Леонид Леонов: подельник эпохи - Прилепин Захар. Страница 20

27 сентября 1919 года корабли «союзников» ушли с рейда Архангельска. Всего в период с лета по осень 1919 года Архангельск покинули 39 285 иностранных солдат и 3047 офицеров. В это же время за границу уехали 6535 жителей Севера.

Тогда состоялся разговор Максима Леоновича с сыном.

Леонид Леонов много лет спустя пересказывал своей дочери Наталии смысл той печальной беседы.

– Как жить? Что делать? – спросил отец. – Поедем, сын?

– Кто нас там ждет? – ответил Леонид. – Никто! А нищенствовать можно и здесь…

Мы позволим себе несколько усомниться в этой истории: осенью Леонов не мог уехать – он был кадровым военным.

Руководство Северной армией еще надеялось на чудесное изменение ситуации, например, на соединение с частями Колчака.

В Архангельске вновь было объявлено военное положение. На перекрестках города были установлены пулеметы, расчетам было приказано в случае выступления рабочих стрелять.

В городе теперь уже новая власть начала экспроприировать имущество провинившихся или неблагонадежных лиц.

В преддверии готовящегося по всему фронту наступления проводится новый срочный призыв и реорганизация частей.

Приказом № 462 от 27 декабря 1919 года прапорщик Леонид Леонов переведен в Четвертый Северный полк.

Вскоре он в рядах только что сформированного пополнения отправляется в расположение полка.

Исход

Леонов никогда позже не проявлял признаков некой душевной экзальтации, и у нас нет оснований предполагать, что в те дни он, видя все происходящее, мог верить в победу Белой армии.

Изголодавший, растерянный Север, каждый десятый житель которого за полтора года оккупации был пропущен «союзниками» и новой властью через концентрационные лагеря, находился словно в полубреду.

Антибольшевистская пропаганда выглядела топорно и грубо.

В Красную гвардию забрасывалось почти то же самое:

Не располагала к новой власти и правоэсеровская ориентация Леоновых. Развеялись надежды леоновского круга на объединение всех разумных и деятельных сил новой России: на смену большевистской диктатуре пришла диктатура антибольшевистская.

Но деваться некуда: британский полушубок, на шапке Андреевский крест, сделанный из жести, между плечом и локтем углом вверх черная тесьма шириной 1/4 вершка, обозначающая прапорщика, шашка на боку, – вот вам Леонов в январе 1920 года.

Четвертый Северный полк располагался на Северо-Двинском направлении в районе реки Шипилиха.

Ни о каком наступлении белогвардейских частей, конечно же, и речи не шло. Связь между соседними полками была не отлажена, а настроения царили такие, что вообще было не ясно, чем держится фронт.

Как приговоренная к неведомому, Белая армия Севера дожидалась своей участи.

Четвертому Северному полку, в составе которого находился Леонид Леонов, ждать долго не пришлось: 5 февраля началась массированная бомбардировка их месторасположения. Как гласят документы, полк отступил к деревне Звоз, а затем еще на две версты к северу. В ходе отступления всякое управление полком было стремительно потеряно.

Подетально историю разгрома полка выяснить уже не удастся. В Российском государственном военном архиве сохранилась документация по всем 14 стрелковым полкам Северной армии, кроме одного – Четвертого! И есть основания предполагать, что эта случившаяся еще в советские времена потеря не случайна.

Солдат и офицеров разбитых белогвардейских частей, Четвертого полка и соседних с ним подразделений, видели в деревне Емецкое, где располагался штаб командующего войсками Двинского района. Местные жители вспоминали, что в стане белых был полный переполох: зима – на пароходе не уедешь, только на лошадях или пешком, а красные неподалеку, наступают, они уже близко. Кто-то находил себе подводы, кто-то скрывался чуть ли не бегом.

К середине февраля весь Северный фронт был разорван и смят.

Когда до Архангельска Красной армии оставалось еще более ста километров пути, никакого фронта уже не было: в бывших белогвардейских частях шло братание с красными, повсюду бродили тысячи дезертиров – армия попросту развалилась сама по себе.

19 февраля в Архангельске началась погрузка белогвардейских частей – на ледокол «Минин» и военную яхту «Ярославна». В очереди стояли штабные, судебные ведомства, лазареты, офицеры, солдаты, их несчастные семьи. Генерал Миллер чуть ли не в те же дни хотел еще съездить на фронт, его еле отговорили, потому что ехать было воистину некуда. Миллер официально передал власть в городе рабочему исполкому.

Погрузка шла всю ночь 19-го. Несли раненых, офицеры озирались: по городу и чуть ли не по пристани бродили толпы рабочих и матросов с красными флагами, тут и там возникали митинги.

21 февраля части Красной армии вступили в Архангельск. Леонид Леонов уже был в городе.

Еще чуть-чуть, и судьба одного из самых главных советских писателей повернула бы в противоположную сторону, хотя «прапорщик Четвертого Стрелкового полка Белой армии Севера Леонид Леонов» по-прежнему звучит столь же дико, как, к примеру, «комиссар N-ского полка Дмитрий Мережковский».

Ныне Леонида Леонова и представить невозможно в эмиграции, издающегося, скажем, в парижских «Современных записках» наряду с его ровесником Владимиром Набоковым. Но отделял Леонова от такого варианта судьбы один малый шаг: нужно было всего лишь ступить на трап.

Глава третья

Фронт. Красноармейские газеты. Возвращение в Москву

«Едет-едет из Архангельска, едет смелый коммунар…»

Через три дня после взятия города, 23 февраля 1920 года, Леоновы, согласно приказу Временного Комитета, явились на регистрацию бывших белых офицеров и военных чиновников. Девятнадцатилетнего Леонида отпустили, а Максим Леонов в тот же день был арестован комиссией при ВЧК под руководством некоего Кедрова. С вполне обоснованной формулировкой: «за контрреволюционную деятельность».

Однако новая власть на первых порах показалась куда более мягкой, чем предшествующая.

Когда Максима Леоновича забирали, Леонид попросил чекистов взять и его, чтобы не оставлять отца одного.

«Пожалуйста, пожалуйста!» – ответили Леониду благодушные чекисты.

Впрочем, в тот же вечер его отправили домой: чего место в камере занимать.

После того как рабочие типографии, где печатался «Северный день», пришли и устроили возле ЧК митинг не митинг, пикет не пикет, а скорее спонтанное волеизъявление на тему «Освободите нашего дорогого Максима Леоновича, он очень добрый и отзывчивый человек!», Леонова-старшего выпустили.

Газету тем не менее закрыли, и, помыкавшись месяц, отец и сын Леоновы с горем пополам стали выискивать новые возможности для выживания.

В то время в Архангельске как раз открылось губернское отделение РОСТА.

Руководил им, само собою, настоящий большевик Иван Боговой, а помогал ему журналист и литератор Александр Зуев, двадцати четырех лет. Человек любопытной биографии: бывший прапорщик царской армии, в 1917 году на Западном фронте он был избран председателем полкового революционного комитета. В 1918-м вернулся в Архангельск и здесь стал секретарем «Известий Архангельского Совдепа». «Союзники» Зуева задержали как явно неблагонадежного и отправили на «остров смерти» Мудьюг в Белом море.