Зеркало грядущего - Савин Владислав. Страница 69
И добавил, усмехнувшись:
— Можно и проще. Все здесь присутствующие под любой присягой подтвердят, что американский атташе отбыл из Венсеннского замка за час до нашего приезда, в неизвестном направлении и не дав никаких объяснений. Вы не солдат, а шпион — а это ремесло опасное, и вполне допускает, что вас после найдут где-нибудь в глухом переулке и с пулей в затылке. И никто ничего не сможет доказать.
Или не опускаться до преступления — мы же не какое-нибудь Никарагуа или Гаити? А просто вывести этого янки во двор, привязать к столбу перед отделением солдат, и "целься, пли", залп выше головы — интересно, обделается он от страха, или нет?
Томас У.Ренкин, военный атташе США.
Я воевал. Но тот бой у Порту был отчаянием загнанного в угол — когда отступать некуда. Мне нравилась работа военного — офицер в штабе, это как кризис-менеджер в корпорации. Но я никогда не понимал тех, кто рвется в бой ради самого боя — как тот русский, с которым я разговаривал в Берлине, "мистер Ренкин, к сожалению, никто из нас не сумел сжечь шесть "кенигтигров", их просто не хватило — но по две штуки на каждый из экипажей моего батальона, пришлось точно". Или тот, что допрашивал меня в Шэнси, после того как провез меня на моем же джипе, упакованным как мешок. Люди, помеченные смертью, заглянувшие за грань — и оттого, стоящие выше земных законов. Они нужны — пока знают свое место: подчиняться таким, как я. Ганфайтеры ушли — а бизнесмены остались. Но что делать, если такой бешеный стоит перед вами и готов убить?
У француза были глаза, как у того бешеного русского — которому плевать на любой закон. И я поверил, что так будет — меня выведут во двор, привяжут перед десятком солдат, дадут залп, а после закопают в безымянной могиле. Или выстрелят в затылок, отвезут мой труп подальше, и будут лгать, что ничего не знают о моей судьбе. Конечно, Соединенные Штаты призовут к ответу виновных — но мне будет уже все равно. Мы, американцы, не трусы и не слабаки, мы любим победителей и не уважаем неудачников. Но тот, кто умер — он неудачник, по определению. А победитель должен из любого приключения выходить героем вестерна, кто скачет за горизонт, с красивой девушкой и мешком золота у седла.
И тут мой взгляд упал на экран на стене, и я увидел свой шанс — поскольку, бывая здесь не единожды, от скуки наблюдал за работой операторов и начал понимать, что означают значки на электронной карте. Если этот блеф помог мне тогда, в Шэнси, против русских — отчего ему не сыграть здесь?
— Слушайте, вы! Вон та точка, это наш самолет, с атомной бомбой на борту! Если я не выйду на связь с Посольством США, то совершенно не отвечаю за то, какую команду получит экипаж! Вплоть до того, что Бомба может случайно упасть на этот город, и это будет несчастный случай, а не объявление войны!
Да, я сказал чепуху, не задумываясь над ее смыслом. Но ведь французы поверили?
Снова Де Голль, Президент Франции.
Неужели, правда? То, что передали мне русские вчера.
Они предупреждали меня про тот день, и даже советовали прислать на площадь Бастилии двойника. Месье Ив Фалардо, бывший актер театра в Тулузе, должен быть мне благодарен, что я сохранил ему жизнь — вряд ли он сообразил бы в первый же миг упасть на пол кафедры — тем, кто никогда не бывал под обстрелом, то есть почти всем гражданским, свойственно теряться в первый момент и думать над тем, что происходит, пытаться понять, что лучше делать — что частенько и есть верная смерть. А те, кто получил боевой опыт — делают то, что нужно, уже не задумываясь, интуитивно. Один снаряд попал совсем рядом, погибли Бертран и Фортье из моей охраны, и еще трое раненых, а площадь местами напоминала скотобойню. И это оказывается, мизер перед тем, что будет сейчас… если это правда.
Если американцы и правда предусмотрели, что их самолет может "случайно" уронить атомную бомбу над чужой столицей. В Норвегии посол США угрожал королю тем же самым. А отчего норвежский король, поспешив обличить американскую угрозу в ООН, вдруг резко сбавил тон после того, как с ним кулуарно переговорил представитель США — не оттого ли, что услышал, с Осло может произойти то же что с китайским Сианем?
— Он блефует! — подал голос генерал Шалль. — Атомную бомбардировку невозможно выдать за случайное падение оторвавшейся бомбы, как плел тот их дурак в Норвегии — на всех атомных бомбах предусмотрена система предохранителей именно на случай падения самолета или другой аварии. Переключить бомбу "на взрыв" можно только сознательными действиями экипажа и только по приказу их командования. А американцы никогда не отдадут приказ бомбить французский город из-за одного своего агента. Неужели вы думали, месье Ренкин, что командование французских ВВС не учло возможность аварий, когда позволяло вашим самолетам с атомными боеприпасами летать над нашей территорией?
Блефует? Если бы в Белом Доме не Эйзенхауэр сидел. Тот, кто придумал для немецких пленных особый статус DEF — Disarmed Enemy Forces, не военнопленные, на которых распространяются все принятые конвенции, а "разоруженные вражеские силы", с которыми можно делать что угодно, при полном соблюдении международного права [32]. По этой же логике, он мог изобрести и "войну без войны", когда на страну, вызвавшую американское неудовольствие "случайно" роняется Бомба, а после приносятся лицемерные извинения, вместе с требованием капитуляции, иначе можем повторить! "Политика большой дубинки" — так называлось, когда США высаживали свою морскую пехоту где-нибудь в Панаме, при этом вовсе не объявляя войну, ну а для Европы вполне могли придумать "политику атомной дубинки", потяжелее. Выглядит дико — но к сожалению, вполне реально, исключить такое нельзя!
— Разбираться, кто виноват, будут потом! Свалят все на экипаж, подвергнут взысканию за уничтожение вашего прекрасного города без санкции нашего Конгресса… — презрительно хмыкнул Ренкин (на деле изо всех сил старающийся изображать презрение и высокомерие, пока его мозг лихорадочно подбирал слова). - тех, кто здесь выживет, это сильно утешит?! И вы, господин Президент, будете нести реальную ответственность за это! Повторяю, дайте мне выйти на связь с посольством!
— Ты лжешь, сволочь! — рявкнул Рауль Салан.
— Тихо, — скомандовал де Голль. — Кто здесь оператор этой зоны ПВО?
Один из офицеров, стоящих у стены, сделал шаг вперед — я, господин Президент! Капитан Лебрюн!
— Что это за самолет? Вот этот, на экране. Куда он летит?
Через минуту, ответ:
— Бомбардировщик В-36, ВВС США, на боевом патрулировании, сейчас следует на базу в Англию после полета по маршруту над Средиземным морем. В настоящий момент, его курс 280, скорость 400, ожидается что пройдет от нас к востоку, километрах в тридцати. О, мой генерал!
— Что случилось?
— Господин Президент, цель увеличила скорость и изменила курс. Сейчас он идет прямо на Париж. Будет над нами через пятнадцать минут.
И тут раздался нервный хохот. Смеялся американец ("О, Боже, неужели чудо?! По какой бы причине самолет вдруг не повернул — я спасен!"):
— Проклятые лягушатники, вы видите, Америка своих не бросает. Немедленно отпустите меня и предоставьте связь с посольством США! Тогда, может быть, мы еще успеем остановить наше возмездие. Будьте благоразумны!
— Проклятье! — Моррис Шалль побледнел. — Нет, это невозможно! Наверняка случайное изменение курса! Чертовым американским пилотам не запрещено летать над Францией тем путем, какой им нравится! Они вообще-то частенько пролетают над Парижем — традиция у них, видите ли, такая!
— Может быть, случайное, а может быть, и нет, — голос де Голля приобрел неколебимую твердость. — Я сейчас несу ответственность за жизни французов, господа. Генерал Жуо, вы хотите заслужить прощение? Тогда вы отдадите приказ вверенной вам дивизии. Поднять все истребители, которые есть поблизости, и немедленно принудить этого, к посадке. При неподчинении — сбить! Предупредите, что дело идет о жизни и смерти!