Ночь святого Кондратия (СИ) - Мышык Лев. Страница 16
Деньги еще оставались. Так что следующими под удар попали духи. Перенюхав половину лавки, Константа остановилась на розовом масле: и держится долго, и уходит по чуть-чуть. Зафира о низменных материях не беспокоилась, выбрав пузатенький флакончик с прелесть какой миленькой хрустальной розой-пробкой, чуть ли не большей самого флакончика.
Наполнив корзину сопровождающего (Константа по хозяйски одернула на нем ливрею), женщины решили отведать знаменитого бомонского мороженного. Все-таки бегали по лавкам почти день… Да и деньги пока что были.
За мороженным они зашли на увитую плющом и виноградом веранду. Зафира улыбнулась: еще здесь была дикая роза, точь-точь как у нее на духах.
Подскочила девочка с вопросом, что подать. Так что мороженным не ограничились: начали с пирожков с зайчатиной, заказав пяток и для парня с корзиной. Перешли к луковому супу с маленькими сухарикам в ногок Зафиры величиной. Затем ели жареный картофель в сметанном соусе с укропом и петрушкой. Потом еще попробовали “бусинки” с вишней — маленькие вареники. И еще икры — совсем чуть-чуть. Не от жадности, а просто уже некуда было.
Запивали же все это холодным березовым квасом из легендарного “потеющего” кувшина. И когда, наконец, подали мороженное — в виде той самой городской стены — девушки смогли только лизать стену. Как те Песчаные.
Носильщик с удовольствием прибрал все, чем с ним поделились женщины, чтобы не лопнуть. Всю обратную дорогу Зафира вздыхала, что теперь она толстая, как те ослики. И в новое платье не влезет.
— Чего? — удивился Юрий, встретивший их на нижней ступеньке винтовой лестницы, отчего показавшийся еще выше, стройнее и красивее.
Девушки согласно вздохнули:
— Ну… Растолстеем.
— Лучшее лекарство от ожирения — хорошая прогулка в приятной компании, — хмыкнул наскучавшийся взаперти Дьявол.
— Но нам же надо переодеться!
— Умыться!
— Волосы уложить!
— Ага, и расчесать.
— Сначала расчесать, потом уложить!
Юрий замахал руками:
— Ладно, ладно, я уже все понял.
Посмотрел на стрелки напольных часов украшающих холл:
— Вот если вы через полчаса…
— Час! — твердо сказала Зафира.
Юрий пожал плечами:
— Танец огней начнется через три четверти часа. И ждать нас не будет.
Константа томно потянулась:
— А может, его из окна видно? Сверху даже лучше, чем из толпы шеи тянуть.
— Э! Тут кто-то похудеть хотел!
— Госпожа хотела.
— Вот мы с ней вдвоем и пойдем.
Константа аж ноздри раздула:
— Госпоже без камеристки на людях появляться не по чину! Она же порядочная девушка, а не какая-нибудь там!
Зафира собралась возразить — но не осмелилась. Действительно, если их увидят знакомые? Нет, можно бы накидкой голову прикрыть. Но тогда ее красоту никто не оценит!
— Так! — решительно сказала баронская дочь. — Бегом собираться!
Юрий понимающе вздохнул и отвернулся разглядывать часы.
А там ой как было на что поглядеть! Механизм заключался в шкафу, величиной в добрую четверть холла. Полированое дерево в несколько ярусов украшали резные фигурки, изображавшие некие сцены — Дьявол не понимал, какие, но старался неведения своего не показать и рассматривал искусную резьбу с видом знатока.
Тут часы издали громкий щелчок, и некоторые из фигурок даже плавно задвигались, в такт полившейся музыке. Зафира сразу узнала бы менуэт, но Юрий в местных танцах не разбирался. Несколько выше полочек с фигурками сиял круглый кованый циферблат, начищенный до блеска. Стрелок на циферблате было целых шесть. Как и кругов с цифрами, картинками, прорезными окошечками, в которых мелькали все те же фигурки. Насколько Юрию удалось разобрать по нарисованным солнцу и луне, самая толстая стрелка отсчитывала годы. Стрелка чуть потоньше — сезоны. Зиму, осень, весну, лето — каждый сезон изображала аллегория, тут Юрий не ошибся. Зиму представлял бородатый дед с дубиной, весну — его, судя по росту и тонкости фигуры, внучка. Зато лето — дочерна загорелый здоровяк в набедренной повязке, с косой в одной руке и лейкой в другой — четко давал понять, в каких занятиях сей сезон проходит. Осень же — внушительная, словно Константа, с такими же каштановыми волосами — считала цыплят, а из ее корзины торчал ананас, арбуз, пятачок поросенка, рябиновая гроздь величиной с хороший веник.
Третья стрелка — вытянутый ромбик с окошком посередине — показывала месяцы. В окошке Юрий увидел полную луну, что точно соответствовало увиденному вчерашней ночью. Четвертая и пятая стрелки показывали часы с минутами, и тут Юрий уже ничего непривычного не заметил.
От циферблата вниз, до самого пола, за стеклом, важно ходил здоровенный маятник. А вот зачем дверца выше циферблата, среди резных дубовых листьев, опять же раскрашенных гроздей — на этот раз виноградных — голубеньких колокольчиков, Юрий пока не понял.
Его неведение продлилось недолго: минутная стрелка подошла к очередной четверти часа, дверца отхлопнулась, и оттуда выскочила кукушка. Только не куковала, а смешно прыгала туда-сюда, пока часы гулко и важно отбивали время.
Словом, заскучать Юрий не успел. Казалось бы, только начал часы разглядывать — а на винтовой лестнице уже стоят девушки. Облегающее платье плотного голубого шелка делало Зафиру выше и здорово подходило как к Лазурным апартаментам, так и к ясным глазам девушки. Рукава расширялись у локтя, ниспадая к ногам парой стягов. Узенькие, снежно белые нижние рукава доходили до середины ладони, на запястье перехватываясь массивными браслетами. По бедрам до подола шли два разреза, из которых волной выплескивалась молочное кружево. Внушительная грудь была прикрыта вставкой из белого же табина. На платье не было ни единого украшения — зато у обеих ушах Зафиры красовались витые ажурные золотые ромбы, проросшие искорками опалов, хрусталя, сапфиров (в цвет глаз же), даже альмандинов — насколько мог различить ошеломленный Юрий. При каждом шаге, при каждом движении девушки от серег летели искры. В просто зачесанных волосах гордо сиял новый черепаховый гребень в синих камушках.
Выдохнув, Юрий перевел взгляд на камеристку. Видимо, та надела туфли на высоком каблуке, потому что смотрелась лишь чуточку ниже Зафиры. И на Константе все было разных оттенков красного. А еще никаких вставок на груди Константа не признавала, так что отравление слюной было обеспечено любому мужчине, просто посмотревшему в ее сторону. Пышные открытые плечи, высокую шею подчеркивала треугольная гривна, вся в зеленых каменьях.
Половина волос, закрученная в узел, была сколота гребнем на темени; шпильки наверняка были, но Юрий их не видел. Вторая половина волос спускалась двумя прядями вдоль висков, а третьей волной — по спине, ниже талии.
Походка, гордая посадка головы, глаза и губы делали из Константы богиню осени — только не служанку!
Только тут Юрий спохватился, что, продав ослов с конем, себе он ничего пристойного из одежды так и не купил. Не говоря уж об этой долбаной лютне!
С другой стороны, на нем-то мужская одежда сидела как положено. Да и при таких спутницах никому дела не будет, во что он сам одет — только успевай ухажеров отваживать… Дьявол привычно потеребил кисточку хвоста.
— Так мы идем? — ангельским голоском осведомилась Зафира.
Обалдевший Юрий только кивнул. Красавицы подхватили его под локти и почти понесли наружу.
— Так, — Юрий уверенно свернул налево. — Нам к мосту, а от него вдоль по набережной. Огни над водой пускать будут.
Шли без особой спешки, так что к мигу выхода на реку танец огней уже вовсю полыхал. Над водой взлетали огненные змеи, завиваясь спиралями, с шипением уходили в собственные отражения; толчея мелких волн дробила и рассыпала разноцветные огоньки. Толпа на мосту и на набережной восторженным аханием приветствовала каждую вспышку или фигуру.
От моста в общем потоке людей двинулись по набережной — вполне основательной, с каменным бортиком, на котором вольготно чувствовали себя мальчишки и продавцы всякой всячины. Завидев цветочника, Юрий тоже блеснул вкусом, купив Зафире веник белых роз — продавец заверил, что без шипов, но баронская дочь мигом нашла, о что занозить пальцы. Константе достались громадные рыжие герберы, величиной с хороший подсолнух, на стеблях-дубинках. И она почти сразу же обломала один о карманника. Несмотря на это, прогулкой все остались довольны: чисто выметенная к празднику булыжная мостовая не пачкала длинные подолы, а каблучки не проваливались в хорошо заделанные швы. Публика вокруг текла чистая, нарядная, благожелательная — все-таки Бомон был сытым и богатым городом.