Красная улица (Повесть) - Кава Виктор Иванович. Страница 6

НАХОДКА

Утро выдалось туманное, будто осенью. Туман плотно залил долину, выбрался на гору, пополз по большаку, расстелил по нему пушистое одеяло. Спиридон постоял немного у края долины и пошел к большаку.

Вот натужно ревет длинный грузовик, хотя в его кузове немного груза, старательно прикрытого брезентом. Что там? Уж не снаряды ли? Должно быть, снаряды — у шофера лицо напряженное, рот сжат…

— Малчшик, что ты сдес делайт? — вдруг прозвучало прямо над ухом.

Вздрогнул всем телом, отскочил на шаг назад. На него подозрительно смотрел худой немец с автоматом.

От неожиданности язык как будто присох к небу. А немец ждет, глаза сверлят холодно Спиридона. К счастью, подоспели два трескучих мотоцикла и немец отвел глаза. Это помогло Спиридону собраться с мыслями и обрести дар речи:

— Да я… пастух… мои коровы пасутся в долине, — показал он кнутовищем.

— Век! [2] Чтобы ты не подходит больше дорога…

Спиридона будто ветром сдуло.

На следующий день от тумана и следа не осталось. Далеко, до самого горизонта, все видно. Спиридон громко накричал на свое маленькое стадо, изломал хворостину на рябой упитанной корове и пошел к большаку, шагах в пятидесяти от которого кустилась ива. Забрался в заросли и, достав нож, стал выбирать хворостину получше. А сам не столько к кусту приглядывался, сколько к большаку… Однако пора вылезать… Где бы еще поближе пристроиться? Ага, вот какой-то дед гонит свою корову к долине.

Поздоровались. Сели на горке. Дед оказался разговорчивым. Поболтал немного о давно минувших днях, потом рассказал Спиридону, как здесь недалеко, верстах в двенадцати, наши «дали немцам жару».

— Сказывают, шел немец тремя шелонами, и все три шелона угробили, — рассказывал дед.

— А поближе боя не было? — спросил Спиридон.

— Почему не было? Был. Вон там, за сосняком, видишь, сильно стреляли… Правда, недолго. — И вдруг испуганно посмотрел на Спиридона: — А ты никому не донесешь на глупого болтливого старика?..

— Ну что вы! — махнул рукой Спиридон. — За кого вы меня принимаете?.. Дедушка, посмотрите за моими коровами. Они смирные. А я на часок отлучусь… Нужно заячьего мыла нарвать.

— Беги, только не долго, — кивнул дед головой.

Не соврал дед, бой за сосняком был, но небольшой. Спиридон разочарованно бродил по мелким, наспех вырытым окопчикам, заглядывал под низенькие лапчатые сосенки. А он так надеялся найти или немецкий автомат, или нашу винтовку, или хотя бы гранату… Вот бы удивился и обрадовался Каспрук!.. Пора уже было возвращаться, но глаза все еще рыскали по земле. И не зря. Возле опрокинутой телеги в ямке Спиридон заметил — торчит что-то. Бросился туда и заморгал глазами. Там лежало что-то… непонятное… Толстый железный прут, рядом с ним — еще один и какие-то винтики, рычажки… а внизу на кружочках буквы. Вся вещь — почти вся — четырехугольная, Спиридон терялся в догадках — ни на какое оружие не похоже… Поднял — тяжеловата. Отнес ближе к долине и забросал бурьяном.

На второй день захватил с собой мешок и притащил эту штуковину домой. И сразу к соседу.

Каспрук был страшно усталым.

— Уже приступил к работе «на благо великой Германии», — сказал Павел Осипович. — Хлеб убираем. Меня даже бригадиром назначили. Не пожимай плечами. Так надо… Как там у тебя?

Спиридон хотел начать с рассказа деда, но сдержался. Сперва надо доложить о задании. Павел Осипович поначалу слушал невнимательно, почти дремал. Потом оживился.

— Неплохо… Глаз у тебя зоркий… Пригодится нам… Надеюсь, ты не торчал возле самого большака.

— Да нет! — горячо соврал Спиридон. — Мы с дедом разговаривали…

— Каким дедом?

Спиридон рассказал про деда.

— Вот бы людям об этом бое рассказать! Пусть знают, что и немцев бьют.

Павел Осипович посмотрел на Спиридона, о чем-то думая.

— Знаю я об этом бое… Ну, а как бы ты о нем рассказал, а?

— А очень просто! Расскажу одному дядьке, другому, можно в Торчин смотаться, на рынке поговорить с людьми…

— Знаешь, как это называется? — вдруг рассердился Павел Осипович. — Добровольно на шею накинуть петлю. Вот если бы через листовки — это дело. Слышал о листовках? Да еще если б машинка…

— Машинка? — переспросил Спиридон. — Подождите минутку. Может…

Выскочил, приволок свою находку.

Павел Осипович удивленно моргал глазами.

— Откуда она у тебя?

— Нашел.

— Где?

— Там… — Спиридон неопределенно махнул рукой. — Валялась. Думал — автомат. Вытащил — не похоже. Ломал, ломал голову…

Павел Осипович бросился разглядывать машинку, вертеть, крутить ее. Наконец заложил лист бумаги, начал медленно бить пальцами по буквам. На бумаге появились черные печатные слова.

— Здорово! — обрадовался Спиридон. — Давайте составим листовку и будем печатать Я быстренько разнесу…

— Нет, — решительно сказал Каспрук. — Рановато тебе за листовки браться… Ты пока что сыроват для подполья…

Спиридон понуро опустил голову.

«ХЛОПЦЫ, ВЫ ЖЕ УКРАИНЦЫ!..»

На поле было тихо и спокойно. Августовское солнце, будто уставши за лето обжигать землю, покрылось беловато-радужной поволокой. Желтели стерни, желтели перестоявшиеся нивы… Вон там, у самого села, машут косами с десяток мужчин, а позади них ходит полицай с винтовкой. А возле кустов, подступивших к ниве, две женщины, украдкой, пригнувшись, жнут рожь серпами и носят пучки в кусты… Вот такая нынче жатва…

Спиридон подошел к сосне, коснулся иголок. Что-то заставило его оглянуться. Прямо в глаза остро сверкнуло стекло автомашины. Грузовик вперевалку спускался с большака, свернул на узкий проселок, ведущий к сосняку. Спиридон удивился. Зачем он едет сюда?.. И не один, вон и второй вслед… Спиридон спрятался за сосенку…

В кузовах обеих машин впереди и сзади стояли мужчины с винтовками. Спиридон пригляделся: немцы и полицаи… А на дне кузова сидят люди. Тесно, скученно. Нет, они не сидят. Они… стоят на коленях… Белеют косынки, темнеют фуражки, выглядывают чубы. По телу Спиридона прошла дрожь. Куда их везут?..

Как только вторая машина притормозила, с кузова кто-то выпрыгнул в рожь. Кажется, девушка. Хрупкая, тоненькая… У Спиридона волосы зашевелились на голове. А девушка убегала, припадая на ногу, как подстреленная чайка, взмахивая руками, будто хотела взлететь в небо…

С машины спрыгнули трое. Не немцы — полицаи. Они бросились вслед за девушкой, стреляя на ходу. Девушка упала лицом вниз, раскинув обессиленные руки. Полицаи поволокли несчастную за ноги к машине и бросили, как мешок, в кузов.

Грузовики опять тронулись. Спиридон, не выпуская их из виду, бросился вслед. Он не хотел ничего этого видеть, все его существо протестовало против того, чтобы смотреть на то, что произойдет в лесу. Но какая-то неумолимая сила толкала Спиридона в спину.

Лег за кучей еловых веток, метрах в пятидесяти от остановившихся машин. И первое, что он заметил, — яма. Он никогда не видел такой большой ямы.

Из кабины переднего грузовика тяжело вылез тучный офицер. Остальные немцы построились в шеренгу. Полицаи стали сгонять людей с кузова.

Девушку, которая пыталась убежать, полицаи раскачали и бросили в яму. И начали всех остальных подталкивать поближе к яме.

Полицаи отошли шагов на двадцать. Ждали команды офицера. А тот неторопливо прикуривал толстую темно-коричневую сигару.

Спиридон не отрывал взгляда от лиц незнакомых ему обреченных людей.

Вон с краю старик с длинной седой бородой. Смотрит на белый свет с тихой печалью.

Горят ненавистью глаза у высокого мужчины в черном пиджаке. Скулы его окаменели от напряжения. А руки неспокойно шевелятся.

Ему бы сейчас хотя бы палку, он бы бросился с ней на врагов.

Испуганно глядит на немцев и полицаев совсем юная девушка в коротеньком, в синий горошек платьице. Наверно, никак не может поверить, что ее вот-вот лишат жизни…