Князь Барбашев (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 8

И не то чтобы такая работа была для Андрея в новинку. В бытность своей первой молодости, когда спрос на книги был большим, а книг было мало, он занимался уже подобной работой, переписав в тетрадку саббатиниевского капитана Блада вместе с рисунками, которые скопировал под копирку. Уж больно книжка ему понравилась, а была она в библиотеке всего в одном экземпляре и постоянно шла нарасхват.

Вот только работа с пером его удручала. Мало того, что писать им было несподручно, так ещё оно быстро приходило в негодность и приходилось заниматься очинкой новых, а эта работа была ещё та. Брак шкалил неимоверный, но, как говориться, назвался груздем...

Потому-то, ещё когда игумен дал ему урок переписать книгу, заговорил он с ним о книгопечатании (в тайне гордясь собой) и был буквально ошарашен, когда отец Иуавелий легко сознался в том, что покойный епископ Геннадий ещё в правление Ивана III задумывался над проблемой тиражирования книг. И даже взял на службу любекского печатника Варфоломея Готана. Все это было связано с просветительской деятельностью архиепископа Геннадия и его борьбой против ереси жидовствующих. Епископ осознавал, что книгопечатание оказало бы неоценимую помощь церкви в её борьбе с попытками вольнодумного толкования священных текстов. И вообще, на Руси уже назрела необходимость, во-первых, дать всей православной церкви единый текст церковных книг, переписывание которых от руки порождало многочисленные искажения и ошибки; во-вторых, удовлетворить резко повысившийся спрос на богослужебные книги и снабдить ими многочисленные церкви и монастыри, как уже существующие, так и впервые открываемые.

Но, увы, из хорошей затеи ничего не вышло. Нет, поначалу Готан даже пользу принёс, ибо, как писал в своём письме ревельский купчина Йохан фон Ункель, Варфоломей помогал греку Мануилу (тогдашнему послу государя Ивана III Мануилу Ралеву) вербовать корабелов, которые умеют строить галеры. Но вот потом на самой Руси попал он в путы новгородско-московских еретических кругов и стал не борцом с ересью, а её носителем. Это-то и послужило причиной его трагической кончины: бедняга по старинному новгородскому обычаю вплотную познакомился с Волховом. А вот у Церкви к книгопечатанию сложилось не совсем доброе отношение. Вроде бы и доброе начинание, но какую бы то ни было попытку книгопечатания силами 'еретиков'-иноземцев требовалось пресекать немедленно, дабы не смущать неправыми текстами православные души, ибо обжёгшись на молоке, дуют и на воду. А вот своих, кондовых так сказать, православных, способных начать благое дело, на Руси покамест не было.

Андрей тогда от игумена ушёл в сильном раздрае. Он-то считал себя знающим человеком и даже, в отличие от большинства сограждан, читал кое-что и про 'Анонимную типографию' и про печатника Марушу Нефедьева, но вот о Готане не знал ничего. А получилось, что этот чёртов немец умудрился настроить против своего дела не кого-нибудь, а церковных иерархов и это в то время, когда церковь на Руси значила очень многое. А потом мы удивляемся вывертам истории книгопечатания на Руси.

Например, странный побег Ивана Федорова с Петром Мстиславцем в Литву, которые сумели из Москвы увезти все оборудование типографии в страну главного внешнеполитического противника. И пусть книгопечатание в Москве с их отъездом не прервалось, но резко сдало обороты. Или попытки Петра I начать печатать светские книги в Голландии. То есть в русской культуре что-то очень мешало, сильно сопротивлялось как светскому книгопечатанию, так и книгопечатанию вообще.

Вот уж поистине задумаешься о роли личности в истории. А ведь епископ Геннадий, с его рвением и литературным кружком, мог очень сильно поспособствовать развитию книгопечатания на Руси.

А так пришлось ему, скрипя пером и зубами, поработать ксероксом, но на выходе отец Иуавелий остался доволен работой княжича, а сам он здорово набил руку в работе с пером. Обоюдная, так сказать, польза вышла.

Сама же монастырская библиотека его, прямо скажем, разочаровала. В ней, кроме священных книг и жизнеописаний чудотворцев, конечно попадались интересные вещи, но их было до обидного мало. Были ещё книги, написанные по-гречески, вот только языка этого Андрей не знал. Но хоть какую-то отдушину он нашёл. И не просто нашёл, а крепко задумался.

Вот не хватает сейчас на Руси беллетристики. Ни своей, ни забугорной. Отечественные произведения больше посвящены либо житиям святых, либо известным историческим лицам, жившим в определенное, точно указанное время, и считались поэтому 'полезными' - нужными с точки зрения религиозного культа или познания мира. А вот простое художественное произведение, в котором автор не делал никаких выводов, не сообщал точные сведения о великом человеке, да ещё и предоставлял самим читателям вынести приговор герою, считалось 'неполезной повестью' и, хоть прямо и не запрещалось, но и не приветствовалось, дабы не смущать души православные.

Потому-то русские грамотеи всё больше богоспасательную литературу и читали, но кто сказал, что это от излишней религиозности? А может всё дело в том, что другой то и нет практически. Может потому и захотел стать княжич монахом, что ничего другого не читывал?

А вот попадись ему 'Повесть об Акире Премудром' да 'Девгениево деяние', что нашёл Андрей в монастырской библиотеке, и которые, как монахи говорили, ещё со времён Киевской Руси остались, или совсем уж свежее, дьяка Курицына произведение 'Сказание ο Дракуле', может и о другом задумался мальчишка?

Кстати, с этим 'Сказание ο Дракуле' у Андрея вообще затык вышел. Беря ту книгу, он ещё думал, что она о чём-то другом, мало ли, имя схожее, но, прочитав первые строки: "Бысть в Мунтьянской земли греческыя вѣры христианинъ воевода именем Дракула" - понял, что нет, не ошибся и прочитал всю повесть запоем.

Он-то считал, что все эти сказки о Цепеше только европейцы тискали и вдруг на тебе - свежепереписанная книжица, да ещё и автор её недавно только помер. А переписали её по велению игумена (о том по секрету проболтался Андрею брат Мисаил, что помогал переписчику, ну там, перо подать, да свечу поменять), что только подняло авторитет отца Иуавелия в глазах княжича. Ещё бы - святой отец читает не только жития, но и не чурается "неполезных повестей". Он бы теперь не удивился, если б оказалось, что игумен один из тех безвестных героев русского просвещения, что несли новые веяния в патриархальную Русь. Ведь думать, что Возрождение, будоражащее нынешнюю Европу, стороной обошло её может только глупец, либо подлец. Идеи не задерживают границы - но они должны вызреть, слиться с традициями той земли, куда проникли и лишь тогда дадут благие всходы. А иначе могут принести не только хорошее, но и вредное. Вот Пётр I внес кучу идей, даже не попытавшись их адаптировать и что? Часть прижилась, часть умерла, но с той поры осталась на Руси какая-то двоякость в обществе и пренебрежение к идеям своих. "Что вы умничаете? Чай в Европе поумнее люди живут, а такого не придумали, а уж вы-то куда?" - так, или примерно так слышали в ответ тысячи человек, предлагавших свои изобретения государству. Уже Карамзин, в целом положительно оценивая реформы Петра, не смог не сожалеть о том, что Петр 'насиловал' русскую природу и резко ломал старый быт. Он так прямо и заявил: 'все русское было искоренено, мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России, а виною тому - Петр'. Ну и кому от этого стало лучше?

Так вот, задумавшись над этим, поймал он себя на мысли, что это шанс. Шанс начать хоть какой-то прогресс. Ввести в обиход баллады, написанные в его будущем, но подходящие к этому времени, что любил слушать и помнил наизусть со времён школьной юности. Переписать творение Лихоталь, которую запоем читал в детстве. А что? В этом времени его книга будет прорывом, тут ещё не сформировались литературные критики, что под лупой рассматривают каждое слово, нет государственной цензуры как таковой и народ не испорчен многочисленным бульварным чтивом. Церковь? Это да, эти могут и похерить всю идею на корню, но ведь и к ним подход можно найти, не все же там ретрограды (игумен, вон, уж точно сразу рубить не станет), надо только хорошенько постараться, да подход найти.