Волки (СИ) - Аввакумов Александр. Страница 55

— Источник рассказал, — коротко ответил я.

В кабинете вновь стало тихо. Вдовин встал из-за стола и подошел к распахнутому настежь окну. Он закрыл окно на шпингалет, а затем повернулся ко мне лицом.

— Виктор Николаевич, эта информация для меня не нова. Я уже слышал о том, что наш специальный отдел быстрого реагирования стал грешить этими делами, но это все было на уровне слухов и не более. Твоя же информация заставляет взглянуть на эту проблему совершенно по-другому. Я вот сейчас думаю, что мы с тобой, Виктор Николаевич, можем сделать? Организовать проверку не можем, это не наша с тобой компетенция. Ломиться в дверь руководства министерства тоже, считаю, глупо. Нас с тобой никто слушать не будет. Да и у нас с тобой, кроме этой информации, больше нет никаких фактов, изобличающих их. От нас в лучшем случае отмахнутся, а в худшем мы наживем с тобой такие головные боли, что сами будем не рады заваренной каше.

— Я не знаю, Анатолий Герасимович, что решите вы как начальник управления, но лично я считаю, что эту информацию необходимо тщательно проверить. У меня есть свои люди на Высокой горе, и я мог бы поручить проверку им. Если этот факт имел место, то они должны про него слышать. Через них мы сможем выйти на потерпевшего, а там уже — дело техники.

Вдовин снова встал из-за стола и открыл дверцу шкафа, достал спортивную сумку.

— Ну что, запретить тебе это делать я как начальник управления не могу. Ты вправе проверить информацию, которую тебе предоставил твой источник. Единственное, что я могу тебе посоветовать, пока не писать про все это и особо не афишировать эту информацию. Если подтвердится, напишешь, если нет, то на нет и суда нет.

Он взял сумку и направился к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Виктор, я всегда хотел поинтересоваться у тебя, ты имеешь дачу или нет? Все люди рвутся из города на природу, а ты почему-то нет.

— Нет у меня ни дачи, ни машины. Поэтому мне, в отличие от многих, рваться некуда.

— Понятно — ответил Вдовин. Тогда подстрахуй меня завтра, я бы хотел немного отдохнуть на даче, попариться в баньке. Ты же все равно никуда не едешь и остаешься в городе.

— Хорошо. Замкните дежурного по МВД на меня.

Я еще раз извинился, что оторвал у него время, и направился к себе в кабинет.

Резаный, недавно вернувшийся из Севастополя, где проходил лечение, проводил своеобразное заслушивание своих подчиненных. Слушая своих ближайших соратников, он все больше и больше приходил к выводу, что его временное отсутствие в Питере сильно сказалось на бизнесе.

— Слушай, Грек, как же ты так запустил все дела? Ты что, решил нас с ребятами по миру пустить в одних трусах?

Грек, остававшийся вместо Резаного после его ранения, беспомощно разводил руками.

— Чего ты разводишь руками? Ты же, насколько я знаю тебя, всегда хотел порулить большими делами, что же так плохо рулил? Большой бизнес — это бизнес, это тебе не ларьки трясти на рынках. Скажите спасибо, что я вовремя вернулся, а то бы нашли тебя где-нибудь на Фонтанке, со связанными руками и разодранным задом.

— Резаный, я все делал, как ты мне говорил. Я не отступил от твоих инструкций ни на один шаг, ни на миллиметр.

— Все правильно, Грек. Инструкции — это одно, а жизнь — это другое. Ты мне лучше скажи, почему ты не ответил до сих пор ударом на удар? Я имею в виду — за смерть Миронова и Лаврова. Ты наверняка забыл, чем мы были обязаны этим ребятам. Это они отжали у «Грязи» и передали нам с тобой завод. А ты взял и промолчал, тем самым показал, что мы слабее ребят Мартына? В Казани ребята до сих пор ждут твоего решения, а его от тебя так и не последовало.

Резаный сделал паузу и обвел взглядом присутствующих в офисе. Глубоко вздохнув, он продолжил:

— Скажи мне еще, Грек, может, ты проповедуешь христианство и считаешь, что если тебя ударили по одной щеке, то необходимо подставить и другую? А я во в отличие от тебя так не считаю. Удары, какими бы сильными они ни были, нужно держать, а если ты влез в драку, то надо драться, а не прятаться за спинами ребят. И тем более не подставлять щеку для второго удара, а отвечать ударом на удар. Вот только тогда тебя будут не только уважать, но и бояться. Силу уважают во всем мире.

Он взглянул на притихшего Грека, а затем перевел свой взгляд на сидевших за столом ребят, словно ища их одобрения. Однако все сидели молча, боясь высказаться.

— Короче, Грек. Поедешь в Казань и организуешь ответный удар. Там наверняка уже знают, кто замочил Миронова и Лаврова. Закатай их всех в асфальт, иначе я это сделаю с тобой. Ты понял меня, человек, живущий по инструкциям?

— Почему бы не понять? Все ясно, Резаный, — ответил Грек.

Он поднялся из-за стола. Вслед за ним стали подниматься и другие. Резаный повернулся к начальнику службы безопасности и сказал:

— Я сейчас я поеду в пароходство. Там, наверное, тоже забыли про меня. Нужно кое-кому напомнить о себе.

Через десять минут четыре машины отъехали от офиса и направились в пароходство.

Мне понадобилось два дня, чтобы выбрать время и съездить на Высокую Гору. Договорившись по телефону, я встретился с источником недалеко от поселка Усады. Филя, а вернее, Петр Филягин, был раньше довольно авторитетным человеком среди домушников и ранее судимых, проживавших на Высокой Горе, и мне приходилось несколько раз с ним пересекаться в различных ситуациях. Сейчас, после отбытия своего последнего срока, Филя решил завязать с воровской жизнью. Он сошелся с одной женщиной и стал понемногу втягиваться в нормальную жизнь.

Я попросил водителя остановиться у небольшой палатки, которая находилась метрах в десяти от дороги. В этой придорожной продуктовой палатке можно было купить практически все, от водки до конфет. Заметив сидящего за столиком Филю, я направился к нему. Мы поздоровались, словно старые друзья, и я подсел к нему за столик. Я внимательно посмотрел на его покрытое морщинами лицо и мысленно отметил, что он сильно сдал за эти годы.

Филю я знал уже лет десять, мне дважды приходилось его сажать за мелкие квартирные кражи. Узнав от участкового инспектора, что я хочу с ним встретиться, от предложенной встречи он не отказался.

Он жестом руки подозвал к себе продавщицу из палатки и заказал себе триста граммов водки и закуску. После того как он выпил граммов сто, мы приступили к разговору.

— Как живешь, Петр? — поинтересовался я у него. — Чем сейчас занимаешься? Щиплешь по-тихому или решил завязать?

Он посмотрел на меня и, словно задумавшись над моими словами, тихо заговорил:

— Думаю, что жил бы намного лучше, если бы вы мне, гражданин начальник, особо не мешали. Ну что за вопрос, чем может жить старый и больной вор, конечно, свободой. Вот видишь, пью водку и с грустью вспоминаю прошедшую в лагерях молодость. Что мне остается? Наслаждаться временной свободой.

— Ты просто философом стал под старость лет, Филя. Нужно было раньше думать о молодости, а не тогда, когда она у тебя безвозвратно прошла. Ты знаешь, у меня к тебе большое дело. Ты здесь человек авторитетный, много знаешь, вот и помоги мне хоть один раз в жизни. Насколько я знаю, к вам совсем недавно сюда приезжали наши бойцы — маски-шоу на стрелку с молодежью. Говорят, что стрелка закончилась стрельбой и что с вашей стороны якобы есть раненый паренек. Вот мне и нужно от тебя, Петя, чтобы ты мне помог найти этого парня, которого они подстрелили. Ты знаешь, мне очень нужен этот человек.

— Интересно получается, гражданин начальник. Сначала, вы меня нещадно прессовали все эти годы, а теперь, насколько я понял, предлагаете мне еще и поработать на вас? Вы меня наверняка с кем-то перепутали, гражданин начальник. Я с легавыми, как вы, не вожусь, у меня в отличие от многих ссученных другая порода. Это первое. Второе — откуда я могу это знать, сами посудите. Я вор, и дом мой — тюрьма. Сейчас, начальник, молодежь другая, у них уголовных авторитетов нет. Живут они без царя в голове и без понятий. Главное для них сейчас — только деньги. Это они потом, когда оказываются на нарах, начинают немного понимать, что, кроме денег, есть и другие, не менее важные для жизни понятия.