Поверженый король (СИ) - Аввакумов Александр. Страница 79

Лобов окинул взглядом сокамерников и произнёс, рассчитывая, по всей вероятности, на какую-то эффектность:

— Вы меня склонили к сдаче оружия и тем самым сделали меня лидером преступной группировки. В результате этого мне сейчас корячится громадный срок.

— Я думал, что ты, Лобов, умнее будешь, — произнёс я. — В чём я тебя обманул, в том, что склонил тебя к добровольной сдаче оружия, а как бы ты поступил на моём месте? Это, брат, моя работа, и за эту работу мне платит государство деньги. Убивать ты нормально не научился, держать язык за зубами тоже не смог. Здесь люди не знают, но я могу сказать им честно, как ты трещал у меня в кабинете, сдавая мне свои связи и своих друзей. А теперь ты меня называешь почему-то обманщиком. Может, стоит тебе напомнить, как я возил тебя домой, как ты там жрал борщи и шашлыки, а в это время твои пацаны сдавали мне оружие? Скажи, я обманул тебя и привлёк кого-то из этих ребят к уголовной ответственности? Нет, все они, ты знаешь, на воле. Это ты учил их молчать и не сотрудничать с милицией, так скажи им всем, почему я вдруг оказался среди твоих друзей? Всё просто, тебе очень захотелось жить, вкусно жрать от пуза. Тебя не судьба друзей беспокоила, а своё личное благополучие, и ты меня ещё называешь нечестным человеком. Побойся Бога, Лобов.

Все посмотрели на Лобова, отчего он покраснел и отвернулся.

— Так что, Лобов, не верю я твоим словам, это ты просто блатуешь в хате, хочешь поднять свой авторитет. Давай, лай и дальше. Собака лает, караван идёт. До свидания, Лобов.

Мы вышли из камеры и направились дальше по этим бесконечным коридорам, пока не вышли на улицу. Выйдя на улицу, я оглянулся на тяжёлые металлические ворота, которые отделяли одну жизнь от другой.

Лобов проснулся среди ночи, майка и рубашка были мокрыми от пота. Он снова видел уже полузабытый им сон, в котором он бежит по дорожке и вдруг упирается в невидимую преграду. Снова, как и в прошлый раз, он пытается обойти эту невидимую преграду, но никак не может это сделать. Куда бы он ни шёл, везде была одна и та же преграда. За этой незримой стеной стояла его жена Валентина, которая держала на руках маленького ребёнка.

Встав с койки, он подошёл к столу и, налив в эмалированную кружку немного воды, с жадностью осушил её. Стараясь не разбудить своих сокамерников, он сел на лавку и закурил сигарету. Он сделал глубокую затяжку и выпустил тонкую струйку дыма в потолок. Тишина в камере и размеренные шаги контролёра за дверью камеры лишний раз подтверждали реальность происходящих с ним событий.

— Да, бабуля, зря я тогда не придал большого значения твоим словам. Сон действительно оказался пророческим. Вот она, свобода, за стеной камеры, но чтобы снова её ощутить, нужны годы. Кто я теперь? Некоронованный король Елабуги, зека и не более. У меня было всё — деньги, завод, женщины, семья, а теперь это всё в прошлом. Как она мне сказала? Ты вернёшься домой без денег и славы. Тебе придётся всё начинать сначала. Всё, что ты имел, всё превратится в прах.

Ему до слёз стало жалко себя, он затянулся дымом так, что у него перехватило дыхание. Приступ кашля заставил его прикрыть ладонью рот и сделать ещё пару глотков воды.

— Фомич, ты что не кимаришь? Ты чего гонишь? Смотри, крыша совсем съедет, — произнёс сосед по койке. — Меня попросил за тобой присмотреть Хирург, у него большие виды на тебя.

— Что ему нужно от меня? — спросил полушепотом Лобов.

— Ну, наверное, не любви, — произнёс сосед. — Это ты его сам спросишь при встрече.

— При какой встрече? Я за решёткой, а ты о встрече.

— Тихо, Фомич, не суетись, когда это не нужно. Для Хирурга здесь нет решёток и дверей. У него всё в руках, в этом изоляторе везде его люди.

Лобов встал из-за стола и лёг на свою койку.

— Не спи, Фомич, он скоро придёт. Хочет с тобой что-то перетереть, — сказал сосед и повернулся на другой бок.

Фомич лежал на койке, боясь закрыть глаза. Он услышал, как стал посапывать его сосед по койке, темнота в камере становилась всё гуще и гуще. Луна, освещавшая камеру, стала исчезать за стенкой. Глаза Фомича стали закрываться, а тело вновь приобрело невесомость. Сон сморил его, и он заснул.

Разбудило его лёгкое прикосновение руки. Лобов вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стоял контролёр.

— Тихо, — произнёс он. — Вставай и выходи из камеры.

Лобов осторожно сполз с койки и, обходя валявшуюся на полу обувь, вышел из камеры. Вслед за ним, осторожно ступая, вышел контролёр.

— Пошли, — произнёс контролёр и повёл Лобова по длинному коридору.

— Стой! — последовала команда.

Лобов остановился у дверей камеры. Контролёр открыл дверь и втолкнул его в камеру. В камере было темно, и Лобов не сразу увидел сидевшего на койке Хирурга.

— Ну, как жизнь, сладенький? — услышал он знакомый голос Хирурга. — Ты ещё помнишь меня?

— Да, — коротко ответил Лобов.

— Это хорошо, что ты не страдаешь провалами памяти, — произнёс Хирург. — Так вот, слушай, что я тебе скажу. Ты должен передать акции Менделеевского химкомбината человеку, которого я тебе назову чуть попозже. Насколько я тебя знаю, у тебя есть ещё несколько квартир в Менделеевске. Их тоже придётся передать нашим людям, как и рынок в Елабуге. Тебе хватит колбасного цеха и пекарни.

— Хирург, ты меня просто раздеваешь. Скажи, а на что будет жить моя семья? — произнёс Лобов. — У меня маленький ребёнок, мне бы хотелось, чтобы у него был гарантированный кусок хлеба.

— Я заметил, что ты, Лобов, не отличаешься сообразительностью. Ты же сам это всё отобрал у людей, так почему ты сейчас цепляешься за всё это, словно заработал непосильным трудом? Главное сейчас в твоей жизни — это вовремя поделиться своим добром с товарищем.

Глаза Лобова уже привыкли к темноте, и он смог различить в темноте фигуру говорящего с ним Хирурга. Вместе с Хирургом в камере находились ещё три человека, которые сидели сбоку от него.

— А если я не соглашусь, — тихо произнёс Лобов, — что тогда?

В камере послышался негромкий смех.

— Сладенький, здесь такого не бывает. Это ты там, на воле, кого-то из себя представлял, а здесь ты никто, и фамилия твоя никак. Ты просто тюремная пыль, ты понял меня?

— Да, Хирург, я всё понял. Я сделаю всё, что ты скажешь.

— Значит, договорились, — произнёс Хирург. — Жди, тебе скажут, что нужно будет делать.

Через секунду дверь камеры отворилась, и появился контролёр. Лобов вышел из камеры и последовал за ним.

— Как дела в Альметьевске? — спросил меня Фаттахов. — Что дали обыски?

— Пока сказать ещё не могу, Сергеев ещё не звонил, — ответил я и положил трубку.

— Что же он не звонит? — подумал я и стал набирать номер Альметьевска.

Трубку снял дежурный по отделу милиции. Переговорив с ним, я попросил его разыскать Сергеева.

Сергеев позвонил мне где-то через полчаса после моего звонка и доложил, что накануне было сделано три обыска, в результате которых изъяты автомат и обрез.

— Павел, Вы адрес, где может находиться Аникин, проверили? — поинтересовался я у него.

— Виктор Николаевич, мы обложили этот адрес, но перехватить Аникина не смогли. Похоже, его вывезли на машине депутата Государственной Думы. Сотрудники ГАИ не решились её остановить и проверить эту машину.

— Почему Вы так решили? — спросил я его.

— Кроме этой машины, из ворот коттеджа больше ни одной машины не выезжало. Уйти пешком он просто не мог, так как коттедж был плотно блокирован.

— Понятно, Павел, — сказал я. — Давай, докладывай вовремя, чтобы не пришлось больше разыскивать тебя.

Переговорив с Сергеевым, я направился к Фаттахову. Выслушав меня, он остался доволен работой Сергеева в Альметьевске и попросил меня, чтобы я сориентировал его на розыске и задержании Аникина и Хомича.

Вернувшись к себе в кабинет, я решил разобраться с текущими делами. Я достал из сейфа бумаги и стал их изучать, сортируя по стопкам. Выбрав из них всё, что касалось Лобова, я достал из сейфа дело и стал их подшивать. Подшив, я убрал дело в сейф и собрался пойти обедать. У самых дверей кабинета меня вернул на место телефонный звонок. Подняв трубку, я услышал голос Васильева, следователя республиканской прокуратуры.