Служанка (СИ) - Росси Делия. Страница 54

– Так и говорят? – хмыкнул Гойко. – Брешут, поди.

– Вот чтоб мне с места не сойти! – вскинулся парнишка. Он приложил руку к сердцу, подтверждая свою клятву, а потом посмотрел на Штефана, безошибочно определив в нем главного, и спросил: – А хотите, я вам короткую дорогу к площади покажу? Дадите полньера, и я вас дворами проведу.

Разносчик с надеждой уставился ему в глаза.

– А рыба твоя не протухнет? – усмехнулся Штефан.

Особого желания наблюдать за казнью не было, но и парнишку лишать честного заработка не хотелось.

– Дак я ж ее по дороге в лавку дана Варича пристрою, – ответил тот. – Вы не сомневайтесь, милостивый дан, не опоздаем. К самому началу казни поспеем.

– Что скажешь, командир? – в глазах Давора мелькнуло сомнение. – Нам оно нужно?

– Отчего ж и не посмотреть? – встрял Гойко. – Особливо, ежели убивица так хороша собой, как расписывают.

Штефан молча кивнул. Что ж, можно и посмотреть. Где ещё он всех горожан и городской совет разом увидит?

– Дам ньер, если к началу казни успеем, – пообещал он мальчишке, отметив, какой радостью сверкнули серые глаза.

– Не сомневайтесь, милостивый дан, – откликнулся разносчик и добавил: – Вы только не отставайте.

Гойко с Давором одновременно хмыкнули, а парнишка юркнул в ближайший переулок и махнул им рукой, призывая следовать за ним.

– Шустрый мальчонка, – одобрительно заметил Давор.

Штефан ничего не сказал, но чуть пришпорил коня и направил того на узкую улочку, террасами уходящую вверх.

Мальчишка не обманул. Тут было не так многолюдно. Они ехали вслед за своим провожатым, а тот легко бежал впереди, пристроив корзину на голове, и еще умудрялся напевать какую-то шуточную песенку. А потом разносчик оставил рыбу в одной из лавчонок, что располагались по обеим сторонам улицы, и припустил ещё быстрее.

– Уже немного осталось, – крикнул мальчишка, добежав до очередного поворота. – Тут до площади рукой подать!

Штефан и сам не знал, почему, но от этих слов сердце неожиданно дернулось и забилось сильнее.

– Ох ты ж, лишеньки! – послышался разочарованный голос мальчишки.

– Что там еще? – подъехав к нему, спросил Штефан и тут же увидел ответ на свой вопрос.

Посреди переулка застряла повозка, которую пытались сдвинуть с места двое дюжих мужиков. Они кричали, ругались, пыхтели, но старая арба, груженая камнями, только скрипела, но не поддавалась.

– Вот же дурни, – проворчал Давор. – Назад тащить нужно, а не вперед!

– Не успеем, – расстроенно пробормотал мальчишка. – Солнце уже садится, сейчас казнь начнется.

Штефан снова ощутил беспокойство. Что-то гнало его вперед, туда, на площадь, которая виднелась далеко впереди.

– Отойдите, – подъехав к вспотевшим от бесплодных усилий мужикам, велел он и спешился, кинув поводья мальчишке. А потом взобрался на повозку, спрыгнул с другой стороны и посмотрел на старого ишака, неподвижно застывшего в оглоблях. В темных глазах животины читалось полное безразличие к происходящему вокруг, а длинные уши уныло повисли. Казалось, ишак не ждал от жизни ничего хорошего.

– Дурные у тебя хозяева, – пробормотал Штефан, выпрягая его из телеги и привязывая к кованой загогулине над дверью одного из домов.

Ишак посмотрел на него с прежним безразличием и отвернулся. Штефан хмыкнул. Гордая скотина. Вроде, и не противится, но и пиетета особого не выказывает.

– Давор! – позвал он друга.

– Иду, командир, – откликнулся тот, и вскоре они вдвоем уже толкали скрежещущую повозку назад, туда, где проход между домами был не таким узким. А сердце все свербело, все гнало его туда, на площадь, где слышался гул толпы и отдельные громкие выкрики.

«Смерть убивице! – доносились высокие женские голоса. – Смерть злобной ведьме! – вторили им низкие мужские. – Смерть! Смерть!..».

Телега неохотно поддалась, пошла вперед, со скрежетом высвобождаясь из каменного захвата. А потом грохнула кирпичами и выкатилась на свободное пространство улицы.

– Благодарствуйте, милостивые даны! – обрадованно закричали мужики, но Штефан их уже не слушал. Он и сам не смог бы сказать, какая сила заставила его взлететь на подведенного мальчишкой коня и, не оглядываясь на спутников, припустить к площади. Его гнало вперед все усиливающееся беспокойство. И зверь тревожился, ворочался внутри. Не поймешь – то ли подгонял, то ли, напротив, недовольствовал.

Штефан на полном скаку вылетел из переулка, резко осадил коня и замер, вслушиваясь в громкий, усиленный магией голос дознавателя.

– Элиния Мария Скерци, убийца дана Креждена, твой час настал!

Штефан перевел взгляд на эшафот и почувствовал, как внутри все похолодело. Этого не может быть. Просто не может быть… Что она здесь делает? Маленькая фигурка, гордо вскинутая голова и взгляд… У него внутренности узлом свернулись, когда он этот взгляд увидел. Захотелось голыми руками всех разметать, пробиться к девчонке и разорвать грубые веревки, стягивающие ее тонкие кисти, укрыть полами своего плаща, защитить от жадных взглядов…

– Милостивый дан, пожалуйте плату, – раздался снизу звонкий голос, а дознаватель уже произносил скороговоркой постановление суда.

Штефан сунул руку в карман, не глядя, достал монету и кинул парнишке, а сам, не отрываясь, все смотрел на свою бывшую служанку.

– Вот те раз, что-то мне кажется, я эту девчонку уже где-то видел! – присвистнул остановившийся рядом Гойко.

– Не иначе, как в Белвиле, – задумчиво пробормотал подоспевший Давор. – Мне ещё глаза ее запомнились, синие такие, как вода в Вер-озере. Интересно, как она здесь оказалась? Да еще и под суд угодить успела?

Штефан слушал друзей и не слышал. Он прикидывал, как быстрее добраться до помоста. Народ стоял плотно, а до эшафота оставалось несколько эров. Не получится сохранить инкогнито. Уже не получится.

– Перед лицом Аэста я объявляю эту женщину виновной и отказавшейся признать свою вину, – усиленный магией голос дознавателя перекрыл шум толпы. – Пусть свершится правосудие!

Илинку подвели к колоде, и Штефан понял, что времени на раздумья больше нет. Времени ни на что больше нет. А сердце ныло, душу холодом выстуживая, рвалось к застывшей у плахи девчонке.

– Стойте! – громко выкрикнул он. – Остановите казнь!

Народ вокруг возмущенно зашумел, но Штефан приказал зверю проявиться, и люди испуганно замолчали и застыли, а потом отхлынули, освободив ему широкий проход до самого помоста.

– Кто вы такой и по какому праву посмели прервать казнь? – строго посмотрел на него нависший над девчонкой дознаватель, и его острое, бледное до синевы лицо стало похоже на фарфоровую маску.

– Я – новый владетель Кравера и господар Стобарда, – негромко сказал Штефан, но его услышали все, кто стоял рядом с помостом и даже те, кто находился на небольшом балконе для знати. Он увидел, как цепенеют лица наместника и его приближенных, как исказилась и пошла трещинами фарфоровая маска дознавателя, как дрогнул в руках палача топор.

Штефан мрачно усмехнулся. Что ж, значит, уже наслышаны.

На Илинку он старался не смотреть, боялся выдать свои эмоции, поэтому остановил взгляд на дознавателе.

– Лорд Крон? – имперец пытался выглядеть уверенным, но Штефан видел, что тот растерялся от неожиданности. – Рады приветствовать вас на приморских землях, – справившись с собой, с достоинством поклонился дан.

– В чем обвиняется эта девушка? – спросил Штефан, все так же не глядя на Илинку.

– В убийстве уважаемого горожанина, дана Эбенезиуса Креждена.

Дознаватель уже успел взять себя в руки и сейчас выглядел невозмутимым и холодным. Штефан отдал ему должное. Не всякому при встрече с арнами удавалось сохранить присутствие духа.

– Я хочу лично просмотреть ее дело, – сказал он.

– Простите, милорд, но это невозможно, – вежливо, но твердо ответил дознаватель. – Согласно законам империи, если осужденный стоит на эшафоте и приговор оглашен, отменить казнь не может ни наместник, ни даже сам император.