Князь Барбашев (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 59

И, понукая княжеского конька, Яким поспешил к показавшимся вдали Бережичам, предвкушая радость от встречи с родными.

Глава 17

Вот и окончен поход!

Разошлись по домам рати, распутица развезла дороги, и мысли что помещиков, что их крестьян уже вовсю были заняты предстоящей посевной, ведь война войной, а кушать хочется всем и, желательно, каждый день.

Вот только что Василий, что Сигизмунд, оба понимали, что война на этом не окончилась и мирный труд подданных вскоре прервётся чередой новых походов. Понимали, и готовились к этому.

Польский король, для начала, занялся эпистолярным жанром, рассылая в европейские столицы письма, в которых гордо сообщал, как тьмочисленные рати московита разбежались пред его грозным войском. Однако, кроме писем, из под руки короля вышли так же несколько указов о сборе чрезвычайных налогов и о созыве войска. Но, увы, мобилизационная способность Великого княжества Литовского была слабой, а паны саботировали королевские распоряжения, как только могли. И потому, королю пришлось полагаться больше на дипломатию, подыскивая союзника для борьбы с московским князем. Ибо в письмах можно сколь угодно много убить нападавших, вот только от того меньше их, увы, не станет, а воевать с ними придётся не на бумаге. Понимая это, король, через архиепископа, даже просил папу организовать крестовый поход на восток, впрочем, не сильно на это надеясь. Святой престол был больше озадачен растущей османской угрозой, чем делами на задворках Европы.

Отдельно повезли очередные 15000 злотых крымскому хану с просьбой порадеть за бедных литвинов. Недаром же хан, ещё в году так 1507 выдал свой ярлык, в котором жаловал своего вассала, великого князя литовского Сигизмунда, не только землями самого Великого Княжества Литовского, но и значительными территориями, принадлежащими русским, включая Новгород, Рязань, Псков, а также утраченными в русско-литовской войне 1500 - 1503 годов северскими землями. На что хан ответил, что порадеть, конечно, готов, однако веры крымцу в Вильно было мало.

Вспомнили было и о союзе с Ливонией, ведь как успешно воевали рыцари с отцом нынешнего князя московского, в Литве хорошо помнили. Но переговоры с ливонцами так и не состоялись. Ливонский магистр связываться с упёртым московитом не жаждал. Он хорошо помнил, как московский государь, не смотря на экономическую блокаду со стороны Ганзы и дипломатическую поддержку ордена Империей, Польшей и Литвой, упорно давил на него, требуя отказаться от всех союзов с последней. И додавил-таки, заставив подписать с ним договор о перемирии на 14 лет, разорвавший все былые союзы Ливонии и Литвы. Зато от всё расширяющейся торговли с богатым соседом в его, прямо скажем, нищую казну ныне потёк пусть небольшой, но стабильный денежный поток. И менять его на военное нестроение Вальтер фон Плеттенберг явно не желал, тем более что император Максимилиан теперь прямо говорил, что война Ливонского ордена с Русью ныне вредна интересам Империи. Да магистр и сам понимал, что в таком случае за московита может вступиться его союзник, датский король, а ведь датчане так и не оставили желания вернуть себе районы Харьюмаа и Вирумаа. Так что в этой стороне литвинам ныне не стоило и пытаться.

Да что Ливония, даже вассал польской короны, магистр Тевтонского ордена, вместо посылки полков лишь отписался, что собирается созвать ландтаг для решения вопроса о "помощи против московита".

Так что по всему выходило, что рассчитывать Вильно придётся только на свои довольно скромные силы, да крепость смоленских стен.

Впрочем, не почивали на лаврах и в Москве.

Не удавшийся поход ясно показал Василию III, что для взятия хорошо укреплённой крепости нужно значительно усилить осадную артиллерию. Да и военные действия лучше перенести на летнее время (всё ж таки летом легче находить корм многочисленным лошадям), а потому, едва вернувшись из похода, государь и боярская дума уже 17 марта приговорили, что второму походу быть.

И даже прознав о договоре Литвы с Крымом, лишь постановили предварительно оградить южные рубежи от вторжения крымских татар частью сил, но от главной цели похода отказываться и не подумали. Всё же окский рубеж пока воспринимался как надёжный щит. Зато ждали оружия и припасов, что должен был привезти кораблями в Ивангород датский посол Давид Кохран, что ежегодно приплывал на Русь, обеспечивая связь московского двора с копенгагенским.

Вновь через те же ливонские порты на Русь потянулись нанятые в Европе ландскнехты, а из Империи мастера пушечного дела. Многое надо было успеть за оставшееся время.

А пока во дворцах бушевали страсти, обсуждались возможные союзы и готовились военные походы, княжич Андрей был занят тем, что тешил своё естество, закатившись в гости к вдове Ульянии. А что? Грех? Ну так и война грех. Вон сколь много вопросов батюшка на исповеди назадавал, хорошо хоть Андрей, закоснелый в своём атеизме, мог честно врать, а то устал бы епитимьи отслуживать.

Потом были пиры в отцовом доме, на который часто захаживали и братья Шуморовские. Знакомство с ними было делом нужным для долгоиграющих андреевых планов, ведь вотчины князей лежали близ городка Мологи с её знаменитой ярмаркой. И пусть были они малы и не позволяли своим хозяевам жить на широкую ногу, зато захватывали волжский берег, а вот это было уже интересно. Нет, он помнил, что моложская ярмарка вскоре уступит своё первенство Макарьевской, но вот когда это случиться точно, хоть убей, вспомнить не мог. Впрочем, и без неё было много что предложить молодым князьям. То же льно- или овцеводство. Ведь чем больше знатных будет втянуто в товарно-денежные отношения, тем будет лучше для его же планов. Иначе найдутся среди князей, бояр да дьяков "добрые люди" - нашепчут, насоветуют государю и обрубят крылышки его детищу, так и не дав взлететь гордой птицей. А так, глядишь, и взгляды на некоторые вещи со временем меняться начнут. Не сразу, нет, конечно, и не у всех, но исподволь. А вода, как известно, камень точит.

В общем, невольное знакомство, начатое под Смоленском, Андреем уже начинало рассматриваться как удачное вложение в деловой проект. И без разницы, что существует он пока только на бумаге в виде таблиц и схем, непонятных непосвящённому. Всему придёт своё время.

А потом вернувшийся из Кремля Михаил озвучил для него приглашение от старца Вассиана посетить того в его обители. Отказываться Андрей даже и не подумал, не тот преподобный человек, чтоб ему встречу идти. Но мелькнула шалая мысль: а чего это старец хочет? Вроде всё главное о прошлый раз говорено-переговорено. Неужто что за зиму переиначилось? А может - стрельнула опасливая мыслишка - уже готово ему в монастыре подземное узилище, потому как решили церковники, что слишком княжич какой-то непонятен, а мысли, им озвученные, опасны да еретичны. Придёт, а его скрутят под белы рученьки, да на дыбу. И пытать будут: а не враг ли человеческий сии мысли ему внушил, дабы мутить люд православный. Да и в церковных рядах, по хорошему-то, смуты тоже никто не желал, даже Андрей, помнивший о результатах никоновской реформы. А потому здорово напрягся, ведь в чём в чём, а убеждать самого себя человек умеет, наверное, лучше всего. В узилище почему-то ну никак не хотелось, а если поволокут, то придётся вырываться с боем и кровью, и уж тогда из Руси ноги делать надо будет. И делать быстро, потому как бойню в монастыре ему не простят, не те ныне времена (и это ещё большой вопрос, удастся ли ему вообще оттуда уйти, коли что).

Однако хватать сразу по приходу его не стали, и это приободрило княжича. Молчаливый служка проводил в знакомую по прошлому визиту келью, где и состоялся у него долгий разговор за закрытыми дверями. Почти как в прошлый раз, вот только с одним изменением. Одним-то одним, зато каким!