обувнице черные лодочки, вполне подходящие. Ощущение было такое, как будто я оказалась в чужом доме и пользуюсь чужими вещами. Вроде бы все было мое, выбрано мною — но… как будто здесь жила моя сестра-близнец? Нет, не так. У той женщины было мое тело, а вот наши вкусы, привычки и воспоминания совпадали лишь до пятнадцатилетнего возраста. А потом мы начали медленно расходиться. Да, у нас было много общего. Наверно, больше общего, чем различий, но все же у каждой было что-то свое, совершенно не свойственное для другой. Вплоть до того, что я не купила бы эту сумку. И туфли. И зонтик. И дорогущие Adhil Assoluto от Тицианы Теренци показались мне приторными и вызывающими.

Я спустилась вниз, подошла к стоянке.

— Доброе утро, Валерия Сергеевна, — кивнул из будки незнакомый охранник.

В углу, куда мы с Вадимом всегда ставили машины, не было ни Жорика, ни Прелести. Там стоял новый зеленый Паджеро-спорт, а рядом серый рено Дастер. Я достала из сумки ключ с привычным логотипом трех бриллиантов, потом обложку с правами и техпаспортом. Да, спорт оказался моим. А у «пылесоса» за лобовым стеклом красовался резиновый крокодил, которого мы с Вадимом шесть лет назад купили в Черногории.

По идее, спорт тоже можно было звать Жориком, но не хотелось. Он был чужой, неудобный и неуютный. В нем все было не так. Спасибо хоть коробка-автомат, а то далеко бы я уехала на механике. Впрочем, на механике я никогда и не ездила, только в автошколе. И вряд ли эта Лера была фанаткой ручки, если купила машину с автоматом.

Кое-как разобравшись с непривычными и вовсе незнакомыми кнопками, которых не было у Жорика, я вырулила на улицу и поехала отточенным до автоматизма маршрутом. Когда часто ездишь по одним и тем же улицам, уже на автопилоте объезжаешь рытвины, перестраиваешься на повороты, сбрасываешь скорость в опасных местах. Подсознание в это время следит за меняющейся обстановкой, а сознание занято чем-то насущным. Ну а что у меня было насущным — очевидно.