Аве, Цезарь - Горло Анатолий Иванович. Страница 9
Моментально включилась другая телекамера, давшая сверху панораму площади. Шахматный порядок воздушных шаров нарушился. Участники митинга бросились к трибуне, а секретные агенты ринулись на них, хватая всех, кто попадался под руку. Началась давка, послышались женские визги, полицейские свистки, стоны, крики, топот ног. Все смешалось, слилось в едином приступе коллективной истерии. А объектив телекамеры старательно шарил по Площади Воркующих Голубей, все запоминая, фиксируя своим бесстрастным объективным оком…
Крус понял, что происшедшее и есть тот «небольшой сюрприз», о котором уведомил его бархатный голос, и он, даже забыв о бокале с ионом, что случалось с ним чрезвычайно редко, внимательно следил за событиями на экране. Крус недовольно поморщился, когда передачу прервали и на экране возникло возбужденное лицо Касаса, ведущего комментатора телекомпании «Камера обскура».
— Дамы и господа, мы только что явились свидетелями трагической гибели великого Бесса, на наших глазах павшего от руки подлого убийцы, — начал Касас своей обычной скороговоркой (фразы он строил таким образом, что после обращения «дамы и господа» обязательно следовало местоимение «мы» и у него выходило «дамы и господамы»). — Трудно поверить, что вот так, вдруг, перестало биться одно из самых щедрых сердец Гурарры! Да, дамы и господа, мы не в силах поверить, что среди нас уже нет того, кому мы хотели отдать свои голоса, чтобы они слились в трубном гласе добра и справедливости!…
Касас вынул из нагрудного кармана черный платок и шумно высморкался.
Крус воспользовался паузой, чтобы взять из бара бутылку и наполнить опустевший бокал. Слушая, с каким искусством отпевает Касас еще теплое тело несостоявшегося мэра Априма, Крус подумал, что лучшей плакальщицы, чем «господама», пожалуй, не сыскать во всей Гурарре. А в последнее время спрос на представителей этого ремесла резко возрос…
— Но еще труднее не верить своим глазам, — продолжал тараторить Касас. — Да, дамы и господа, мы еще не знаем, кто убил великого Бесса, но мы наверняка видели убийцу, он был там, в толпе, а благодаря мужеству и находчивости операторов «Камера обскура» убийца побывал и в вашем доме! С любезного разрешения дирекции телекомпании «Камера обскура», дамы и господа, мы сможем сейчас еще раз просмотреть видеозапись только что разыгравшейся трагедии и все вместе, как сказал бы покойный господин Бесс, как на большом семейном совете, попытаемся отыскать убийцу! Внимание, включаем запись!
На экране поплыли знакомые кадры, только в замедленном темпе. Не поленившись придвинуть к телевизору кресло-качалку, Крус внимательно вглядывался в толпу, мысленно расчленяя ее на составные части — фигуры, лица, фазы движений, пытаясь воссоздать наиболее вероятную картину только что разыгранной трагедии, а скорее — трагического фарса. Замедленная проекция чередовалась с отдельными стоп-кадрами. Самым впечатляющим был стоп-кадр с перекошенным от боли лицом Бесса, взывающем о пощаде или о каре, а может, о том и другом одновременно…
Когда экран снова заполнило великоскорбное лицо Касаса, Крус удивленно присвистнул и стукнул бокалом по крышке телевизионного аппарата. Ион расплескался и стал стекать по экрану, на лицо комментатора.
В комнату с лаем ворвалась взъерошенная Изабелл.
— Отставить, Изабелл, ложная тревога! — сказал Крус.
Он ласково подергал дворняжку за хвост, как бы ища пути к примирению, но про себя отметил, что, возможно, тревога не такая уж ложная…
Изабелл терпеливо сносила эти не совсем приятные для любой собачонки ласки, отметив про себя, что хозяин чем-то обеспокоен. Может, ему жалко разлитого иона? Изабелл подбежала к телевизору, поднялась на задние лапы и принялась слизывать ионные слезы со щек скорбящей «господамы», которая, ни о чем не подозревая, продолжала трещать:
— Итак, дамы и господа, мы объявляем конкурс на лучшего детектива-любителя! В конкурсе могут принять участие все телезрители, кроме выпускников и слушателей Королевской сыскной академии, а также штатных сотрудников гураррской полиции! Вы видели кадры, отснятые в момент убийства. Ваша задача отыскать в толпе виновника этой кровавой драмы или, выражаясь точнее, убийцу и его соучастников! Результаты ваших коллективных поисков будут предложены компетентному жюри, в состав которого войдут лучшие сыщики Гурарры во главе с супердетективом Крусом!…
Изабелл радостно тявкнула, повернув к Крусу сияющую мордашку.
— Еще чего! — сказал супердетектив.
— Пишите по адресу, — взывал Касас, — Априм, телекомпания «Камера обскура», на конкурс детективов-любителей. Победителям конкурса будут торжественно вручены гарантийные талоны на бесплатный ремонт телевизионных аппаратов марки «Камера обскура»! Ищите убийцу, дамы и господа, мы ждем ваших писем, телеграмм и телефонных звонков!
Зазвучала траурная музыка, и на экране появился портрет господина Бесса в черной рамке. Лидер партии неумеренных либералов улыбался — широко и беззаботно.
Крус выключил телевизор и погрузился в кресло. Изабелл продолжала вылизывать потухший экран, словно спешила смыть следы преступления.
Крус закрыл глаза и стал прокручивать в памяти свою личную «видеозапись», будучи уверенным, что она ничего не утаит в отличие от той, которую только что показала «Камера обскура»…
VIII
В зарослях кактусов слышалась какая-то возня. Ирасек свернул с тропинки, прошел несколько шагов и остановился. Перед ним на песке копошились полчища крабов, пожиравших дохлого козла. Ирасек не сразу узнал неудачника-скалолаза, который во время Большого Тумана у них на глазах сорвался с утеса.
«Но он встал и ушел, — думал Ирасек, наблюдая, как огромные челюсти крабов перемалывают бренные останки горного отшельника. — Он встал и ушел, и больше я его не видел. Наверно, он снова упал, взбираясь на Черную скалу. Все из-за тумана… А, может, это старость?…»
Мысль о старости почему-то рассердила юношу, он схватил обломок скальной породы и запустил в крабов. Камень с хрустом погрузился в кишащую кучу, образовав большую воронку. Но ее тут же заполнили задние ряды крабов, довольных, что им привалила удача: мало того, что очистились подступы к останкам козла, нежданно-негаданно появилась и свежатина — мясо раздавленных камнем собратьев…
«Они ничего не боятся, — возвращаясь на тропу, думал Ирасек. — Их не страшит ни смерть, ни старость, ни туман, ни трясение земли. Они живут, чтобы жить, и ничего больше. И умирают так же, как живут, — не испытывая страха и не задавая себе вопросов, на которые нет ответов…»
Тропа круто шла вверх, между мощных потоков лавы, застывшей в виде черного стекла с тонкими серебристыми прожилками. Ирасек любил взбираться по этой едва приметной тропе, неожиданно обрывавшейся на краю стремнины. Здесь ему легче дышалось и думалось.
«Отец все время повторяет, что нам нечего бояться, что страх — самый тяжкий из пороков, преодолеть его — значит приблизиться к Богу Любви. Но тогда выходит, что крабы опередили нас с Евой? Что-то тут не так, отец, есть много мест в Оранжевой книге, постичь которые мне не под силу…»
Ирасек преодолел последний подъем и ступил на небольшую гладкую площадку. С трех сторон она была окружена крутым обрывом, а с тыла защищена отвесной скалой, уходившей ввысь, за облака. На высоте груди в черной лаве застыла матово-белая капля правильной формы. Это было Материнское око, или, как его называл отец, Телепаторный глаз Атимус, который, но его словам, неусыпно следит за всем, что творится в Барсовом ущелье.
Ирасек осторожно провел ладонью по слегка выпуклой поверхности Материнского ока и присел под ним, прислонившись к выступу скалы.
Внизу, рассекая горы с юго-востока на северо-запад, тянулось Барсово ущелье — единственное место в бывшей Империи Падших Ангелов, не тронутое Гураррской цивилизацией.
Минуло время Большого Тумана, и все ущелье было видно, как на ладони. Его северные и западные склоны буйно поросли папоротником, горным бамбуком, аронником, камелиями, бабианами, веерными пальмами, алоэ, пирингом, фиксиями и бог знает чем еще. В долине луга королевского шестилистника и хрустальной травы чередовались с зарослями лавра, где Ирасек охотился за фазанами, и небольшими озерцами, в которых он ловил рыбу, крабов, моллюсков-мидий и зеленых черепах. А по эту сторону к черной скале карабкались эвкалипты, секвойи, обвитые лианами фиговые деревья, баньяны, красные и белые олеандры, вечнозеленый гибискус, кактусы. Слева в долине гигантскими песочными часами возвышалось двухтысячелетнее драконово дерево, ветви которого вблизи очень напоминали щупальца осьминога, а листья-чешую дракона. Чуть поодаль зелеными губками свешивались плоды хлебного дерева, затем тянулось голое плато с развороченными глыбами розового мрамора, а дальше снова начинались чащи тридцатиметровых баньянов и эвкалиптов, заросли шафрана и гранатовых деревьев, среди которых в просторной хижине, сплетенной из корней и покрытой толстым слоем баньяновых листьев, обитали они, Ирасек и Ева — единственные жители Барсова ущелья…