Круг Девятирога - Городов Владимир. Страница 18
Пришлось объяснить более доходчиво.
– А-а… С-сразу бы так сказал. Вон там, во дворе, – махнул он рукой на заднюю дверь. – Как выйдешь, направо… или налево ли…
На улице почти стемнело. Я обшарил весь двор, но не нашёл ничего похожего на то небольшое строение, которое искал. По-видимому, слова Арри следовало понимать буквально: вышел и… хоть направо, хоть налево.
Когда я возвращался назад, дверь передо мной распахнулась. В ней, занимая атлетической фигурой весь проём и загораживая мне проход, стоял тот самый полудюженник.
– Ну вот и встретились, Четыреста Двадцать Первый, – насмешливо произнёс он, глядя мне в глаза. – Недолго же ты скрывался!
Тотчас откуда-то с боков, словно материализовавшись из сумрака, вышли и стали чуть позади меня ещё два человека, по комплекции не уступающие первому.
– Кто вы такие? – спросил я, примериваясь, как бы лучше с ними справиться и с кого начать.
– Не корчи из себя идиота большего, чем ты есть на самом деле! И расслабься: у тебя такой игрушки нет. – При этих словах все трое отработанным молниеносным движением выхватили и наставили на меня… пистолеты. – Свяжи его, Четыреста Тринадцатый!
Вряд ли кто-нибудь сможет попенять мне на то, что я не сопротивлялся. Три ствола в упор, да ещё в руках людей, которые, судя по всему, умеют обращаться с оружием, не оставляли ни малейшего шанса. А ещё к этому можно добавить и ту оторопь, которая меня взяла при виде невесть откуда взявшегося здесь, в дремучем средневековье, среди алебард и арбалетов, огнестрельного оружия. Пока Четыреста Тринадцатый – судя по «имени», тоже бывший мой сослуживец – скручивал мне за спиной руки, я мысленно пролистал «Энциклопедию стрелкового оружия»: предъявленные мне пистолеты в ней не значились, хотя внешне очень напоминали итальянскую «beretta 92 SBS special».
– Завязать ему глаза, Четыреста Двадцать Третий? – спросил Четыреста Тринадцатый.
– А какой смысл? Он не хуже тебя дорогу знает! – ответил тот.
– По Предписанию положено!
– Ну раз положено, так завязывай. Слышь, Четыреста Двадцать Первый, может, уважишь бывших соратников, сразу, без допроса скажешь, где Камень Ол? И нам хорошо, и тебе не мучиться.
– Я ничего не знаю ни о каком камне, – ответил я и тут же получил удар в лицо.
– А сейчас? Не вспоминается?
– Я ничего не знаю…
– Да брось ты время терять, – сказал один из Неутомимых. – Будто Четыреста Двадцать Первого не знаешь: если что себе в башку втемяшил… Пускай им спецы займутся.
Мне завязали глаза и куда-то повели. Я запоминал дорогу: считал шаги и отмечал повороты. Минут десять мы шли по городским улицам, после чего остановились, и я услышал стук, по-видимому, условный: тук, тук-тук-тук, тук.
– Кого Оба послали? – раздался равнодушный вопрос.
– Тех, кто бережёт вместе с ними, – ответил Четыреста Двадцать Третий. – Отворяй живее!
Меня завели в дом, потом заставили спуститься довольно глубоко вниз по железной винтовой лестнице. Затем, судя по ощущаемой сырости и звонкому эху шагов, мы долго шли по тоннелю, который окончился ведущей вверх каменной лестницей. Поднявшись по ней, все остановились. Загремели засовы.
– Кого ведёте? – спросил новый голос.
– Не твоё дело! Заткнись и открывай камеру!
Меня куда-то впихнули. Сзади громыхнула, закрываясь, дверь. С трудом освободившись от профессионально завязанных пут, я снял с глаз повязку, но всё равно ничего не увидел: тьма стояла кромешнейшая. Крохотная, менее чем в размах рук, квадратная камера. Под руками прощупывались лишь гладкий камень без единого шва да массивная железная дверь с большими заклёпками. Деться некуда, помощи ждать не от кого. Оставалось только ждать и размышлять о новом сюрпризе, который мне подбросило очередное тело. Итак, Четыреста Двадцать Первый спёр у своих бывших сослуживцев какую-то драгоценность, а расплачиваться за это должен… отгадайте с трёх раз, кто?
Тюрьма в Суонаре, 18 кумината 8855 года
– Это очень странно… Очень странно, господин атак-гроссер, но он в самом деле ничего не помнит! – Человек в синем комбинезоне отлеплял от моего тела какие-то датчики, которые перед допросом наклеил во всевозможных местах. – На слова «Камень Ол» не возникает абсолютно никаких ассоциаций, как будто он слышит о нём впервые. И вообще, чёткие воспоминания ограничиваются лишь последним месяцем, а дальше идёт полнейший бред: он представляет себя каким-то хилым уродом. Скорее всего, нервный срыв на почве «ломки», последствия нейроперекоммутации. Фантомные воспоминания, подавившие реальные. Все нормальные люди мечтают стать здоровыми и сильными, а этот…
Говоривший нимало не заботился тем, что я его слышу. Доклад его предназначался кому-то, кто стоял за креслом, в котором меня намертво зафиксировали хитроумными зажимами. Перед допросом довольно бойкий старичок с бегающими глазками вкатил мне в вену инъекцию какой-то розовой жидкости, после чего я впал в состояние полупрострации.
«Так вот он… – медленно, спотыкаясь и качаясь, плыли мысли в голове, – секрет Неутомимых… В одном слове… „Нейропе…рекоммута…ция“. Меняют в мозге… зону усталости и зону удовольствия – и готов… культурист-фанатик… Чертовски, поди… сложная операция…»
Тот, кого назвали атак-гроссером, – высокий сухопарый блондин, облачённый в парадный малиновый мундир с обилием золотого шитья – прошёлся, стал напротив кресла, и его худое холёное лицо скривила недовольная гримаса. Он взглянул на меня как на что-то мерзкое, на что приходится смотреть исключительно по долгу службы. Моё внимание привлек сверкнувший серебром в электрическом свете ноготь на большом пальце его правой руки.
– Досадно! Император будет в гневе, – произнес он и повернулся, намереваясь уйти.
– Господин атак-гроссер! – поспешил окликнуть его человек в комбинезоне.
– Что ещё? – вопросительно приподнял бровь тот.
– А с этим… Что прикажете?
– Больше не потребуется, – несмотря на будничность этих слов, я понял, что они означают смертный приговор. Настроение от этого у меня не улучшилось. За несколько проведённых здесь часов я убедился, что местные тюремщики – экстрапрофессионалы. Не то что убежать – лишнего движения сделать невозможно: не помогают ни большая физическая сила, ни боевые искусства.
– Господин атак-гроссер, осмелюсь доложить! – раздался за моей спиной голос кого-то третьего.
– Что ещё?
– Осмелюсь доложить, – повторил тот же голос, – что у нас некомплект «тушканчиков».
– Ты же докладывал, что их семеро?
– Так точно! Но…
– Что значит «но»?! – вскипел офицер.
– «Тушканчик» номер четыре – почти старик. На охоте он не протянет и часа. А этот – из Неутомимых, имеет боевую подготовку…
Атак-гроссер окинул меня оценивающим взглядом, кивнул своим мыслям и коротко бросил:
– В «зверинец»!
По гулким, не имеющим окон сводчатым коридорам трое Неутомимых вели меня в «зверинец»: один впереди, двое, с короткими автоматами наизготовку, на несколько шагов сзади. Конструкция оружия была мне незнакома, но по внешнему виду оно очень напоминало израильские «узи». Тому, что на планете есть и автоматическое оружие, я уже не удивился. Да и не то состояние, чтобы удивляться: кандалы, звенящие на руках и ногах, мешали идти, от воздействия наркотика во всех мышцах ощущалась невероятная слабость, перед глазами всё плыло.
– Стоять! – раздалась команда. Передний конвойный отомкнул металлическую дверь камеры и крикнул внутрь:
– Номер четыре, выходи!
Из камеры понуро, держа руки за головой, вышел худой мужчина преклонных лет, почти старик. Охранник схватил его за плечо и отпихнул в сторону.
– Заходи! – обратился он ко мне. – Теперь номер четыре – это ты!
В тесной камере, так же, как и коридор, не имеющей окон, освещённой лишь тусклым, забранным в частую решётку электрическим светильником, кроме меня находились ещё шесть человек, одетые в одинаковые серые штаны и куртки: три мужчины, две молодые женщины и одно бепо.