Зеркало грядущего - Савин Владислав. Страница 109

После этих событий недовольная продвижением дела примирения и полнейшим равнодушием к требованиям Зьема американская делегация несколько дней отказывалась принимать участие в заседаниях. Так как "президент Южного Вьетнама" оставался в подвешенном состоянии — его не признала ни одна страна мира, кроме США, а по решению конференции вся работа по организации референдума в Южном Вьетнаме падала на Вьетконг и Хина, Зьем же словно не существовал. На сорок шестой день конференции все ее участники наконец собрались на заключительное заседание, и 29 декабря 1953 года было одобрено: четыре соглашения о прекращении огня между французами, Вьетконгом, Патет Лао, Кхмер Исарак и правительством Сианука; три соглашения об упомянутом выше политическом статусе Южного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи; и Заключительная декларация Парижской конференции. Но делегация США отказалась поставить свои подписи под Заключительной декларацией и огласила две односторонние декларации — от имени США и от имени правительства Нго Динь Зьема, в которых выразила несогласие с итогами конференции. Также с односторонней декларацией о территориальных претензиях к Южному Вьетнаму или будущему единому Вьетнаму выступила камбоджийская делегация Сианука. Все эти три декларации были прочими участниками конференции отвергнуты…

Подписанные соглашения, в частности, предусматривали проведение в Южном Вьетнаме референдума после двухлетнего переходного периода — в декабре 1955 года, и создание трехсторонней Международной комиссии по контролю для наблюдения за реализацией упомянутых соглашений. Тем временем, США уже полным ходом вели подготовку к интервенции во Вьетнам. В американском государственном департаменте полагали, что, борясь против коммунизма во Вьетнаме, США предотвращают будущее нападение на Австралию…

Несмотря на уход французов из Индокитая Парижская конференция не принесла этому региону долгожданного мира, а ее положительные результаты, в основном, остались на бумаге. Тем не менее, она стала важной дипломатической победой ДРВ и СССР.

Вместо эпилога. Иван Антонович Ефремов. Член-корреспондент АН СССР и будущий писатель-фантаст.

Что ж, вот он и вошел в Академию Наук СССР… Чего там, в другой истории, так и не добился. И были поздравительные телеграммы и устные поздравления от друзей, знакомых и коллег — искренние, и не очень, и просто дежурные. Награды и звания никогда особо не волновали Ивана Антоновича, но он знал, что, став членом-корреспондентом, действительно сможет принести науке больше пользы. Хотя бы доделав то, чего не успел ТАМ, дописать те книги, что остались не оконченными, а то и не начатыми, а только запланированными. А таких не так уж и мало.

Обязательно нужно написать вторую часть "Тафономии", посвященную мезозою и кайнозою (первая часть касалась палеозойской эры) — это будет весомый вклад нового члена-корреспондента в развитие палеонтологии и геологии… Затем, научно-популярную книгу о палеонтологии, где рассказать понятным всем языком — что наука о древних костях может быть и полезной и интересной. Может быть, эта книга когда-нибудь попадет в руки каком-нибудь молодому человеку — и сыграет ту же роль, как для него самого, встреча с академиком Сушкиным, после которой восемнадцатилетний выпускник мореходной школы Иван Ефремов, прежде мечтавший стать капитаном дальнего плавания, вернулся с Дальнего Востока в Ленинград, чтобы поступить в ЛГУ и выучиться на палеонтолога. Наверное, будут и другие научные труды, благо, теперь у него есть большая фора во времени — и помощь "Ордена Рассвета" в немедленном издании, отчего бы не воспользоваться, если не для себя, а для науки? То, что уже было им написано там — здесь переработать и отредактировать. А образовавшееся свободное время потратить на написание того, что там — не успел.

Ефремов переворачивал листки бумаги. Артефакты из будущего нельзя было выносить из хранилища — но отчего бы у писателя на столе не может быть машинописных копий "неизвестного автора", присланных на рецензию и отзыв? И не надо непосвященным в Тайну знать, что этот автор, он сам из того времени. Вот небольшая брошюра "Тайны прошлого в глубинах времен" — ее только просмотреть внимательно, исправить что-то, если есть ссылки на пока еще не совершенные в этом времени открытия — и в издательство, как короткую научно-популярную книгу. Вот вторая часть "Дороги ветров" — "Память земли". Здесь, конечно, придется уже многое править перед изданием — ведь в этой ветви истории работа монгольской экспедиции была куда более широкой и глубокой. Но это даже интересно — сравнивать свои заметки ТАМ и свою память ЗДЕСЬ. Так же и художественная литература — где встречались идеи, которые он уже давно обдумывал и собирался изложить. В "Лезвие бритвы" вошла небольшая повесть 'Тамралипта и Тиллоттама', которую он начал писать как раз этой осенью, еще до знакомства с тайной Рассвета. Теперь она не будет завершена — вернее, войдет целиком в доработанный роман. Цитаты из которого (об этике и эстетике, как "закрепленной целесообразности") уже озвучил сам товарищ Сталин в своих трудах — значит, остаться им в тексте каноном, ну а "индийские" главы придется слегка изменить, с учетом того, что в сейчас творится на полуострове Индостан.

"Туманность Андромеды" должна будет выйти в пятьдесят пятом. Поскольку, как сказал Пономаренко, в той истории совпадение выхода романа с началом космической эры (публикация в "Технике-молодежи" в 1957 году) было очень удачным. Ну а первый Спутник ожидается примерно к этому сроку. "Сердце змеи" и "Час быка" — будем посмотреть. Анна Петровна сказала — возможно, придется еще поправить, на злобу дня, если заметим здесь в обществе тревожные тенденции. Но для того надо, чтобы у вас уже было известное читателям имя — "но вы справились там, Иван Антонович, и я уверена, сумеете и здесь".

Ну и "Таис Афинская", его лебединая песня, последняя книга — в которую перекочевали частицы рассказа 1946 года "Каллиройя", слишком смелого рассказа о любви и Древней Греции. Надо думать, здесь она тоже выйдет раньше, чем через девятнадцать лет. Женские образы похожи на мир "Андромеды" — а еще, на тех, с кем Ефремова свела судьба здесь. Таис, Веда Конг, Фай Родис — с лицом и характером Ани Лазаревой, ну а Низа Крит и Чеди Даан — Лючия Смоленцева. Если его романы экранизуют, то они могли бы вместе и сыграть, как в "Высоте" было. Анна Петровна человек государственный и занятой, ну а Лючия, отчего бы и нет?

Но главное — он успеет здесь написать то, что так и осталось в замыслах. Повесть про броненосец "Ретвизан" — про море, морские приключения, войну и морские сражения. И роман, который он в будущем назвал сперва "Дети росы", а потом — "Чаша отравы", о Батыевом нашествии на Русь, об опасном наследии древних цивилизаций, в данном случае — Византии, культура которой отравила своей мнимой мудростью и Русь, поощряя междоусобицы и ослабив ее национальный дух, сделав ее бессильной перед монгольским нашествием, и, конечно же, о любви и приключениях — о том, как русский юноша, скитаясь по дорогам Азии, много лет ищет свою невесту, угнанную монголами в полон. И наверное, будут еще книги, замысла которых он сам сейчас еще не знает. Если ему здесь будет отпущено не девятнадцать лет, а побольше — Бахадыр уверял, что старые болячки удалось снять, "но вы лучше приходите ко мне для профилактики, один или два раза в месяц". Считает свой Дар, от Аллаха — а для Ефремова, еще одно доказательство, что в нас внутри есть пока непознанные силы, которые мы принимаем за дар богов. И раскрывать в себе эти возможности, жить и творить — разве не в этом смысл жизни, который тысячи лет ищут мудрецы?

И при этом еще, как в сказке Гайдара — "вернуть свою молодость, и начать сначала". Молодость не получится, не мальчик уже — но скольких ошибок сделанных там, можно избежать? Вот как вышло, что там он с Алексеем Петровичем Быстровым после многолетней дружбы вдруг смертельно поссорился в пятьдесят пятом, два года тому вперед, и из-за чего? Из-за непонятой другом шутки! Надо будет быть внимательнее и мягче. А Борис Павлович Вьюшков, которого Ефремов считал своим учеником и преемником, неужели он и тут погибнет по страшному недоразумению через пять лет, в 1958 году? Нет, не должен — если там он, кандидат наук, вынужден был ютиться по углам, ночевать у знакомых, а то и на вокзале, словно беспризорник, или спать в своем рабочем кабинете, то здесь он год назад отдельную квартиру получил, значит и за ним "инквизиция" присматривает? Но все-таки надо будет Анну Петровну особо попросить, пусть ее служба проследит, чтобы с этим хорошим человеком ничего не случилось, ради блага советской науки. Ну и разобраться со своими личными делами…