Пути Держателей. Книга первая (СИ) - Фролов Андрей. Страница 22

— Я не стану отнимать у тебя эту вещь, будь это даже Корона Миров.

— Я знал это, — и юноша внезапно понял, что говорит истинную правду. В последний миг, когда взгляды тоэха и мидзури пересеклись, он осознал, что готов поверить Танаре.

— А ты опрометчив.

— Я проницателен.

— Так что же делать дальше, опираясь на твою версию? Если с Виктором действительно не все в порядке?

Проводник не станет искать связи с Виктором… Киоши сдержал вздох.

— У меня есть план. Но для начала отпусти.

Танара не пошевелился. Ветер развевал его прядь, в бархатном свете ночных солнц казавшуюся перламутровой.

— Я и сам не вижу причин держать тебя на этих ветвях. Но мне нужны гарантии, что ты не обманул.

Киоши заскрежетал зубами. Чтобы покинуть путы, он был готов на все.

— Я, Киоши Мацусиро из клана Небесных Пловцов, клянусь не поднимать на тебя, Танара, руки. Клянусь не чинить зла, если ты не сделаешь этого первым. Клянусь своим родом.

Внимательно выслушав ритуальную формулу, общую для трех миров, Танара коротко кивнул. Подошел, одним движением ослабляя Нити.

Киоши обессилено сполз на прохладную землю, пачкая колени в прелой листве. Не без труда встал, хрустя позвонками. Разминая затекшие конечности, направился к костру. Танара наблюдал, оставаясь настороже. Бывший пленник присел у огня, отхлебнув из почти опустевшей фляги.

— Итак, у тебя есть план? — Танара встал напротив, не отводя пальцев от рукояти кинжала.

— Забудем про случившееся. Ты, выполняя просьбу Конты, сопроводишь меня к подножью Буредды, — он поставил флягу на землю, плотно закрутив крышку. — Как понимаешь, на Мидзури ты — мой единственный знакомый, — юноша поморщился, когда Танара весьма красноречиво потер изрезанную щеку. — Если так, конечно, можно сказать.

— Ты странный малый, Киоши. Попавший в еще более странную историю. И, тем не менее, я снова не вижу причин, мешающих мне в исполнении просьбы Конты. Я дал слово, а ждать новой возможности вернуть долг не хочу.

Ощущая, как окаменевшие мышцы наполняются живым пламенем, Киоши медленно поднялся, протягивая когтистую лапу через всевидящий огонь.

— Приветствую тебя, Танара.

— Приветствую тебя, Киоши, — мидзури пожал его руку сильным, решительным движением.

Осторожно, недоверчиво они присматривались друг к другу. Теплая встреча, нечего сказать… Отныне Танара всегда будет подозревать подвох.

— Мы выступим утром, — сказал тот, пряча неловкость. Происходящее напоминало гротескную картину.

Стараясь лишний раз не поворачиваться спинами, они нарезали две охапки гибких пышных ветвей и приготовили подстилки. Пополнили запас дров. Улеглись по разные стороны огня, не отводя глаз.

В роще верещали животные, напоминающие земных мартышек. В темном небе промелькнул силуэт крупной хищной птицы. Холодало, ветер почти стих.

Над стоянкой стояла неприятная, тяжелая атмосфера, нарушаемая лишь короткими фразами. Бывшие противники, по очереди побывавшие в шкурах пленников и пленителей, искоса следили за каждым движением, прислушивались к окружившей полутьме. Ни тот, ни другой не держали под рукой ни одной Нити, но напряжение от этого не спадало.

Вдалеке, пронзая сочные облака пиками вспышек, началась гроза. Уснувший ветер рванул с новой силой, и Танара прочнее закрепил тент, подбросив в огонь побольше хвороста. Меча мидзури так и не снял.

Киоши долго ворочался, разглядывая проводника в полумраке темно-синей ночи.

Он не испытывал угрызений или неловкости от своего нападения на Танару — в аналогичной ситуации тот, скорее всего, поступил бы еще жестче. Но нелепость встречи все же оставила отпечаток на его совести, умалчивая о том, как быть дальше. Осознав, что вновь запутывается в предположениях и вопросах, тоэх приказал пасмурным мыслям отправиться вон. Дал усталости охватить тело, а уже через какое-то время спал, чутко и нервно, как охотничий пес.

Проснулся от легкого тычка веткой в бок и замер, готовый вскочить. Казалось, что прошло всего несколько мгновений, но чутье доказывало, что миновало не меньше семи земных часов.

— Если проснулся, вставай, — Танара сворачивал тент и собирал нехитрые пожитки. — Пора выступать.

Киоши рывком приподнялся, разминая плечи, встряхнулся по-собачьи. В небе по-прежнему плыли фиолетовые шары солнц, ничуть не посветлело. Дождевой фронт так и не дошел до их стоянки, но ветер завывал еще сильнее, чем прежде. Стаи жухлых листьев летели по воздуху.

— Как скоро здесь рассветет? — к своему неудовольствию, тоэх не почувствовал себя отдохнувшим.

— Если мерить земными категориями, через трое с половиной суток. Продолжается время Сумеречных Солнц.

— Сколько спали?

— Тебя устраивает земная мера времени?

— Вполне, я уже давно живу в колонии.

— Тогда, — проводник задумался, что-то подсчитывая, — чуть больше шести часов.

Он раскидал костровище, аккуратно прикрыв его отложенным в сторону дерном.

— Как насчет завтрака?

— Перекусим в поселке, — Танара закинул за спину мешок, поправил меч. — Здесь в долине есть деревня, там неплохая корчма. Готов? Тогда идем.

Проводник в последний раз внимательно осмотрел место стоянки, и Киоши невольно поразился изменениям, которые произошли с ленивым котом. Сейчас перед ним стоял настоящий воин, собранный и готовый к долгому походу, носящий за спиной меч не только ради красы. Танара кивнул и, не оборачиваясь, пошел вниз по тропе. Юноша поспешил за ним, стараясь попадать в ритм.

Какое-то время шли перелесками, где золотая с синими прожилками листва опадала на землю, навевая воспоминания о далекой земной осени и отточенном, словно бритва, кинжале Танары.

Присев на острых камнях шустрого ручья, умылись. Мидзури — бережно омывая лицо, сопровождая каждое движение шевелением губ, тоэх — разбрасывая брызги и шумно отфыркиваясь.

За привязанную к запястью веревочку, Танара извлек из-под левого рукава крохотный костяной полумесяц, изрезанный мелкими строчками. Опустил в воду. Киоши не отвлекал, наблюдая за подпрыгивающим в волнах амулетом. Выждав несколько секунд, чародей спрятал полумесяц обратно, заправил ремешок и, сбросив с плеча флягу, быстро наполнил ее, полностью утопив. Деловито закрутил крышку, отряхнул мокрую жесть, привесил за спиной. Молча встал и двинулся от ручья.

В усмешке кривя губы, Киоши поспешил следом. На его родине даже ребенок смог бы определить чистоту воды, не прибегая к помощи заклятых побрякушек…

Большую часть времени мидзури молчал, что вполне устраивало обоих. Неловкость никуда не делась, лишь отступила, размытая ночевкой, и к беседам все еще не располагала. Неприятных ощущений добавляло поведение проводника, местами высокомерное, местами безучастное.

Тоэх вообще считал колдунов выскочками, на любую другую расу взирающих сверху вниз, а наблюдение за Танарой лишь укрепляло картину. Не будучи искушен в психологии, юноша не мог рассмотреть, что за непроницаемой маской равнодушия проводник старательно прячет собственные чувства, пребывавшие в полнейшем смятении…

Путники пересекли еще несколько звонких ручьев, спустившись в просторную низину, покрытую шарообразным кустарником. На дальнем краю долины, где встреченные по пути ручьи впадали в ленивую реку, в воздух поднимались дымки.

Как уже убедился тоэх, окружающий пейзаж действительно напоминал земной, за редкими, не сразу заметными различиями. Двигаясь по полю, поросшему высокой желтой травой, они устремились к деревне.

Каменная дорога, на которую путники поднялись из жесткой травы, прямиком упиралась в ворота поселения. В старые, покосившиеся ворота, никогда не закрывавшие подгнивших створок. В разные стороны от входа в деревню разбегалась невысокая стена, сложенная из светлого известняка. Блеклая вывеска прихлопывала по столбу в усиливающихся порывах ветра, мелодично скрипя цепями.

По главной и единственной улице плавно перемещались местные жители, сонные и неактивные в это время солнц. Все — и дома, и жители, и скотина, было донельзя медленным и старым, ленивым в своем ветшании и старении, и столь же неспешным в самосозерцании.