Атрионка. Сердце хамелеона - Бланк Эль. Страница 41

Правда, бросив взгляд на остальных, я начала в этом сомневаться. Нет, для кого-то все выглядело естественно — конкурсантки хихикали, женская половина жюри вообще что-то свое обсуждала. Но шатен, например, замер в таком потрясении, словно это я сама к Дмитрию на руки прыгнула. Да и на лице дедушки одна бровь поползла вверх, а он сам едва слышно пробормотал: «Вот так, значит…»

А дальше я уже не знала, что и думать, потому что зрители, до этого сидящие смирно и создающие лишь слабый шумовой фон, вдруг повскакивали с мест. И из зала меня вынес Дмитрий под шквал аплодисментов и громкое «браво!».

— Почему они так кричат? — не выдержав, все же решилась я на вопрос.

— Вы очень хорошо пели, Флориана, а у зрителей нет иной возможности вас поблагодарить и поддержать. Тем более ваше выступление так грубо прервали.

Голос звучал мягко, ровно. В нем не было ни заигрывания, ни льстивых ноток, ни намека на флирт, ни попыток показать особое отношение. Ясно, что мне просто помогают, потому что в этом есть необходимость.

Охватившее меня беспокойство начало исчезать, зато появилось иное чувство, спровоцированное не интонацией, а тем, что из зала мы попали в коридор и теперь движемся на выход.

— Мы уходим? — спохватилась я. — Разве мне не нужно остаться? Ведь выступления еще не завершились, а… — Я не договорила, потому как осознала то, что землянин наверняка понял сразу. И тоскливо уточнила: — Меня отстранят от участия, да?

— Не расстраивайся.

Ответил мне не Дмитрий, а дедушка. Задержавшийся в зале, он все же нас догнал и теперь шел рядом. Кстати, не только он. Я с удивлением обнаружила за нашими спинами еще троих мужчин. Невозмутимых, в строгих одинаковых темно-синих костюмах, внушающих одну мысль — держаться от них на расстоянии. Охрана?

— Дмитрия не вини, — наставление прозвучало весомо, хотя у меня и в мыслях не было этого делать. — И вообще, неладно что-то с этим конкурсом. Разобраться нужно.

Последнему заявлению я удивилась, у меня совсем иное впечатление сложилось. Конкурс как конкурс. Обычное соревнование. Хотя, конечно, много ли я понимаю в интригах и отношениях людей?

— А как же моя одежда? — вспомнила я, подтянув к коленям ткань, упорно не желающую закрывать мои ноги.

Я старалась не концентрироваться на том, что мужская рука, вернее, ладонь, которая меня держит, лежит на… в общем, весьма специфически лежит под юбкой, обжигая обнаженную кожу!

— Новую купим, — успокоил дедушка. — Или старая тебе так сильно нужна? Тогда я за ней отправлю кого-нибудь. Позже. Сейчас есть дела поважнее.

— Какие? — не удержалась я.

— Ты такая же любопытная, как твоя мама. — Умиления в голосе было столько же, сколько и ласки в блеклом взгляде. — Про внешность можно и не говорить. Я бы понял, что ты моя внучка, даже просто встретив на улице.

Значит, он дедушка не только по возрасту. Вот только если я обрадовалась, то Дмитрий… Он вздрогнул. Совсем чуть-чуть, едва заметно, так, словно оступился на ступенях, с которых спускался. Однако я это ощутила.

Получается, он не знал? Для него это неожиданность? Странно, особенно если учесть, что они знакомы. То есть мой новоявленный родственник мужчину знает, раз по имени-отчеству назвал, а вот верно ли обратное? Или же у подобной реакции есть иное объяснение и я опять делаю неправильные выводы?

— Дмитрий, у тебя три часа, потом явишься ко мне. Отчет готов? Впрочем, не важно. Покажешь то, что есть. И по «Северному вектору» прихвати документы, — неожиданно четко, властно, совершенно иным тоном распорядился дедушка.

Я даже испугалась, слишком уж резкой была эта смена поведения.

— Хорошо, Натан Лайрович, — беспрекословно подчинился приказу Дмитрий.

Я же мысленно застонала, осознав свою ошибку. Тут не просто знакомство. Тут отношения «начальник — подчиненный»!

Усадив меня на сиденье летара, стоявшего практически у самого входа в павильон, мужчина отступил. Смотрел ли он в этот момент на меня или же предпочел побыстрее забыть о существовании опрометчиво выбранной подопечной, я так и не узнала — обзор закрыл забирающийся следом родственник. А когда мы взлетали, внизу уже никого не было. Дмитрий исчез.

— Не волнуйся, никуда твой ненаглядный не денется.

От этих слов, сказанных с добродушной иронией, меня снова окатило жаркой волной, а щеки запылали так, что я даже ладони к ним прижала, чтобы охладить. А еще до меня дошло, как неприглядно выглядит поступок землянина в глазах дедушки. Ведь он подумал, что Дмитрий намеренно вызвался стать опекуном, а не решился на это спонтанно, желая всего лишь помочь.

— Вы ошибаетесь, — пискнула я. — Мы не пара. И даже не знакомы. Я его вижу второй раз в жизни. И он тоже… — заторопилась, опасаясь, что мне не поверят, перебьют, снова съязвят, и осеклась, когда, подняв голову, увидела внимательный, совершенно серьезный, сосредоточенный взгляд.

— Он о тебе ничего не знал? — лаконичный вопрос, и столь же краткое: — Хорошо. — Мой отрицательный жест головой дедушка принял, не требуя дополнительных подтверждений. И продолжил, не меняя рассудительных, лишенных излишней эмоциональности интонаций: — Рианна, я очень надеюсь, что без моего разрешения ты не будешь ни с кем обсуждать свое происхождение. Это во-первых. А во-вторых, перестань мне «выкать». Я все же твой дед, значит, официальное обращение неуместно.

С одной стороны, я почувствовала облегчение, потому что смогла кивнуть, соглашаясь со второй просьбой. А с другой — волна беспокойства не позволила умолчать о первой.

— А если… Если я уже?

— Что «уже»? — нахмурился дедушка.

— Уже обсуждала.

— С кем?

Вопрос был отрывистым, неприятным. Теперь я понимала маму, которая вроде и с нежностью говорила о своем отце, но одновременно в ее словах чувствовалась дистанция, которую она пыталась держать, когда с ним общалась.

— Анна знает, что мой папа атрион. И Оксана.

Про Вет-Ла все же не сказала. Не решилась. Слова словно застряли в горле от одной только мысли, что я обещала молчать.

— И только-то? — Дедушка с облегчением выдохнул, вновь возвращая себе добродушный облик. — Не переживай. У Анюты прекрасно выработано понимание того, что и кому можно рассказывать. Да и Оксана, хоть и маленькая еще, уже умеет правильно оценить важность информации и степень разглашения. Ни разу не ошиблась, когда я для нее проверки устраивал. И чутье на назревающие неприятности у девочки исключительное, иначе меня бы здесь сейчас не было, а тебе бы пришлось испытать на себе все прелести общения со спецслужбами.

— Вы… Ты знал, что это произойдет?

— Я не исключал такого сценария. Потому и торопился. И не ошибся, как видишь.

На одну загадку стало меньше — нежданным появлением родственника я обязана кузине. Ответ на вопрос об испорченном платье тоже сомнений не вызывал. Узнать бы еще, кто дарил мне цветы…

Украдкой посмотрела на задумавшегося о чем-то дедушку. Пальцы переплетены, кисти сложены на светлых бежевых брюках и слегка подрагивают в такт ритмично работающему двигателю. Волосы, на макушке намного более длинные, чем на висках и затылке, тоже чуть заметно шевелятся — это ветер проникает в почти незаметные щели изолированного от водителя пассажирского отсека. Взгляд расфокусирован, хоть и направлен на меня.

Интересно, почему он не спрашивает о маме? О моем отце. О жизни на Атрионе и о том, как я попала на Терру. Ему это неинтересно? Сомнительно. Может, считает, что обстановка не соответствующая? Или что сейчас не время для такой беседы? В любом случае подобной выдержке можно позавидовать. Я бы на его месте точно уже все вопросы задала.

Сдвинулась на сиденье, чтобы оказаться ближе к краю. Прижалась лбом и ладонями к прозрачной преграде, рассматривая местность, над которой скользил в воздухе летар. Под нами — каменистая долина, прорезанная глубокими трещинами. Слева уходит к горизонту ровная, как стол, равнина, покрытая сухой желтой растительностью. Впереди — холмы, за которыми виднеются высокие постройки.