Дискета мертвого генерала - Горшков Валерий Сергеевич. Страница 46
Я не смог отказать себе в удовольствии простоять под тугими струями воды целых пятнадцать минут. До тех пор, пока штора не отдернулась и не показалось милое личико брюнетки. Она, бьюсь об заклад, не только с врачебным интересом осмотрела мое мокрое тело, несколько раз провела по нему рукой в требующих дезинфекции, йода и пластыря местах, а потом сказала:
– Вытирайтесь и ложитесь, – а сама подошла к стеклянному шкафчику со всевозможными пузырьками, открыла его и задумалась, какой бы такой штуковиной намазать этого здорового мужика?
Я тем временем обтерся, обмотал широкое полотенце вокруг бедер и, покинув душ, улегся спиной вверх на обтянутую полиэтиленом белую кушетку. Начинающие подсыхать ссадины стали отвратительно чесаться…
Спустя полчаса, весь с головы до ног обмазанный и обклеенный бактерицидным пластырем, одетый в новые, но ужасно «лоховские» рубашку, костюм и ботинки, которые следовало заменить в первом же приличном магазине, я сидел за столиком в некоем подобии кафе, где, как я понял, набивали свою утробу местные «омоновцы». Мне принесли горячий борщ, чуть подогретый люля-кебаб с рисом и красным соусом, и две банки холодного пива «Бавария». Совсем неплохо, если учесть пятнадцать часов без еды и отдыха. Я не спеша поел, выпил пиво, сразу почувствовав блаженную негу во всем организме, затем накоротке переговорил с Олегом – «полковником», который напомнил, что моя белая «восьмерка» со старым другом Колесником за баранкой ждут за высоким металлическим забором его опорной базы номер четырнадцать, чтобы незамедлительно отвезти в гостиницу.
– Не напрягайся, – отказался я от гостиничных апартаментов. – Как только доберусь до машины – сразу уеду из этой гребаной Западной Украины. Не понравилось мне ваше национальное гостеприимство.
– Как хочешь, – пожал плечами Олег. – Приказание Персикова. Номер в гостинице «Турист» на твое имя уже оплачен. Хочешь – едь, хочешь – нет. Мне до фени. Пойдем, провожу до ворот…
Мы вышли из здания и направились к въездным воротам. Я в последний раз окинул взглядом территорию, так замечательно меня приютившую в последние сутки, и, с превеликим удовольствием толкнув плечом одного из стоящих в узком проходе КПП боевиков, вышел наружу.
И сразу увидел Колесника. Он вмялся в водительское сиденье «Жигулей» и дремал, даже не шелохнувшись, когда я очень тихо открыл соседнюю дверцу и сел. У этого гуцула был замечательный сон. По крайней мере последние двое суток я не мог похвастать тем же. Пришлось сильно шлепнуть его ладонью по плечу. Колесник вздрогнул, широко, как пучеглазая жаба, открыл глаза, подпрыгнул и достал головой до крыши. Потом все-таки сообразил посмотреть направо.
– У-у, черт, напугал… – сказал он таким тоном, которым обычно поминают нечистого и сразу же крестятся. – Так и заикой можно остаться.
– Документы, – я протянул руку.
Колесник непонимающе поморгал, вероятно, еще не до конца проснувшись, затем сообразил, что от него требуется, и полез в карман.
Когда техпаспорт на «восьмерку» и мой собственный – «серпасто-молоткастый» – перекочевали в мой карман, я коротко бросил: «Вылезай!», и первым вышел из машины. Мы поменялись местами, я повернул в замке зажигания ключ и завел мотор.
– Довезу тебя до города, если скажешь, как туда ехать.
– Э-э, да тебя что, в спальном мешке сюда везли, друг?! – рассмеялся он, но, заметив на моем лице маску крайнего презрения к своей драгоценной персоне, быстро замолчал.
– Сто тридцать километров до Львова, – он пожал плечами. – Прямо и налево. Долго налево. Там кругом указатели!
Когда мы уже мчались по шоссе, я попросил у него сигарету.
– Персиков снял на мое имя номер в «Туристе».
– Ну и что?
– Мне он не нужен, – я надавил на кнопку прикуривателя. До Колесника дошло через двадцать секунд.
– Слушай, так я могу?! Если тебе не надо, а все равно оплачено! Возьму девочек, водки, всего-чего, – он заискивающе посмотрел на меня. – Давай заедем, скажешь администратору, что я за тебя, а?
– Две минуты. Мне некогда.
– Конечно, конечно! – Он явно воспрянул духом. – Слушай, а может, и ты с нами?! Такой сейшен организуем – мама родная!
– У меня в этом городе уже был сейшен. Век не забуду…
Как и обещал, я предупредил администратора гостиницы, что Колесник вместо меня будет пьянствовать «в номерах» в течение ближайших суток, а сам, сделав только небольшой перерыв на посещение междугородного телефонного узла, развернул машину строго на север и помчал к границе с Белоруссией. Впрочем, Рамоны все равно не было дома. Придется нагрянуть сюрпризом. Мое будто сошедшее с полотна обдолбанного художника лицо произведет на нее неизгладимое впечатление.
За прошедшие с момента переворота чуть более семи месяцев жизнь успела наломать дров. По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно перегарные пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого прибалтийского сыра. Но с автотуристом из Западной Украины их ждал конкретный облом. Не повезло, бывает.
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей всего очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что все прошедшее время мне не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными, магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку, жалобно скрипнувшую на легком морозце, и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сиянием появившейся на чистом небе луны, тихо хрустнул под тяжестью моих кожаных подошв. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил свою одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка. Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного. Шаги остановились у двери.
– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона. Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнес тщательно заучиваемую на протяжении последних двух часов фразу.
– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнес на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла искорка, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!
Через пять секунд две горячие, нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и побитым.
– Я тебя люблю, – шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка! Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а холодный северный менталитет берет свое. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!
Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.