Чужие лица (СИ) - Рэйн Ирина. Страница 30
Пашка останавливается и чешет затылок.
— Значит, вот какую шоковую терапию он имел в виду… Саня был прав… Я не замечал очевидного. То есть я, конечно, видел, как он заботится о нас… — садится на прежнее место, на автомате отпивает остывший чай. — Мам, и что теперь?
Олеся трет виски, встает к окну, снова закуривает. В этом нет никакой необходимости, просто привычные монотонные действия, которым сейчас не мешает даже присутствие сына.
— Не знаю, — слова сквозь дым и сомнения.
Пашка вскидывает на нее глаза с немым «и кто здесь взрослый?».
— Хэй… Ну, ты чего? Все же просто, нет? Если он тебе нравится, то вы будете встречаться, если нет — то… Пусть он только не уходит из нашей жизни, ладно? Мне с ним интересно…
Олесе еще хуже становится от этих слов. Мирон сумел так внезапно, но так глубоко войти в их жизнь, что они этого даже не замечали до сегодняшнего дня. От мысли, что его больше не будет рядом, у нее начинает болеть живот, и женщина давится сигаретным дымом, тушит недокуренную сигарету. Закрытая форточка — знак «стоп» в разговоре.
— Утро вечера мудренее. Я пойду в душ, а потом лягу, а ты прибери здесь немного, ладно?
Вода стекает по коже, Олеся дерет себя мочалкой, соскребая прошедший день. Только губы, хранящие на себе ощущение чужого прикосновения, не трогает. Ей было бы жаль, если бы оно исчезло в сливе ванны.
себя посушить волосы, она ложится, прячется под одеяло и на пару секунд прикрывает глаза. Тянется к телефону, чтобы поставить будильник, опрометчиво ищет пропущенные звонки или сообщения, и не находит. Глупо расстраиваться. Невозможно, когда настроение ниже плинтуса. Закрывает глаза и тратит все силы, что остались, чтобы держать их в таком положении. Она не будет звонить сама, спрашивать ни о чем не будет. Мысленно задает терзающие ее вопросы сама себе, но быстро понимает всю бесполезность этого действия. Ей никогда не узнать, что творится у другого человека в голове. Был ли этот поцелуй чем-то большим, чем терапия? Будет ли его повторение? Что вообще дальше? Успокоительное — причина ее сна.
Паша, прибрав на столе, тоже принимает душ и ложится, только волосы не стал сушить, чтобы не разбудить маму. На столе брякает телефон, сигнализируя о входящем сообщении.
«Как мама?»
«Спит. Это правда, что ты ее поцеловал?»
«Правда. Ты против?»
«Нет. Только если сделаешь ей плохо, убью»
«Не сомневаюсь. Вечером заберу ее с работы, не теряй»
«У вас свидание?»
«Да. Спокойной»
«Спкнч»
Отложив телефон, Пашка берется за ручку и блокнот, старательно выводит буквы, зачеркивает, и снова пишет.
Меняются сезоны, года, календари,
Вся жизнь как на перроне, не жалуйся и жди.
Чужой толпы движенье, есть лишь сейчас и здесь,
Без лавочек и стульев, чтобы на миг присесть.
Зайти бы в нужный поезд, да в нем уехать вдаль,
Их тысячи. Как выбрать, чтобы потом не жаль?
Швырнув багаж на рельсы, шагнуть в пустой вагон,
Оставив где-то сзади в тумане тот перрон.
Пашка засыпает около полуночи, не вынув наушники.
Часы показывают три то ли ночи, то ли уже утра. Мирон не спит, ворочается в своей постели, в который раз думая о том, что она слишком большая для него одного. Он вспоминает прошедший день, проматывает снова и снова события, которые привели его к бессоннице — не первой, но вот так — никогда. Ему хочется написать Антону и спросить у него совета, но он не делает этого, так как друг уже давно спит, ведь сон — лучшее лекарство, да и не поможет сейчас никто, кроме него самого… И той, кто тоже давно спит.
***
Свете достаточно взглянуть на подругу, чтобы понять, что у нее что-то произошло. Она оставляет сотрудниц работать, а сама тянет Олесю в кухню, где уже гудит кофеварка.
— Ну?!
Олеся достает контейнер с пирожками, медленно садится и закрывает лицо руками. Не хочется ничего говорить. Молчит, слушая жужжание работающей техники, ищет в привычной обстановке «якорь». Ей нужно уцепиться за него, чтобы выплыть из состояния анабиоза, в котором пребывает все утро. И дело не только в таблетках. Просто женщина снова чувствует себя поломанной куклой, выброшенной на помойку. Только воспоминания о поцелуе не дают ей утонуть в собственных эмоциях.
— Если ты сейчас не начнешь рассказывать, я отправлю тебя домой, — предупреждает Света, когда ее терпение подходит к концу. — И позвоню Паше.
— Не надо, он в школе, не отвлекай его по пустякам.
Угроза действует. Принимая чашку кофе, Олеся подносит ее к носу, дышит. Запах напоминает ей о Мироне. Сюда бы еще нотку сигаретного дыма и его одеколона.
— Войтович, я тебя сейчас бить буду! Клещами надо из тебя вытягивать каждое слово! Так… Тогда я позвоню Полунину, он, чует мое сердце, точно в курсе…
— Нет! — вскрикивает. — Не звони ему!
Света прячет улыбку. Не время ей сейчас.
— Точно замешан. Я так и знала! Ну, рассказывай! Если он тебя обидел, во что я никогда не поверю, то будет иметь большие неприятности.
Олеся вздыхает.
— Не обидел… Он меня поцеловал, — краснеет. — И прогнал Сергея…
Теплова отпивает половину кружки, откусывает булочку с вареньем, жует, больше переваривая информацию, чем еду.
— Явился, значит. Вот урод… Нет, давно ему надо было ноги переломать, чтобы ходить больше не мог! А Мирон что?
— Что? — не понимает.
— Не бил?
— Обошлось… Пашка же еще был…
— Жаль, — протягивает подруга, допивая остатки кофе. — А поцелуй что?
Олеся снова закрывает лицо руками.
— Остановил мою истерику.
Светлана разбирает слова приглушенные пальцами, берет чашки и кладет их в раковину, подходит к подруге, обнимает со спины, опускает голову ей на макушку.
— Да, Бог с ней, с истерикой… Понравился?
Олеся прикрывает глаза и, не в силах ничего сказать, кивает, ударяется о подбородок Тепловой, зажмуривается и снова плачет.
— Чего ревешь опять, глупенькая? Только слепой может не заметить, что Полунин неровно к тебе дышит. Он, когда за тобой приезжал в последний раз, глаз не мог от тебя отвести.
Войтович перестает лить слезы, пытается кончиками пальцев поправить макияж, который с таким трудом накладывала дома. Весь труд коту под хвост.
— Думаешь, у него серьезно? — в голосе дрожь.
— Уверена.
— Но он же младше и богаче, и вообще… Зачем ему «разведенка с багажом»?
Света не выдерживает и отвешивает подруге легкий подзатыльник. Вынудила просто.
— Дура с комплексами! Вот увидишь, такой мужик быстро разгонит всех твоих тараканов. Он — взрослый человек, который понимает, что тебя не будет интересовать флирт и разовый секс. Хотя последнее, к слову, надо все же провернуть, чтобы быть уверенной, что он тебе подходит по всем параметрам.
— Светлана! — пунцовая.
— Ну, что я такого сказала? — невинное выражение лица. — В двадцать первом веке живем, между прочим. И девственницу из себя строить не надо. Сколько у тебя уже не было нормального «тесного» общения? Вот…
Олеся снова прячет лицо в ладонях. Ей стыдно признаваться в том, что требует тело. Пусть ей не двадцать, и гормоны не играют так, как с Сергеем в начале отношений, но хочется близости, хочется ласки и ощущения наполненности. Она может только представить, как это будет с Мироном, но порой ей даже достаточно лишь этих фантазий.
— Ладно. Это личное, поэтому сворачиваю тему, — Теплова не выдерживает, отнимает руки от лица подруги и вытирает влажной салфеткой тушь под глазами. — Похоже, все-таки придется умыться…
— Да, я сейчас. А потом примусь за работу.
— Верное решение. Люди сами себя стричь не будут, — Света невольно вспоминает неровную прическу Вики, грустно улыбается. — Я хочу сюда в следующие выходные привезти Никиту с сестрой, сможешь их подстричь? Не могу их доверить другому мастеру. Вика не любит прикосновений, сама себя… — не договаривает, машет руками, сглатывает комок в горле.
— Ох… Да, конечно. Я попробую… Мирон вчера предложил в качестве помощи организовать нам выезд в детский дом, чтобы приготовить детей к празднику. Если ты не против, конечно…